Люди не ангелы

– А ты почему прохлаждаешься?
– Тодоска глянула на мужа со злым лукавством и, взяв в углу веник, стала спокойно сметать в кучу позвякивающие осколки посуды.
– Жнива, люди чуть свет в поле или на току, а председатель колхоза сидит в хате и с жинкой воюет. Гнать тебя надо с председателей! Зажирел!

– Не болтай, говорю, глупостей!..
– Павел Платонович строго погрозил жене пальцем и спросил: - Андрей пошел к комбайну?

Тодоска опять вспыхнула и приняла воинственный вид:

– У тебя хоть трошки есть памяти или всю "калиновкой" вышибло? Ты же отец! Видишь, что сын казнится, что сохнет сдуру по этой Настиной цаце. Сегодня же выпроводи его из села. Пусть едет на целину!

– В милицию, на отсидку, он поедет, а не на целину, - зловеще усмехнулся Павел Платонович.
– Ишь, нашкодил, а теперь удирать?!

– Где нашкодил?
– всполошилась Тодоска.
– Ой боже, что случилось? Чего ж ты молчишь?

Видя, что Тодоска взялась за кувшин, стоявший на буфете, Павел Платонович постарался ответить успокоительно:

– Окно расчерепашил ночью в Настиной хате.

– А-а, - Тодоска облегченно засмеялась.
– Это меня в милицию можешь отправлять. Я окно размолотила.

– Ты?!

– Я! И очень жалею, что не все побила и хату заодно не подпалила. Но следующий раз сделаю. Пойди только туда.

– Так это ты была под окнами у Насти?!
– Павел Платонович смотрел на жену не то с недоверием, не то со страхом.
– Куриная твоя голова. Ну, зашла бы в хату да разговор наш послушала.

– Значит, у меня куриная голова?
– чуть побледнев, спокойно переспросила Тодоска, и ее глаза недобро заметались по комнате.

В это время заскрипела дверь, и на пороге хаты встал Андрей.

– Что у вас тут за тарарам?
– спросил он, не видя, как мать проворно задвигает под печь совок с осколками посуды.
– На все село слышно.

Сердце Павла Платоновича заныло, когда разглядел он потемневшее, осунувшееся лицо сына и какие-то помудревшие глаза. Вздохнул украдкой и спокойно ответил:

– Да вот решаем с мамой насчет целины. Ехать тебе туда или нет.

– Я уже сам решил. Еду.

– Разумный хлопец, - подала голос Тодоска.
– Нехай едет да света увидит.

Андрей бросил на вешалку фуражку, начал снимать пиджак и как бы между прочим сказал отцу:

– Там тебя представитель обкома ищет... Батька техника-строителя.

– Где он?
– насторожился Павел Платонович.

– Был в конторе. Потом пошел к Насте.

– Зачем к Насте?

– Ну... к сыну пошел, - Андрей ответил через силу.

– К Юре? Да он же у Лунатиков ночевал.

– У Лунатиков?
– переспросил Андрей, кинув озадаченный взгляд на отца.

27

Кузьма Лунатик вышел в село, когда солнце выглянуло из-за леса и обдало Кохановку еще не горячими, но щедро-яркими лучами. Старик неторопливо брел через выгон. Облитая росным серебром чахлая мурава на выгоне была исполосована зеленой чернотой следов - здесь прошел недавно на пастбище скот. За выгоном высилось среди безмолвно толпившихся акаций белостенное здание, где помещались клуб, библиотека и контора правления колхоза. Туда и направлялся старый Кузьма, надеясь увидеть в конторе Павла Ярчука и спросить у него, где находится сейчас Андрей - дома, в поле или где-нибудь на колхозном дворе.

Главное для Кузьмы было - договориться с Андреем. А Маринку в любой час можно застать на строительной площадке и дать ей знак, что Андрей ждет ее по экстренному делу в хатине учителя Прошу. Затем Кузьма мигом доставит туда кастрюлю с варениками и банку с медом.

Если сказать по правде, Лунатик старался сейчас не столько из-за обещанной Настей "калиновки", сколько из-за того, что надоело ему томиться от безделья и чувствовать себя забытым, никому не нужным. Да и хорошо знал он, что Кохановка любит всякие веселые события и одаряет их героев благосклонностью и вниманием. А этот грех - страстишка хоть к какой-нибудь славе - за стариком водился с молодости.

С председателем колхоза Кузьма встретился неожиданно. Павел Платонович появился на тропе, петлявшей по огородам от старых левад к выгону; он всегда так ходил из дому в контору правления. По его быстрой энергичной походке и по тому, что капелюх надвинут на самые глаза, Кузьма понял, что председатель чем-то рассержен и в такую минуту к нему лучше не подступаться. Он так и сделал: приняв крайне озабоченный вид, круто повернул к тускло синевшей внизу Бужанке и быстро зашагал навстречу упруго дохнувшему влажному ветерку. Но тут же услышал требовательный голос Павла Ярчука:

– Кузьма Иванович, минуточку!

Лунатик с притворным удивлением покрутил головой по сторонам, будто не зная, кто и откуда позвал его, затем, посмотрев на председателя, с подчеркнутой радостью откликнулся:

– А, Павло Платонович! Здоров був, голова! Как спалось, отдыхалось?

– Спасибо, - хмуро ответил Павел.
– Инструктора обкома видели?

– Какого инструктора?!

– Настя Черных к вам его направила.

– Ко мне?!
– Кузьма испуганно перекрестился, ибо всегда чувствовал за собой какую-нибудь вину: то баловался самогоноварением, то прихватил с колхозного тока сумку зерна.

– Ну, не лично к вам. В вашу хату. У вас же ночевал техник-строитель?

– У нас, у нас.

– Вот он к нему и пошел.

– Там хата открыта. А строитель еще тово... спит, - поспешил Кузьма успокоить и себя и Павла Платоновича.
– Но если надо, я уже скачу до дому!
– он перебрал обутыми в разбитые парусиновые туфли ногами, тщетно стараясь изобразить застоявшегося рысака.

– Не надо, - остановил его взмахом руки Павел.
– Разыщите лучше Тараса и скажите ему, что приехал представитель обкома. Пусть идет к нему и действует по обстановке.

– Все ясно как белый день!
– Кузьма снова нетерпеливо затоптался на месте.
– А насчет горилки и закуски Тарасу намекнуть?

– Боже вас упаси!
– Павел измерил Лунатика строгим, предупреждающим взглядом и зашагал через выгон к белостенному зданию.

Когда Павел Ярчук поднялся уже на крыльцо правления колхоза, Кузьма Лунатик вдруг вспомнил, что не спросил об Андрее. Но окликать председателя не осмелился и, досадливо почесав в затылке, стал прикидывать в уме, где сейчас может быть Тарас Пересунько - секретарь партийной организации кохановского колхоза.

28

Тарас Пересунько - младший сын Югины, родной сестры Павла Ярчука. Теперь он был хозяином в старом ярчуковском доме, откуда Павел и Тодоска переселились в новый дом, построенный после войны в опустошенной леваде. Тарасу уже под тридцать. Отслужив в армии, он вернулся в Кохановку и женился на молоденькой учительнице начальной школы Докие (или Докие Аврамовне, как звали ее школяры), невысокой, стройной девушке, не очень красивой, но с живыми ясными глазами, добрым, доверчивым взглядом и мелодичным, несильным голосом.