Людовик IX Святой
Шрифт:
Первое касалось, как известно, распри между магистрами из белого духовенства и магистрами нищенствующих орденов. Если король принял меры, которых требовал Папа Александр IV, то лишь из сочувствия к монахам нищенствующих орденов и особенно потому, что речь шла о деле Церкви, в которое он вмешался только как светская длань, а также потому, что изгнание Гийома де Сент-Амур а, который не был его подданным, так как Сент-Амур был в империи главой магистров белого духовенства, должно было восстановить порядок в университете, что больше всего заботило Людовика Святого. Его действия вызвали негодование такого магистра, как Жерар д’Абвиль, одного из известнейших богословов университета в последний период его правления, и остальных учеников и сторонников Гийома де Сент-Амура, среди которых был поэт Рютбёф [1070] .
1070
Le Dit de Maitre Guillaume de Saint-Amour и La Complainte de Maitre Guillaume // Rutebeuf OEuvres completes / Ed. M. Zink. P., 1989. T. I. P. 137–157.
Второй случай, потребовавший вмешательства Людовика Святого, — основание коллежа его приближенным Робером де Сорбоном. В связи с этим он пожаловал ему множество домов в Латинском квартале, в частности по улице Куп-Гёль, и обеспечил содержание почти всех живущих там студентов. Этот жест, разумеется, подтверждает интерес Людовика к изучению богословия, как украшения Парижского университета, но в первую очередь — это акт благодеяния, дар за труды и щедрость ради друга [1071] .
1071
Glorieux P. Aux origines de la Sorbonne… P., 1965. T. II.
Его интеллектуалы — два не слишком
1072
См.: Bue Ph. L’Ambiguite du livre… P. 176 sq.
Глава третья
Слова и жесты: безупречный король
Слово короля
Королевское слово. — Людовик Святой говорит. — Слова, обращенные к узкому кругу приближенных. — Поучающее слово. — Слово, которое правит. — Слова веры. — Последние слова.
Тринадцатый век — время, когда институты, коллективы и даже индивидуумы придают все большее значение письменности, а память, основанная на устной традиции, отступает перед письменным документом [1073] . В частности, последний все больше превращается в инструмент управления. При Филиппе Августе монархия начала тщательно сохранять архивы, которые на протяжении столетия беспрестанно разрастались [1074] . Множество письменных материалов производила и новая власть, наука, воплощавшая в себе studium (университет). Студенты делали записи, университетские библиотекари и писцы по системе pecia [1075] [1076] воспроизводили курсы, размножали учебники. Стали прибегать к записям купцы [1077] . Наряду с римским и каноническим, стало писаным и обычное право [1078] .
1073
Clanchy М. Т. From Memory to Written Record… О развитии и влиянии сфер культуры, связанных с письменностью, см.: Stock В. The Implications of Literacy: Written Language and Models of Interpretation in the XIth and Xllth Centuries. Princeton, 1983.
1074
Baldwin J. W. Philippe Auguste…
1075
Destrez J. La Pecia dans les manuscrits universitaires des XIIIe et XIVe siecles. P., 1935: устаревшая работа, но она была первой.
1076
Pecia (ср. — век. лат. «кусочки») — система переписывания средневековых университетских курсов. Преподаватель передавал текст своего курса лекций сразу целой группе переписчиков — среди них были и профессиональные писцы, и университетские библиотекари, и подрабатывающие студенты, — которые делили рукопись на части, каждый переписывал свою часть, после чего эти «кусочки» склеивались и продавались студентам.
1077
Отошлю к классическим статьям:
Pirenne H. L’instruction des marchands au Moyen Age // Annales d’histoire economique et sociale. 1929. T. 1. P. 13–28;
Sapori A. La cultura del mercante medievale italiano // Rivista di storia economica. 1937. T. II. P. 89–125, репринт в: Studi di storia economica, sec. XIII–XV. Firenze. 1985. Vol. 1. P. 53–93.
1078
В XIII веке во Франции появились четыре записи обычного права: «Совет одному другу» («Le Conseil a un ami») Пьера де Фонтена (Pierre de Fontaine), бальи Вермандуа (до 1258 года); «Jostice et Plait» (между 1255 и 1260 годами); «Установления Людовика Святого» (незадолго до 1273 года) и «Кутюмы Бовези» («Coutumes de Beauvaisis») Филиппа де Бомануара (Philippe de Beaumanoir) (1283).
Ср.: Ourliac P., Gazzaniga J.-L. Histoire du droit prive… P. 99 sq.
И в то же время это век обновления слова, век новой речи [1079] . Это воспроизведение слова Божьего в проповеди, вступившей в период нового расцвета благодаря нищенствующим орденам [1080] , и распространение слова, сказанного на исповеди, предписанной IV Латеранским собором (1215), слова молитвы, слова чтения, ибо молча еще не читали [1081] . Пространство слова расширяется — от городских церквей нищенствующих орденов до парламента и возрождающегося театра. Наконец, это литературное пространство слова. XIII век виделся II. Зюмтору «триумфом слова» [1082] , и он определяет «сказанное», соотнося его со «спетым»: как «принужденный лиризм», противопоставленный «торжествующему лиризму», ведущему начало «от дискурса доказательства или обсуждения».
1079
Le Goff J., Schmitt J.-Cl. Au XIIIe siecle: Une parole nouvelle… C философской и лингвистической точки зрения: Rosier J. La Parole comme acte: Sur la grammaire et la semantique au XIIIe siecle. P., 1994.
1080
Avray D. L. d' The Preaching of the Friars…
1081
Saenger P. Silent Reading…
1082
П. Зюмтор вновь выступил первопроходцем: Zumthor P. Essai de poetique medievale. P., 1972. P. 405–428. В данной работе он объясняет, что этот новый дискурс вписывается в «мир слова, сосредоточенного зачастую беспорядочно вокруг нескольких типов клерикального происхождения и обретающего принцип организации в слове “лирический” в функции и задаче я или вы, фиктивно отождествляемых с поэтом и его публикой».
И вот в этом «общем потоке слова» [1083] появляется и королевское слово.
Из двух основных традиций, унаследованных христианским королем, занятие словом есть характерная черта, более того — непременное свойство королевской функции. В индоевропейской системе власть короля, выраженная греческим глаголом krainein, «исполнять» (от kara — «голова», «знак головы»), «восходит к жесту, которым Бог вдохнул жизнь не во что иное как в слово» [1084] . Королевская власть «претворяет слово в действие» [1085] . В Библии действенность и долг царского слова особенно отчетливо выражены Лемуилом, царем Массы, повторяющим то, что он усвоил от матери:
1083
Zumihor P. Ibid P. 419;
Le Goff J. Saint Louis et la parole royale…
1084
Benveniste E. Le Vocabulaire des institutions indo-europeenes. P., 1969. T. II. P. 42.
1085
Ibid. P. 35.
Говоря точнее, короли династии Капетингов являются наследниками идеализированных портретов римских императоров, какими их запечатлели Светоний
и Аврелий Виктор, автор (IV век) сочинения «liber de Саesaribus» («Книги о цезарях»), откуда было извлечено «Epitome de Саesaribus», обретшее широкую известность в Средневековье. В нем запечатлен Пертинакс, предстающий весьма общительным и не чурающимся своих приближенных; он частенько беседует с ними, вместе с ними проводит досуг и совершает прогулки (сommuni se affatu, convivio, incessu prebebat [1086] ). Этот фрагмент, в котором слово, равно как пиры и прогулки, служит выражением сплочения королевского окружения, дословно заимствован Эльго из Флёри при создании портрета Роберта Благочестивого (ок. 1033) [1087] , а Ритор из Сен-Дени, давая в самом конце XII века в своих «Gesta Philippi Augusti» набросок еще более стереотипного портрета Филиппа Августа, говорит о нем как о in sermone subtilis, «скором на язык» [1088] . Здесь отчетливо проступает традиция той модели, которую Людовик Святой доведет почти до совершенства.1086
Со всеми беседовал, бывал с ними и на пирах, и на прогулках (лат.). — Примеч. пер.
1087
Heigaud de Fleury. Vie de Robert le Pieux… P. 60.
1088
OEuvres de Rigord et de Guillaume le Breton, historiens de Philippe Auguste / Ed. H.-F.Dela-borde. P., 1882. T. I. P. 31.
Людовик Святой — это первый король в истории Франции, который действительно говорит. Разумеется, дело не в том, чтобы «собрать обрывки разговора древних времен, этого замирающего голоса, отзвуков которого уже не слышно, но его воспроизведение» [1089] . Тем не менее в речи Людовика Святого было особое очарование для его биографов и агиографов, и они нередко передают слова короля в прямой речи. Речения, которые ему приписывали, безусловно, соответствуют традиционному коду речи святых. Но в конце XIII века, когда представление о святости испытало влияние Франциска Ассизского, святого с ярко выраженной индивидуальностью, в процессах канонизации тоже стали апеллировать к жизни, а не к чудесам [1090] , стараясь донести реального святого [1091] , «подлинного святого». Особенно преуспел в этом мирянин Жуанвиль, диктовавший свое сочинение по-французски, на языке короля, и всячески старавшийся слиться со своим героем, с которым он был неразлучен при жизни; Жуанвиль напоминает в своем повествовании, созданном после смерти короля, что он конечно же «впитывал» слова, записанные, несомненно, вскоре после смерти Людовика, незадолго до составления «Жития» XIV века, впитывал до такой степени, что они зачастую доносят подлинную речь короля [1092] . Так Жуанвиль воспринял повеление королевы Жанны Наваррской «написать книгу святых речений и благих деяний нашего короля Людовика Святого». Итак, можно по достоинству оценить давний замысел III. В. Ланглуа собрать «речи Людовика Святого», ибо он считал, что свод текстов XIII века (и самого начала XIV века) «приближает нас… ко все более замирающему голосу Людовика Святого…, в общих чертах отражая манеру его речи» [1093] . Впрочем, реализовавшему эту задачу Д. О’Коннеллу удалось воссоздать подлинную, оригинальную версию «Поучений» Людовика Святого сыну и дочери [1094] .
1089
Cerquiglini В. La Parole medievale: Discours, syntax, texte. P., 1981. P. 247. О значении того, что в источниках предстает говорящий по-французски Людовик Святой. Глубокое исследование связей между святым ХIII века и языком, на котором он говорит, см.: BaldelliI. La «Parola» di Francesco e le nuove lingue d’Europa // Francesco, il francesca-nismo e la cultura delia nuova Europa / Ed. I. Baldelli, A.M. Romanini. Roma, 1986. P. 13–35.
1090
Приписываемые Людовику Святому чудеса, совершенные после смерти, — это традиционные, «ординарные» чудеса:
Chennaf S., Redon О. Les miracles de Saint Louis // Les Miracles, miroirs des corps / Ed.J. Gelis, O. Redon. P., 1983. P. 53–85;
Le Goff J. Saint de l’Eglise et saint du peuple: Les miracles officiels de Saint Louis entre sa mort et sa canonisation // Histoire sociale, sensibilites collectives et mentalites: Melanges R. Mandrou. P., 1985. P. 169–180.
1091
Об эволюции понятия святости в ХIII веке см.: Vauchez A. La Saintete en Occident…
О создании «принципа реальности» в конце ХIII века см.: Recht R. Le portrait et le principe de realite dans la sculpture…
1092
Об отношениях между Жуанвилем и Людовиком Святым см.: Zink М. Joinville ne pleure pas…; Idem. La Subjectivite litteraire… P. 219–239 («равновесие между агиографией и автобиографией у Жуанвиля и причины этого: умиление как движущая сила повествования»).
1093
O'Connell D. Les Propos de Saint Louis… P. 30.
1094
Idem. The Teachings of Saint Louis…
Королевское слово Людовика Святого вписывается, таким образом, в традицию, и, что примечательно, Людовик Святой доносит отдельные высказывания своего деда Филиппа Августа. Но его речи несут отпечаток XIII века, подтверждая тем самым, как прав был М. Блок, сказав, что люди больше походят на свое время, чем на своих отцов.
В этот дидактический и морализаторский век речения Людовика Святого полнятся нравственными назиданиями. В это время проповедей они поучают устами короля, окруженного проповедниками, преимущественно доминиканцами и францисканцами. В то время, когда процветает пример, анекдот, включаемый в проповеди, они поучают примером. Они благочестивы в духе времени, выражаясь в молитве, а еще больше в исповеди. Это речения борца за правосудие, ибо король сам осуществляет и облекает словами высший королевский долг — отправление правосудия — или препоручает его особенно надежным юристам. Это и речения миротворца — наряду с правосудием другим высоким королевским идеалом был мир, что проявлялось в проводимых королем третейских судах. В них — сдержанность, обычно присущая королю, любящему меру, желающему заменить идеал излишеств воителя умеренностью безупречного человека. Но в них и подавление дурного слова, брани, богохульства.
Королевское слово прежде всего обращено к небольшой группе приближенных, обычных собеседников короля, приглашенных для разговора с ним, но при этом инициатива говорить принадлежит Людовику. Этой группе, для которой беседа с королем являет одновременно центр, место и функцию, отводится важная роль, но историки чрезмерно ею пренебрегают. Такая группа хорошо просматривается в Curia, феодальном органе советников монарха. Она постоянно присутствует и в личном пространстве короля, и в его публичном пространстве. Нам это известно в основном благодаря Жуанвилю, и эта группа достаточно разнородна в его сочинении, читая которое можно выделить три элемента: они приходятся на время, когда биограф находится рядом с королем, между двумя крестовыми походами, между 1254 и 1270 годами. Это неразлучные приятели Жуанвиль и Робер де Сорбон. Это юный король Наваррский Тибо II, зять Людовика, а в последние годы жизни — сын Филипп, будущий Филипп III. Это братья нищенствующих орденов, его любимые монахи. Говоря об этой группе, Жуанвиль пишет «мы». Вот так:
Когда мы остались наедине с ним там (при дворе), он сел на пол у своего ложа, и когда присутствовавшие там проповедники и кордельеры напомнили ему о книге, которую он с удовольствием слушал, он сказал им: «Не читайте мне, ибо после обеда никакая книга не сравнится с quolibet» [1095] .
«Quolibet» — это предложение ad libitum делать что угодно. Король хотел сказать: «Говорите, что вам заблагорассудится».
Гийом де Сен-Патю назвал эту группу приближенных «почитаемыми и достойными доверия людьми, которые подолгу беседовали с ним» [1096] . Интимность (couversatio), лучше всего проявляющаяся в разговоре (conversation) в современном смысле этого слова. Никогда Жуанвиль не бывал так счастлив, чем когда сообщал о словах короля, обращенных исключительно к нему, в какой-нибудь беседе с глазу на глаз.
1095
Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 368–369.
1096
Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 123.