Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Садап уволили из школы. Они с Айной уехали, и след их затерялся. Семнадцать лет ссылки не сломили его… Теперь у сердца опять лежит партийный билет. Жену и дочь он не нашел… "А ведь я сильнее был бы с тобою, Садап. Сильней и моложе".

Подбежал Витя Орловский. Парень был одет странно: военный, выгоревший от солнцепека китель, брючишки из кенафа, зеленые сандалии, соломенная шляпа, на носу темные защитные очки. Однако он выделялся статью и ловкостью.

— Непес Сарыевич, — взволнованно сказал Орловский, — а мне можно прийти на собрание, а?

— Если партийное собрание открытое, то не только можно, но и должно, — с привычной начальнической

строгостью ответил Какалиев, мгновенно пробудившись от воспоминаний.

— Да ведь я… — Юноша опустил голову.

— И не ерунди! — прикрикнул Непес Сарыевич. — Ты строитель канала. Ты советский рабочий!

И сказал себе: "Конечно, я виноват, но корысти во мне не было и никогда не будет".

Джават Мерван на собрание не явился.

— Товарищи, просьба не курить! — умоляюще кричал Воронин, отгоняя смятой газетой клубы ядовито-рыжего табачного дыма. — Кто хочет говорить?

Никто не хотел выступать, но все, пригнувшись, прячась за спины соседей, прилежно курили.

Заключение технической комиссии прочитали и утвердили. Теперь было документально доказано, что никаких твердых — четвертой категории — грунтов на пути земснаряда "Сормово-27" не встречалось.

Непес Сарыевич чувствовал, что присутствующие пристально смотрят на него, потел, багровел, нещадно курил, но пока упрямо отмалчивался.

— Разрешите, — поднялся Баба.

Мухамед надменно усмехнулся: совершенно напрасно разводят эту говорильню…

— Факт, конечно, товарищи, неприятный, тревожный, — сказал Баба, неторопливо, осмотрительно выбирая слова. — И особенно неприятно, что произошел он в экипаже, возглавляемом старым коммунистом. Шутка ли, двадцать пять лет в партии. Товарищ Непес Какалиев не интересовался грунтами, со спокойной совестью подписывал фальшивые наряды и… и получал высокие премии.

— Не нарушайте принцип материальной заинтересованности! — крикнул кто-то из толпы предусмотрительно измененным тоненьким голоском.

— Ничего я не нарушаю, — сдвинул брови Баба, на впалых щеках заиграли алые пятна. — Получайте премию, но за честную работу.

В комнате зашумели, Воронин постучал карандашом по графину.

— Конечно, все эти пересмотры плана из-за грунтов дело сложное, путаное, — продолжал громче Баба, — но тем более коммунистам-то и надо за ним следить.

— Почему нет Джавата? — крикнули от дверей.

Главный инженер посмотрел на Розенблата, пожал плечами:

— Всех предупреждали, товарищи!

Баба понял эти слова по-своему и резко заметил:

— Багермейстер — это багермейстер, я с него ответственности не снимаю, но сейчас-то, на партийном собрании, хотя и открытом, речь идет о коммунисте Непесе Сарыевиче.

— Верну все деньги! — вдруг прокричал, потрясая кулаками над головою, Какалиев.

Розенблат поморщился:

— Ну-уу, Непес Сарыевич, при чем тут деньги, этим пусть занимается бухгалтерия.

— Прошу слова, — поднялся Егор Матвеевич, командир земснаряда "Сормово-46", и прищурил старчески бесцветные глаза. — Когда я начинал работать, то один сормовский большевик, ныне его уже нет на земле, дал мне наказ: "Егорка, главное — техника и люди". Нет, вру, сказал: "…люди и техника". Непес Сарыевич технику-то изучил досконально, а вот людей своих не знает. И в этом он виноват.

— Джават прибыл с Волго-Дона с отличными рекомендациями. Не в песках его нашел, — безрадостно пошутил Непес Сарыевич, уже раскаиваясь за недавнюю вспышку.

Союн

плохо разбирал беглую русскую речь, и сидевший рядом Баба кратко переводил ему выступления. Едва начинали обвинять Непеса Сарыевича — во всяком случае, так получалось по переводу брата, — Союн бросал на командира сочувственные взгляды, хмурился, сердито шерстил себе усы. Наконец он не выдержал.

— Товарищи начальники! — сказал он возбужденно, перекладывая из правой руки в левую пропитавшийся потом тельпек и ситцевый платок. — Я не партийный. И я безграмотный. Брат Баба, брат Мухамед грамотные, а Баба коммунист. Но вы пригласили меня на собрание, благодарю за честь… Наш кемендир — хороший кемендир. Он любит работу. Он не обманет. А если желаете, так на небесах аллах, и могу принести клятву!

Мухамед покусывал нижнюю губу, но Баба выступление брата пришлось по сердцу: привстал, с благодарностью поклонился.

А Непес Сарыевич уставился в засыпанные пеплом, затоптанные половицы, он был так растроган заступничеством Союна, что боялся прослезиться.

Но именно слова матроса Кульбердыева изменили ход собрания. Орловский рассвирепел, выскочил на середину комнаты, заслонил спиною начальников и заорал во всю силу легких:

— А кто это такой Джават Мерван? Приехал на Каракумский канал по путевке комсомола? Нет, в погоне за длинным рублем! Алчность и нажива — вот душонка Джавата. Спровоцировал ночную аварию, чтобы сграбастать пятнадцать тысяч премии за пе-ре-вы-пол-не-ние плана, — отчеканил юноша.

Внезапно Витя осекся — в дверях стоял Джават.

— Орловский! — протяжно и зычно, словно на капитанском мостике, простонал багермейстер. — Ты ответишь за клевету… А это что, что? — Он выхватил из-за пазухи пачку бумаг, как видно заранее приготовленных. — Почетные грамоты Волго-Дона!.. — Джават трижды ударил себя в широкую грудь. — А какие у тебя грамоты, Орловский? Справка из тюрьмы?..

— Негодяй! — рявкнул Непес Сарыевич.

Упорно молчавший все время Мухамед скрипнул зубами и бросился на багермейстера, присутствующие вскочили, заорали, Союн стучал чабанским посохом по полу, а Орловский, закрыв глаза ладонью, убежал из кабинета.

— В подобной обстановке я не могу вести собрание! — промямлил вконец растерявшийся Воронин.

Проведя очередной отпуск в Кисловодске, Ашир Мурадов в начале сентября отбыл в командировку. Машинистка, печатая ему удостоверение, спросила: "Да в какой город-то?" Ашир небрежно отмахнулся: "Пишите — по Каракумскому каналу".

Пятнадцатидневное путешествие он начал с города Мары. Там выходила многотиражная газета строителей. Мурадов надеялся насобирать с ее страниц, выловить из рабкоровских писем интересные факты. И не ошибся, исписал блокнот. Затем Ашир побывал в Захмете и Кизылдже-Баба. Как-то вечером в чайхане он разговорился с соседом, и тот поведал ему грустную историю заблудившегося в песках, погибшего от жажды чабана. Ашир подробно записал его рассказ.

— Основа драматургического произведения! Или киносценарий можно быстренько сварганить, — сказал корреспондент. — Вообразите, сын этого чабана сейчас строитель Каракумского канала!

— Я могу вообразить, — сказал польщенный собеседник. — Значит, пьесы в ашхабадском театре вашего сочинения? Очень приятно познакомиться.

— Ну, не все, некоторые, — скромно заметил Ашир. — Искусство социалистического реализма творит многотысячный коллектив писателей, актеров, музыкантов, художников.

Поделиться с друзьями: