Люди и монстры

— И что тут такого? — обиженно насупилась девочка.

— Не надо, — упрямо шепнул незнакомец.

— Ну тогда просто покажи мне тот ход, по которому ты появляешься, и я сама погляжу, лучше там, или как, — хитро прищурилась она.

— Ты не сможешь им воспользоваться.

— Это почему?!

— Потому что для тебя его нет.

— Слушай, Тень! Я тоже люблю загадки, но сейчас им не место! — возмущенно нахмурилась Белка.

— Загадкам есть место всегда, — флегматично заметил ее посетитель и тут же добавил с неожиданной безысходностью в голосе: — Если ты будешь спрашивать о пути… я уйду.

Девочка торопливо вскричала:

— Нет, пожалуйста! Не уходи! Я не буду к тебе приближаться! Я не буду тебя больше спрашивать про тайный проход! Пока не буду… — честно добавила она, подумав с пару секунд, но и этого обещания оказалось для Тени достаточно. Шепот его звучал теперь ровно, хоть и всё еще издали:

— Хорошо, я побуду с тобой. Но недолго. Мне правда нужно идти.

— С…спасибо, — Эмирабель ощутила, как горло перехватило от непрошеных слез.

— Пожалуйста, — чуть удивленно шепнул неизвестный и замолчал.

Решив, что молчать она может и в одиночестве, Белка спросила:

— Ты живешь в замке?

— Да.

— А кто ты?

— Тень.

Досадуя на собеседника, похоже, снова собравшегося поиграть в загадки, она прикусила на языке рвущийся ехидный ответ и терпеливо продолжила:

— Я имела в виду, кем ты служишь.

— Тени не служат, — мягко поправил ее визитер.

— А что они делают? — еле сдерживаясь, чтобы не вспылить, спросила она.

— Ходят. Когда их не видят.

Сердито выпустив воздух между зубов, девочка предприняла другой подход:

— Ты знаешь, наверное, всех обитателей замка?

— Наверное, — уклончивым эхом откликнулся незнакомец.

— А самого графа ты знаешь? И сына его?

Ответ удивил ее неожиданной страстностью и убежденностью.

— Его сиятельство справедливый, хоть и суровый. Но так и должно быть, потому что он отец этой земли и своего народа. Отец должен быть суровым и справедливым — для пользы детей. Он делает только то, что должен делать правитель. Без него графство погибнет в разрухе и хаосе. Его сиятельство должен жить как можно дольше, чтобы нести королевский закон своим людям. А в виконте Рамае очень много зла. Он ни на что не годится.

— Много зла?..

Белка вспомнила светловолосого парня с безумными синими глазами, испуг на его лице при взгляде на отца, нервные пальцы, сутулость, своё отвращение при виде него… Она могла сказать немало дурного про юного са Флуэра, но что в нем много зла? Причем очень?..

— Да! — пылко подтвердил неизвестный. — Это известно всем!

— Ты не любишь его, — подытожила девочка, не ожидая объяснений, и уж тем более признаний. Но она их получила.

— Я его ненавижу, — Тень ответил тихо, но так, что мурашки поползли по коже. — И его сиятельство.

— Но отчего тогда ты не хочешь помочь мне?! — Белка вскочила, рванулась на голос — и остановилась. Шестое чувство подсказало ей, что в камере, кроме нее, никого больше не было.

* * *

Съев угощение, Эмирабель скорее по привычке заставила себя подняться и обойти темницу, неохотно ощупывая осточертевшие камни и швы между ними. Закончив первый круг, она остановилась у шкуры, обняла себя руками за плечи и вяло поежилась. Холодно. Лечь бы…

Желания открывать недоступные секреты подземелья у нее больше не было, как не было идей о том, кем мог быть ее пугливый благодетель: апатия, накатившая после пробуждения, становилась всё сильнее. Не хотелось ходить, действовать, мыслить… Завернуться в шкуру, закрыть глаза и лежать в ожидании сна или смерти неожиданно стало пределом ее мечтаний. И хотя она знала совершенно непостижимым образом, что именно ей приснится — снова и снова — даже это казалось ей меньшим злом, чем напрасные блуждания по камере.

Она легла, свернулась клубочком под шкурой, и почти сразу же провалилась в тяжелый сон — тот же самый. Только на этот раз она разглядела, откуда появлялась черно-алая мгла.

Из ее груди.

Она выползала, точно осьминог из норы, увеличиваясь с каждой секундой, распуская повсюду щупальца, которые погружались в камни замка и пропадали, оставляя после себя, как рубцы, чернильно-красные трещины. Девочка шагнула, чтобы рассмотреть раненые камни поближе — и вдруг очутилась на дороге среди холмов под серым безжизненным небом. Настороженная, она зашарила взглядом в поисках мглы, и не нашла. Но не успела она обрадоваться, как воздух перед ее глазами начал темнеть и расползаться, будто ветхая ткань. Над землей стали появляться дыры размерами от монеты до ворот. Некоторые зияли тьмой, другие светились, третьи отблескивали всеми возможными цветами… В глубине же иных что-то шевелилось. Завороженная, она заглянула в одну из них — и едва успела отпрянуть: задев ее лоб кривыми когтями, вырвалась тонкая, как палка, нога. Белка вздрогнула, схватилась за ссадину, оглянулась в поисках то ли помощи, то ли оружия — и не увидела, как рядом с ней вывалилось на землю нечто среднее между слизнем и сороконожкой — только покрытое черным шипастым панцирем и размером с телегу. А за нею — еще одна тварь… и еще… Девочка завизжала, отпрыгнула, стала падать… и оказалась под защитой куртины.

Облегченный выдох: я в безопасности! — прервала мелкая дрожь. Содрогалась земля, содрогались стены, содрогались башни и галереи, точно живое существо билось в предсмертных конвульсиях — а потом посыпались камни. Сначала мелкие камушки как песок соскальзывали по кладке и падали на двор. Потом пришел черед крупных. Они вылетали из стен, будто выбитые щелчками великана, и с гулким грохотом катились, давя всё на своем пути. Люди вокруг нее метались с воплями по двору, сталкиваясь, падая, наступая друг на друга в попытке первыми добраться до выхода… Но выхода не было. Ворота пропали. А потом из-под земли хлынуло что-то алое, и всех накрыла чернильная мгла.

Разбуженная собственным криком, Эмирабель вскочила. Кашляя и задыхаясь, с хрипом хватая воздух ртом, она рванула на груди шнуровку платья — и свет фонаря резанул по едва приоткрывшимся глазам.

— Его сиятельство велели передать.

Над ней стоял усатый гвардеец с четвертью каравая.

— Ты… вы… — не понимая, что хочет сказать, и явь это или всё еще сон, Белка прижала шкуру к груди и вскинула на волка мутный испуганный взгляд.

— Они попозже придут, — хмуро проговорил усатый. — Чудовища сегодня с утра так и прут… Отродья Долдыковы… Сколько помню эти дрянные места, никогда такого не было. Даже в четверть. Словно Долдык свои ворота закрыть позабыл. Его сиятельство снова выехали с отрядом эту погань бить.

— Да. Чудовища, — Белка кивнула, чувствуя, что сердце колотится так, что гулко в ушах, и только сейчас углядела за спиной волка насупленного стражника в обнимку с засовом.

Так вот откуда грохот! Засов! Проклятый сон… Так ведь можно и не проснуться!

Гвардеец уже хотел уходить, но поднял фонарь и нахмурился:

— Ты поранила лоб.

— Что?.. — девочка подняла руку и ощутила под пальцами липкую дорожку крови. Там, где во сне ее царапнула тварь.

— Осторожнее надо быть в темноте, — не обращая внимания — или не замечая — изменившегося выражения ее лица, посоветовал он и пошел, унося с собою свет и тепло. Фонарь в его руке закачался, бросая рваные отсветы, взгляд девочки с тоской и отчаянием устремился вослед… и замер, прикованный к единственной точке, быстро исчезнувшей во мраке.

Была ли это игра теней или отголоски страшного сна, но на мгновение ей показалось, будто все камни пола и стен, попавшие в круг света, оплетены мелкой сеткой чернильно-алых трещин.

* * *

Картина эта, впечатавшись в память, окрашивала всё, не давала Белке покоя бесконечные часы бодрствования — если так можно было назвать ее состояние полузабытья, в котором она металась из галлюцинаций в реальность, не засыпая.

Черно-алое…

То дрожа, то задыхаясь от жары, она заворачивалась в шкуру или распахивала ее, не находя себе места, ворочалась с боку на бок, пыталась встать — но забывала о своем намерении раньше, чем успевала сесть. Она плакала, умоляла Лунгу, Найза и Фалько вернуться, но, не получив ответа, вспоминала, что старик мертв, а друзья далеко, и проваливалась еще глубже в пропасть одиночества и отчаяния. Она ощущала себя то чем-то исполинским, то крошечным, то живым, то умирающим, видела вокруг то чернильную тьму, то алые в ней отблески, то пасмурный день, холмы, охотников, чудовищ и кровь — алую и черную, алую и черную, черную и алую…