Люди зимы

«Зачем ты это сделала, Сара?» – тихо спросил он.

Именно в этот момент я поняла, чем я для него стала. Я больше не была его женой и матерью его детей, превратившись в тяжелобольную, безумную женщину, способную на самые дикие выходки.

«Это не я!» – воскликнула я и попыталась заглянуть в шкаф, но внутри никого не было. Потом, воспользовавшись тем, что Мартин выпустил мою руку, я шагнула к кровати, чтобы заглянуть под нее. Там, среди остатков располосованного рабочего комбинезона Мартина, я увидела клочок бумаги, на котором детским почерком было накарябано:

«Спроси, что он закопал в снегу!».

Осторожно, словно хрупкую бабочку, я взяла записку двумя пальцами и протянула Мартину. Он выхватил у меня бумагу, поднес к глазам и побледнел.

«Кольцо… – пробормотал он и как-то странно съежился, словно пытаясь укрыться от моего взгляда за этим крошечным обрывком бумаги. – Это было кольцо… Я все сделал, как ты мне велела…».

Но я уже знала, что он лжет. Его выдало непроизвольное дрожание какого-то мускула в уголке левого глаза. Точно так же глаз Мартина подергивался и тогда, когда он поклялся, что закопал кольцо в поле. Значит, он обманул меня и тогда, как обманывал сейчас.

Интересно, в чем еще Мартин мне солгал?

Наши дни 4 января

Кэтрин

Никто на рынке не знал, куда девалась торговка яйцами, и где ее можно найти. Кэтрин несколько раз обошла школьный манеж, но не увидела ни одной женщины, которая подходила бы под описание Лулу.

Манеж был невелик, а продавцов и покупателей собралось столько, что в толпе было не протолкнуться. Деревянные полы были застелены резиновыми матами, чтобы предохранить окрашеную поверхность от мокрых башмаков. Гомон множества голосов оглушал; люди в сырых пальто и громоздких пуховиках налетали на Кэтрин, кричали, громко обменивались приветствиями, обнимались и хохотали. Казалось, все они друг друга хорошо знают, и только она, Кэтрин, была здесь чужой. На нее, впрочем, почти не обращали внимания, и она словно тень скользила в своем темном кашемировом пальто между группами покупателей, прислушиваясь и присматриваясь.

В первый раз она прошла манеж из конца в конец, пристроившись за семейной парой с двумя сыновьями. Старший из мальчишек выглядел лет на восемь – столько могло бы сейчас быть Остину. Он долго выпрашивал у отца пончик с медом; в конце концов, тот уступил. Купив лакомство, он заставил сына разломить его пополам и поделиться с братом. Мальчишка нехотя подчинился; протянув младшему брату половинку пончика, он поспешно запихал остатки в рот, засыпая крошками яркий свитер.

В конце прохода, слева от двойных дверей, внимание Кэтрин неожиданно привлекли несколько выставленных на продажу картин. Написаны они были кричаще-яркими красками, их сюжеты по большей части тоже были пародийно-шутливыми, однако, несмотря на это, картины вызывали смутное ощущение тревоги. На одной картине была изображена парочка, отплясывающая на крыше хлева под полной луной, на поверхности которой угадывался рельеф волчьего лика. На другой – мужчина в гребном ялике и с оленьими рогами на голове тоскливо вглядывался в далекий берег. От подобных картин Кэтрин пробрала дрожь, и она, развернувшись, торопливо зашагала в обратном направлении.

У дверей в противоположном конце манежа собралась небольшая группа подростков, которые, хихикая, ели из одного пакета сахарную вату, приготовленную, судя по цвету, из подкрашенного кленового сиропа. Одетые в высокие ботинки и яркие спортивные куртки, подростки были до странности похожи друг на друга; даже выражение лиц у них было одинаковое, туповато-удивленное, и Кэтрин невольно задумалась, не совершила ли она ошибку, поселившись в столь глухой провинции. Ей даже пришлось напомнить себе, что в Уэст-Холл она приехала вовсе не затем, чтобы заниматься психоанализом местной молодежи. Ее задача состояла в том, чтобы выяснить, что привело сюда Гэри, и почему он предпочел ничего не говорить ей о своей поездке.

Слегка пожав плечами, Кэтрин двинулась в обратную сторону. Она миновала ларек с деревянными игрушками, стол с медом и медовухой (продукция местной пасеки), прилавки с корнеплодами и кабачками, контейнеры-охладители с сосисками и сардельками домашнего изготовления, витрину со сладкими кексами и печеньем, а также раскладной столик унитариев-универсалистов [10] с вращавшимся лотерейным барабаном. Увы, с кем бы из торговцев Кэтрин ни заговаривала, никто, похоже, не знал о женщине с косой никаких подробностей, кроме тех, что были ей уже известны: что она каждую субботу торгует здесь яйцами и вяжет отличные шерстяные носки. Это последнее обстоятельство навело Кэтрин на новую мысль, и она разыскала в углу пожилую фермершу, которая прямо за прилавком пряла шерсть, превращая ее в толстую коричневую нитку. Ее догадка оказалась верной.

10

Ассоциация унитариев-универсалистов – протестантская секта. Придерживается философии свободы вероисповедания, признает ценность выбора для личности и отвергает догматизм. Осуществляет ряд гуманитарных проектов, одной из первых начала венчать лиц одного пола.

– А-а, вы имеете в виду Элис!.. – воскликнула фермерша, когда Кэтрин спросила ее, не покупала ли у нее торговка яйцами шерсть для своих замечательных изделий. – Да, она часто у меня берет… Правда, сегодня я ее что-то не видела. Даже странно – обычно Элис не пропускает ни одной субботы.

– А ее фамилию вы случайно не знаете? – поинтересовалась Кэтрин, напуская на себя безразличный вид. Кто их знает, этих провинциалов, еще вообразят себе невесть что! Ладно, если они решат, что она из полиции, а то ведь, могут подумать, будто она представляет интересы яичной мафии и явилась в тихий Уэст-Холл, чтобы устранить конкурентку.

– Нет, ее фамилии я, к сожалению, не знаю, – покачала головой пряха. – Наверное, вам стоило бы расспросить Бренду Пирс. Бренда – директор рынка и, конечно, должна знать, кто и чем здесь торгует. К сожалению, она недавно уехала во Флориду – ее отцу предстоит операция на сердце, и Бренда хотела побыть с ним хотя бы недельку. Приходите в следующую субботу, мисс; она как раз вернется и расскажет вам все, что вы хотите узнать. Да Элис, наверное, и сама здесь будет – как я помню, она каждую субботу приходит сюда.

– Значит, тебя зовут Элис… – сказала Кэтрин вслух, когда, вернувшись домой, села за рабочий стол и взяла в руки крошечную куколку в ярком бирюзовом свитере с желтыми полосками, которую она накануне сделала из проволоки и папье-маше. – Быть может, я тебя пока не нашла, но имя у тебя уже есть.

Она приклеила кукле длинную седую косу, сплетенную из серых шелковых ниток для вышивания, поправила свитер и, натянув на нее крошечные синие джинсы, усадила на стульчик в шкатулке-кафе, а сама отправилась на кухню, чтобы выпить кофе и перекусить.

– Элис, Элис, Яичная Королева Элис… Где ты прячешься, Элис? Или, как твоя тезка Алиса, ты провалилась в кроличью нору?..

Кэтрин понимала, что ей, скорее всего, придется запастись терпением и дождаться следующей субботы. Тогда она снова отправится на рынок, отыщет там Элис и задаст ей все интересующие ее вопросы. Ну а если Яичной Королевы почему-либо снова не будет (мало ли, вдруг на ее подданных-кур напала какая-нибудь эпидемия?), она потолкует с директором рынка, с этой… как ее… с Брендой, и выяснит полное имя и адрес таинственной Элис. Быть может, ей повезет, и она сумеет узнать даже номер ее мобильного телефона.

На обед Кэтрин подогрела банку консервированного супа и приготовила чашку растворимого кофе. Пока она возилась, за окнами заметно стемнело. Сначала Кэтрин удивилась, поскольку время было еще не позднее, но потому увидела, что снаружи пошел сильный снег.

Пообедав, Кэтрин порылась в сумочке, достала сигарету и с наслаждением закурила. Убирая сумочку на место, она вдруг заметила на полу возле кухонной двери бумажный пакет, который принесла вчера из книжного магазина. И как она только могла забыть, что приобрела не больше, не меньше, как монументальное исследование по истории Уэст-Холла – плод многолетних трудов местного кружка историков-любителей, которые скрупулезно и с любовью подбирали пожелтевшие фотокарточки, найденные среди пыльной рухляди в антикварной лавчонке (мимо которой она тоже проходила вчера)?.. Ну-ка, посмотрим, какие потрясающие научные открытия удалось сделать местным геродотам, издавшим за свой счет столь такой толстый том.