Люди не ангелы

Случилось это в первую же весну после того, как чьи-то горячие головы посоветовали колхозникам продать свои коровы в колхоз, с тем чтобы потом брать молоко на общественной молочарне. Не обошло это "поветрие" и Кохановку. Скрепя сердце многие кохановчане отвели своих буренок на колхозную ферму. Кузьма Лунатик тоже спровадил свою коровенку Комету. А весной, как раз тогда, когда Павел Платонович укатил в Киев изучать выставку, Комета испустила дух - то ли от бескормицы, то ли от старости, сказать трудно, ибо Василь Васюта распорядился не подпускать ветеринара к подохшей корове, а немедля вызвать Кузьму Лунатика.

По дороге на ферму Кузьма узнал от людей, что Комета подохла, и насторожился. Увидел ее издали, лежавшей за изгородью. А вокруг Кометы прохаживался на кривых ногах Василь Васюта, одетый в юфтовые сапоги, галифе и потертую шоферскую кожанку.

– Ваша?
– строгим тоном спросил Васюта, испепеляя старика негодующим взглядом и указывая пальцем на Комету.

– Кто?
– будто ничего не видя, переспросил Кузьма.

– Корова!

– Корова?

– Да!

– Какая корова?

– Вот эта! Зеньки протрите!

– А-а, эта... Эта в прошлом годе была моя, а как продал вам, так стала ваша.
– Кузьма невинными глазами смотрел в крывшееся красными пятнами лицо Василя Васюты.

– Ты порченую нам продал!
– перейдя на крик и обращаясь к старику уже на "ты", Василь угрожающе помахал кулаком над головой.

– У меня была исправной, - с невозмутимостью отвечал Лунатик.

– Не валяй дурочку! Возвращай в колхоз гроши!

– Нет грошей. Истратил.

– Это меня не касается! Продавай что-нибудь и вноси в кассу. Иначе!..

За этим "иначе" старому Кузьме почудились бог весть какие беды, и он взмолился:

– Побойся Христа, Василь Еремович!

Василь Васюта Христа не испугался, но смилостивился:

– Страховка у тебя была на корову?

– Была.

– Иди в канцелярию, оформи документ на страховку, потом поезжай в район, получи страховые гроши, доклади к ним из своего кармана и внеси в кассу!

На второй день Кузьма Лунатик, не поймав попутной машины, пешком направился проселочными дорогами в Будомир Погода стояла солнечная, мягкий ветерок гнал по небу ослепительно белые с задымленными краями облака. С вышины падал неумолчный звон жаворонков. Вдали черными жуками ползали по полям тракторы. Кузьме шлось легко и даже весело. Он уже смирился с тем, что придется ни за что ни про что раскошелиться, и с любопытством посматривал на свежую черноту засеянной земли, вдыхал ее пряную влагу и ощущал, что в нем радостно пошевеливается давно уснувшая душа хлебороба.

На стыке дорог, ведущих из Яровенек и из Лопушан, Кузьму Лунатика догнала голубая "Волга" и резко затормозила рядом с ним. Из машины выглянул шофер - уже не молодой, но и не старый дядька с приветливым, тронутым морщинами лицом. Измерив старца любопытно-изучающим взглядом, он спросил:

– Папаша, скажите, будь ласка, на Будомир как проехать?

– Прямехонько до леса, а потом вправо на шоссейку, а она, кроме как в Будомир, никуда не приведет, - охотно и бодро ответил Кузьма.

– Спасибо. А вы куда путь держите?
– поинтересовался шофер.

– Я тоже в Будомир.

– Так садитесь, подвезу!

– Мне? В легковую?
– изумился Лунатик.
– Я ж в легковой не умею ехать!
– И проворно уселся рядом с шофером. Захлопнул дверцу, поерзал на сиденье и, когда машина тронулась с места, сказал с радостной благодарностью: - Вот спасибо тебе, хлопче! Есть же добрые люди и промеж шоферов.

Не подозревал старый Кузьма, что шофер этот не кто иной, как секретарь обкома партии Федор Пантелеевич Квита.

– Живете в Будомире?
– поинтересовался Квита.

– Нет, из Кохановки я. А в Будомир иду страховку получать.

– Беда стряслась?

– Ага. Корова в колхозе подохла.

– В колхозе? А при чем тут страховка?

– Моя корова подохла. Комета!

– В колхозе ваша корова?
– Квита поглядывал на своего случайного собеседника с сомнением.
– Не понимаю.

– Я и сам, хлопче, не понимаю. Как была жива коровка, так была не моя, колхозная. А как сдохла, так сразу же стала моя.
– И Кузьма обстоятельно рассказал, как все было.

– А ваш Васюта не прав, - посмеиваясь, сказал Квита и, скосив на деда серый глаз, посоветовал: - Пожалуйтесь на него.

– Нет, человече добрый, - мотнул своей иконописной головой Кузьма. Мы жаловаться не привыкли: с начальством загрызешься - наплачешься потом.

– А вы все-таки попробуйте.

– И пробувать не буду!
– категорически ответил старик, а затем ехидно спросил: - А ты на своего начальника пойдешь жаловаться?

– У меня начальник хороший.

– То тебе повезло, - Кузьма завистливо вздохнул.

– Ну, тогда знаете что?
– настаивал на своем Квита.
– Зайдите к секретарю райкома и не жалуйтесь, а посоветуйтесь. Спросите у него, правильно ли будет, если вот так случилось и с колхозника требуют деньги.

– Не пойду. Будет секретарь дохлой коровой заниматься! У него целый район на плечах. Да еще подумает, что я по знакомству к нему. Степка же Прокопов - наш, кохановский. Я его с пеленок знаю.

– Тем более удобно посоветоваться.

– Ты так думаешь?
– заколебался Кузьма.
– Треба покумекать.

За разговором не заметили, как приехали в Будомир - старинное, пыльное местечко, раскинувшееся на буграх. Квита умышленно остановил машину напротив рынка, и Кузьма, прежде чем проститься, достал из-за пазухи завязанный в узелок платочек и неторопливо стал развязывать его зубами, кося глаз на шофера, надеясь, что тот великодушно откажется от денег. А секретарю обкома было интересно узнать, сколько шоферы "лупят" с попутных пассажиров. Наконец старик протянул ему рублевку. Квита будто заколебался, а затем сказал:

– Не надо. Вам и так гроши нужны.

– Вот спасибо, человече добрый!
– Кузьма поспешно спрятал рублевку в платок и ушел.

Минут через пять Федор Пантелеевич сидел в кабинете Степана Григоренко и рассказывал, какую прелюбопытную историю услышал он сегодня. А Степан Прокопович и не подозревал, что речь идет о случае, происшедшем в его районе.

– Вот гад!
– бурно реагировал он на рассказ секретаря обкома.
– Я бы с такого руководителя колхоза голову снял!

В это время в кабинет вошла секретарша, положила на стол папку с какими-то бумагами и, бросив виноватый взгляд на секретаря обкома, спросила у Григороенко: