Люди и нелюди

Все это Буш даже не подумал — почувствовал в тот миг, когда ноги его сами заработали, и он помчался прочь, куда глаза глядят.

Бегал Буш неплохо — охотнику нужны крепкие ноги и сильное сердце, потому как дичь не всегда стоит и ждет, пока ты дотянешься до нее и хорошенько ударишь палкой. Стремительные бегунцы и прыгуны порой весьма проворны, даже если нападешь из засады, приходится часто подолгу преследовать жертву. Даже со шрамом на бедре — нога долго болела, уже после того, как все зажило — Буш оставался достаточно сильным бегуном. Он мог спастись, удрать не только от страшных плюющихся огнем двуногов, но и от степного пожара. В сухой сезон равнины иногда выгорали, так что приходилось забиваться в воду и пережидать опасность, и все стадо Буша знало, что спасение от пала сухой травы только в отчаянном бегстве.

И теперь все бежали. Бежали, каждый спасаясь сам, не оглядываясь на других, но краем глаза следя, чтобы не оторваться от основной группы. Дети кричали матерям, самки — своим самцам, и эта отчаянная перекличка неслась над обезумевшим стадом, порой перекрываемая странным сухим треском, как будто лопались огромные стручки, выстреливая созревшие семена. Но что-то никому даже под страхом голодной смерти не хотелось попробовать этих семян.

Отчаянный крик раздался позади. Крик, полный боли и муки, и Буш споткнулся от неожиданности и страха. Страха не за себя. Неведомая сила развернула его, взрывшего пятками сухую землю.

Уалла.

Поддерживая двумя руками огромный живот, она сильно отстала от прочих. Медленнее ее бежали только двое стариков — непрерывно кашляющая старуха Бу и единственный оставшийся в стаде старик, который, к тому же, сильно хромал и всякий раз взмахивал руками на каждый шаг. Буш оцепенел от ужаса, увидев, что бок у старика почернел и дымится. Сделав несколько последних шагов, старик упал и, дернувшись несколько раз, замер. Старуха резко вильнула в сторону, каким-то чудом увернувшись от блеснувшей ей вслед молнии. Там, где только что была ее ступня, вспыхнула трава, мгновенно превращаясь в дым и скрывая беглянку от преследователей. Но Уалла…

С каждый шагом она отставала все больше. Не было сомнений, что вот-вот она упадет и больше не встанет. На глазах Буша один из двуногов остановился, поднимая свою странную палку…

Охотники не всегда били зверя палками, чтоб убить или ранить. Иногда они палки кидали, и Буш не медлил ни мига. Он только успел сообразить, что на таком расстоянии не добросит свое оружие — слишком далеко, да и в полете палка может отклониться и ударит не так сильно. Вот если бы поближе…

Рука нашла решение быстрее разума. Он дотянуться не может, значит, это должна сделать палка. Значит, надо протянуть палку вперед. И Буш потянулся палкой так, как если бы пытался достать далеко висящий плод — перехватил ближе к концу и метнул ее, словно тыкал во врага.

И попал.

Палка врезалась в ту, которую держал двуног, и от неожиданности та выплюнула свой огонь не в Уаллу, а в сторону, превратив в костер ближайший куст.

— Ар-га! — завопил Буш. — Уалла! Уалла! Га!

И рванулся к ней, пытаясь отрезать подругу от преследователей.

Заметив Буша, она заверещала плаксивым голосом и поспешила к нему, но охотник свернул в сторону, чтобы не столкнуться с бегущей самкой и закрыл ее собой. Закричал, раскинув руки, помчался прямо на двуногов, готовый умереть, но задержать их, не дать догнать Уаллу, уносящую сейчас в своем чреве нерожденное дитя.

— Га-а-аар!

У него больше не было в руках палки, но были зубы и руки. И, сделав прыжок, он ринулся на ближайшего двунога, подминая его под себя.

Что-то обожгло бок, как будто его укусили. Но Буш не думал ни о чем. Он просто тянулся к горлу врага зубами. И не сразу выпустил свою жертву после того, как новая боль взорвалась в голове, и все кончилось.

Глава 18

Георг за ногу сдернул с водителя навалившуюся на него тушу, с усилием отвалил в сторонку и уже собирался добить, приставив дуло автомата к оскаленной морде, когда раздавшийся рядом отчаянный женский крик заставил его дрогнуть:

— Нет!

Обернулся.

Ната Чех бежала, сломя голову, размахивая руками:

— Нет! Нет!

— Пошла, — огрызнулся Георг. — Ч-черт…

— Не стреляйте!

Водитель, кашляя и потирая шею, уже поднимался на ноги. Его спас бронежилет, в верхний край которого вцепился напавший хищник. Он все еще сжимал лазерник, прикладом которого вырубил нападавшего, поскольку прицеливаться было некогда.

— Командир…

— Не трогайте его!

Задыхаясь на бегу, срывая голос, Ната подлетела, споткнулась, чтобы не упасть, вцепилась в локоть водителя.

— Не надо…

— Почему?

— Он… вы сами не видите, кто это?

— Кто? — Георг посмотрел на тело у своих ног. Оскаленная морда, закатившиеся глаза, стиснутые кулаки. — Зверь…

— Обезьяна, — выдавил водитель. — Человекообразная обезьяна.

— Да? — Ната с трудом переводила дыхание. Горло саднило, слюна наполняла рот, мешая говорить. Она сплюнула, брезгливо вытерла повисшую на губе дорожку. — А на этой планете разве существуют человекообразные обезьяны? Если уж на то пошло, здесь вообще есть высшие млекопитающие, не говоря уже о приматах?

— Я не знаю, — водитель попятился от женщины. — Я не биолог.

— Их нет, — выдала Ната. — По крайней мере, мы не нашли…

— Нашли, — кивнул Георг. — Вот их.

— Может быть, — Ната выпрямилась наконец, бросила взгляд вдаль. Убегавшее стадо пропало за кустами. — Но это не повод их убивать.

— Почему? Вы видели, что они сделали? Имирес Понго…

Ната оцепенела. Она ведь пробегала мимо геолога, и та не подавала признаков жизни.

— А до этого были и другие жертвы.

— Карликане, — напомнила Ната, намекая на ксенофобию командира охранного отряда.

— Да, карликане. А до них — может быть, и другие.

— Колонисты с «Мола Северного»?

Их взгляды встретились, и Ната похолодела. А ведь это могло быть правдой. Разгромленный лагерь. Скелет землянина без обеих ног. Тот, второй скелет, который они выкопали… Всего этого более, чем достаточно, чтобы оправдать убийство хищника. И чего ее потянуло защищать его?

Тихий стон заставил ее вздрогнуть. Оглушенный хищник приходил в себя. Тело его слегка дрогнуло, шевельнулись губы, наползая на оскаленные десны, дрогнули глазные яблоки. Медленно, очень медленно он повернул голову и тихо застонал. И было в этом стоне что-то такое, отчего Ната решительно положила руку на ствол автомата в руках Георга:

— Оставьте его…

— Отпустить? Ты сошла с ума! Он зверь!

— Вот и не ведите себя также! Будьте человеком, в конце концов!

Георг расхохотался. И это говорят ему! Ему, Кушнишскому палачу, который лично расстреливал пленных аборигенов! Правда, положа руку на сердце, у тех мартышек с людьми было меньше сходства, чем у этого парня с ним. Что оглушенный в себя хищник был самцом, было заметно невооруженным глазом, несмотря на то, что гениталии скрывались в светло-коричневой мягкой шерстке внизу живота.