Люди с платформы №5

— Разумеется.

— Ты бы хотела познакомиться с моими родителями? Мы можем в воскресенье съездить к ним на ланч.

— С огромным удовольствием! — ответила девушка. — Мне просто не терпится познакомиться с Мирой. Уверена, что сразу ее полюблю.

— Но не настолько, насколько она полюбит тебя, — сказал Санджей. — В общем, я тебя предупредил.

Он достал мобильник и набрал сообщение:

Мама, я могу в воскресенье приехать на ланч со своей подругой?

После недолгой паузы на экране появился ответ:

С ПОДРУГОЙ?!

Затем последовала лавина эмодзи, явно выбранных наугад. Он счел все это за положительный ответ.

Достав из коробки охапку книг, Санджей принялся расставлять их на нижней полке. Одна из них заставила его замереть и мысленно перенестись на несколько месяцев назад. Это была «Ребекка» Дафны Дюморье.

— На что ты смотришь? — заинтересовалась Эмми, появляясь рядом.

— На обложку «Ребекки». Мне понравился этот роман.

— Мне тоже.

— И что ты думаешь о миссис Дэнверс? — спросил Санджей.

Но как и в прошлый раз, Эмми не ответила на его вопрос. Вместо этого она наклонилась и так крепко поцеловала Санджея, что у него закружилась голова.

Комната с полупустыми коробками и грудами вещей Эмми отодвинулась на задний план. Все его чувства были сосредоточены только на них двоих: на прикосновении ее пальцев, на ее дыхании, согревающем его шею, и на соединившихся губах.

Санджей понимал: впервые увидев Эмми в вагоне, он влюбился не в нее, а в некий идеальный образ. В собственную фантазию, благодаря которой он наделил незнакомую девушку множеством достоинств, сделав ее эталоном совершенства. Но сейчас он любил настоящую Эмми со всеми ее причудами и недостатками. Со всем тем, что делало ее неповторимой.

Санджей не боялся, что у них что-то может пойти не так, и не загадывал на будущее. Он часами слушал медитации, пытаясь стать более спокойным и рассудительным, и наконец достиг желаемого результата. Не было ничего, кроме момента «здесь и сейчас» — самого совершенного момента в жизни.

Он провел рукой по волосам Эмми, намотал прядь себе на пальцы и вдохнул ее запах. Он знал, что его уже никогда не потянет в другие места.

АЙОНА

— Здравствуй, красавица Би, — произнесла Айона.

Би сидела в кресле и смотрела из окна на заходящее солнце. Услышав эти слова, она повернулась к Айоне и улыбнулась. У Айоны отлегло от сердца. Сегодня у них явно будет хороший день.

— Это опять ты, — сказала Би. — Я ведь тебя знаю?

— Да, дорогая, это я. Айона.

— Айона? Так зовут мою любимую. Она сейчас в Париже. Посмотри на снимок. Правда, она великолепна?

Би указала на рамку с фотографией, стоявшую на каминной полке. Это была уменьшенная версия снимка, что висел на стене в прихожей Ривервью-Хауса.

— И ты тоже великолепна, моя дорогая, — заверила ее Айона, включаясь в игру.

Все попытки поправить Би не дали бы никакого эффекта, а лишь вызвали бы у бедняжки замешательство и подавленность.

Айона знала: есть проблемы, которые при всем желании решить невозможно. Поэтому нужно найти способ сжиться с такими проблемами. И если Би уже не в состоянии вернуться в мир Айоны, то она сама переместится в мир любимой.

— Давай отправимся в Париж, — предложила Айона.

Она подошла к столику со старомодным проигрывателем. Нужная ей пластинка с песнями Коула Портера уже лежала на диске. Оставалось лишь опустить тонарм на дорожку, где Элла Фицджеральд исполняла «Let’s Do It».

— О, да это же наша песня! — захлопала в ладоши Би.

— Доставь мне удовольствие, потанцуй со мной, — попросила Айона.

Она протянула руку к Би. Та встала с кресла, взяла ее за руку, а другую руку положила на талию.

Прижавшись щекой к щеке Би, Айона тихо подпевала Элле Фицджеральд. Она закрыла глаза и перенеслась на сцену театра «Монпарнас». И вспомнила, как тамошние музыканты играли, сидя в оркестровой яме, а они с Би делали первые шаги путешествия длиной в жизнь.

Они танцевали на сверкающем полу. Их танец вобрал в себя все прежние танцы. Они кружились, словно волчки, запрокинув головы и раскинув руки, как когда-то кружились под дождем на залитых светом фонарей Елисейских Полях. Они громко смеялись, как когда-то, танцуя на всех торжественных встречах и церемониях награждения. Не было лишь папарацци с фотовспышками. А как потрясающе они подготовили свой свадебный танец, облачившись в одинаковые смокинги серебристого цвета, усыпанные розовыми лепестками конфетти.

— Я люблю тебя, Айона, — сказала Би.

Айона не знала, идет ли речь о ней или об Айоне из воспоминаний, но сейчас это не имело значения. И тогда, и сейчас эти слова относились лишь к ней. И всегда будут относиться.

— Не так крепко, как я люблю тебя, дорогая Би, — ответила Айона.

— Мы с тобой — стопроцентный кекс, — заявила Би.

— О да, стопроцентный кекс, — повторила Айона.

От автора

Значительную часть своей жизни я провела в автобусах, поездах и лондонском метро. Я часто встречала знакомые лица и, подобно Айоне, придумывала этим людям прозвища. Я пыталась воображать, как складывается их жизнь, какие события там происходят. С этого началась моя страсть к рассказыванию историй.

Во время наших совместных поездок я никогда не заговаривала ни с кем из этих людей, равно как и они со мной. Подобное сочли бы по меньшей мере странным. Помню, однажды я ехала в метро. Рядом сидел элегантно одетый пассажир, лицо которого вдруг начало зеленеть. Соседи искоса поглядывали на него, пока он не раскрыл дорогой кожаный портфель и не исторг туда содержимое взбунтовавшегося желудка. Потом бедняга закрыл портфель и на следующей станции вышел. Никто не произнес ни слова. Вот что значит быть лондонцем.

В «Ивнинг стандард» мне часто встречались истории о мужчинах, потерявших работу, которые тем не менее продолжали надевать деловые костюмы и месяцами ездить в центр Лондона, поскольку стыдились сказать кому-либо правду. Даже самим себе. Я всегда изумлялась, услышав подобное, и задавалась вопросом: что заставляло этих людей вести себя таким образом? Этот вопрос застрял у меня в подсознании и постепенно превратился в Пирса.

Сама я выросла в Ист-Моулси, в доме близ Темзы. Именно в таком здании я и поселила Айону. Облик жилища я описывала по своим воспоминаниям восьмидесятых годов прошлого века, а посему приношу извинения нынешним владельцам, которые, несомненно, расширили и модернизировали его. Мой отец каждый день ездил пригородным поездом на работу, совершая путешествие из Хэмптон-Корта на вокзал Ватерлоо. Став подростком, я по той же линии ездила в школу в Уимблдоне. Помню кучку на редкость отвратительных девиц из другой школы, враждовавшей с нашей. Они всегда насмехались надо мной за то, что в вагоне я читала книги. Воспоминания об этом, вместе с моей подростковой влюбленностью в документальные фильмы Дэвида Аттенборо, вдохновили меня на создание Марты.

Я вынуждена попросить прощения у тех, кто постоянно ездит из Хэмптон-Корта до Ватерлоо. Наверняка вы заметили, что я достаточно вольно обошлась с тем, что Айона назвала бы actualite^[26]. Поезда на Хэмптон-Корт обычно отправляются с третьей платформы, но «платформа № 5» как-то сама собой скатилась у меня с языка. К тому же за последнее десятилетие интерьер вагонов претерпел изменение, выразившееся в исчезновении столиков. Представляю, как ужаснулась бы Айона! Куда бы она теперь поместила свою чашку с чаем и бумаги? К счастью, у художественной литературы есть замечательная возможность корректировать реальность, что я и сделала, исправив вопиющую ошибку администрации Юго-Западной железной дороги.