Люди сороковых годов

– О нет!
– воскликнула Прыхина.
– Этого никогда не может быть: Поль тебе верен, как я не знаю что!

– Ты-то пуще лучше его знаешь, чем я!
– проговорила, заметно рассердясь на подругу, Клеопатра Петровна и даже ушла от нее.

– Странная женщина, хочет своего адоратера не показывать никому, - не спрячешь уж!
– произнесла Катишь, оставшись одна и пожимая плечами.

Этого маленького разговора совершенно было достаточно, чтобы все ревнивое внимание Клеопатры Петровны с этой минуты устремилось на маленький уездный город, и для этой цели она даже завела шпионку, старуху-сыромасленицу, которая, по ее приказаниям, почти каждую неделю шлялась из Перцова в Воздвиженское, расспрашивала стороной всех людей, что там делается, и доносила все Клеопатре Петровне, за что и получала от нее масла и денег.

Юлию в самом деле, должно быть, заинтересовал Вихров; по крайней мере, через несколько дней она вошла в кабинет к отцу, который совсем уже был старик, и села невдалеке от него, заметно приготовляясь к серьезному с ним разговору.

– Батюшка, - начала она, - кто у нас в собрании будут нынешнюю зиму кавалеры?

– Кто? Я не знаю!
– произнес старик.
– Те же, я думаю: Иван Петрович и Петр Иваныч, - прибавил он уже с улыбкою.

– Батюшка, это ужасно!.. Я лучше не буду совсем выезжать, а то тратишься и беспокоишься, но для кого и для чего!

Захаревский пожал плечами.

– Что делать, перевелась нынче вся порядочная молодежь, - произнес он не без грусти.

– Говорят, в Воздвиженское приехал молодой человек Вихров, очень умный и образованный.

– Это Михаила Поликарпыча сын, слышал это я; человек, должно быть, и с состоянием.

– Съездите к нему и пригласите его бывать в нашем собрании; хоть один порядочный молодой человек будет у нас, с кем бы можно было слово сказать.

Старик Захаревский в мыслях своих совершенно одобрил такое желание дочери.

– Мне есть повод съездить к нему. Я продавал по поручению Александры Григорьевны Воздвиженское и кой-каких бумаг не передал его покойному отцу; поеду теперь и передам самому.

– Поезжайте и отдайте, а главное - в собрание его вытащите!

– Вытащу!
– отвечал Захаревский.

Подъезжая потом к Воздвиженскому и взглянув на огромный дом, Ардальон Васильич как бы невольно проговорил: "Да, недурно бы было Юльку тут поселить!"

С трудом войдя по лестнице в переднюю и сняв свою дорогую ильковую шубу, он велел доложить о себе: "действительный статский советник Захаревский!" В последнее время он из исправников был выбран в предводители, получил генеральство и подумывал даже о звезде.

Вихров поспешил выйти гостю навстречу. Захаревский низко и с уважением поклонился ему.

– Очень рад видеть ваше превосходительство у себя!
– говорил Вихров, сконфуженный даже несколько такой почтительностью Захаревского и ведя его в гостиную.

– Извините!..
– говорил тот, беря себя за грудь.
– Одышка от лет... не могу вдруг начать говорить.

Вихров спешил его покойнее усадить.

Захаревский, наконец, отдышался и начал неторопливо:

– Во-первых... я прибыл поздравить вас... с приездом и потом... передать вам по поручению прежней владелицы документы некоторые!
– И с этими словами он вынул из кармана толстый пакет и подал его Вихрову.

Тот принял от него пакет.

– Очень вам благодарен, - произнес Вихров.

Старик между тем с любопытством стал осматривать вокруг себя новое убранство комнат, и замечаемая в них чистота явно ему понравилась.

– Не скучаете ли в деревне?
– спросил он Вихрова почти нежным голосом.

– Нет, - отвечал тот.

– Но все-таки надеюсь, - продолжал Захаревский, - что посетите и наш городок.

– О, конечно, и к первому, разумеется, к вам явлюсь с визитом.

– Очень рады будем вам, - отвечал Захаревский, опять почтительно склоняя голову, - но, главное, вы посетите наше собрание и украсьте его вашим присутствием.

– Когда же это собрание бывает?
– спросил его Вихров.

– Каждое воскресенье-с!
– сказал Захаревский.
– И посещать его, продолжал он опять вкрадчивым голосом, - почти долг каждого дворянина... один не приедет, другой, - и нет собраний, а между тем где же молодежи и девушкам повеселиться!

– А ваше семейство?
– спросил его Павел.

– Мое семейство состоит теперь из единственной дочери, которая живет со мной: сыновья у меня на службе, жена умерла...

Вихров при этом постарался придать своему лицу печальное выражение, как будто бы ему в самом деле было очень жаль, что г-жа Захаревская умерла. Гость просидел еще с час, и при прощаньи с чувством пожал руку у Вихрова и снова повторил просьбу посетить собрание.

– Непременно-с буду!
– отвечал тот, в самом деле решившись непременно быть в собрании. Об этом посещении Клеопатра Петровна весьма скоро, должно быть, узнала от своей сыромасленицы, бывшей именно в этот день в Воздвиженском, потому что на другой же день после того прислала очень тревожную записку к m-lle Прыхиной, жившей опять в городе.

"Папенька Захаревский был уж у Павла; узнайте от самой Захаревской, когда Павел приедет к ним с визитом, и будьте там в это время и наблюдайте, что они будут между собой говорить, и мне все напишите!"

По этому письму Катишь сейчас же сбегала к Захаревским, узнала там все и написала к приятельнице:

"Когда он с визитом приедет - там не знают, но он будет непременно в следующее воскресенье в наше собрание! Воображаю, как будет ему весело!.."

Получив это извещение, Клеопатра Петровна отправила уже записку к самому Вихрову.

"Бесценный друг мой, приезжай ко мне в воскресенье, иначе я умру, не видавши тебя!"

На это ей отвечал Вихров:

"Бесценный друг мой, в воскресенье я не могу приехать, потому что завален работою; приеду, когда кончу".

"Завален работою, а в собрание, однако, едет!" - подумала Клеопатра Петровна и от такого невнимания Вихрова даже заболела. Катишь Прыхина, узнав об ее болезни, немедленно прискакала утешать ее, но Клеопатра Петровна и слушать ее не хотела: она рыдала, металась по постели и все выговаривала подруге:

– Это вы все наделали, от вашей болтовни все это началось.

– Да что же началось, душа моя, что началось?
– спрашивала ее скромно Прыхина.

– Все! Не говорите со мной больше!
– вскричала Фатеева.

Катишь, делать нечего, замолчала.

Пока происходили все эти толки и опасения, герой мой предавался самым чистым и невинным занятиям. Он весь был погружен в окончательное создание своего творения, которое, наконец, можно уж было набело переписывать. Вихров хотел для этого взять какого-нибудь молоденького семинаристика от приходу, какового и поручил отыскать Кирьяну, но тот на другой же день, придя к нему, объявил, что мальчиков-семинаристов теперь нет у прихода, потому что все они в училище учатся, а вот тут дьякон-расстрига берется переписывать.