Люс-а-гард

— Я прекращаю поединок! — завопил что есть мочи лорд Блокхед.

— Да ладно тебе! — неожиданно громко гаркнул сэр Арчибальд. — Когда еще такое увидим? Деритесь, красавицы, деритесь!

— Ну что, признаешься? — спросила Люс. — Или раздевать тебя дальше?

С нечеловеческим воплем противница ринулась в бой. Люс, уклонившись, пропустила ее, как матадор — разъяренного быка, и сорвала ошметки подола.

Леди оказалась как бы в мини-юбке, причем спереди лишь дюйма недоставало до полного конфуза. Сзади же панорама получилась и вовсе пикантная. Разрез от резкого движения разъехался еще больше, так что выглянули округлые ягодицы.

Восторг стражи был неописуем. Мужчины, привыкшие обнимать и любить своих женщин в потемках, до самой смерти порой не зная, как выглядит собственная жена без сорочки, совсем ошалели. Женская нагота и сама по себе должна была подействовать на их воображение возбуждающе, а тут еще наложилась атмосфера поединка.

— Они расскажут всему графству, какие у тебя бедра! — предупредила Люс. — Они расскажут, что живот у тебя со складками, что зад — низкий, что грудь — дряблая!

Конечно же, все это было не так. Для тридцатилетней женщины грудь у леди Кэтрин была еще вполне высокая и упругая, с крупными темными сосками, свидетельствующими, что она сама кормила своего ребенка. И складочка на животе была вполне допустимой для женщины, не знающей, что такое тренировка. Что же касается низкого зада — то просто Люс привыкла к иным пропорциям, все ее подруги были длинноногими.

— Смотрите! — добавила Мэй. — Смотрите, как она старательно сжимает колени!

— Это потому, что она у нас кривоногая! — громко объяснила Люс. — И об этом завтра узнает все графство! Ну как, леди Кэтрин, признаешься в отравлении? А то на тебе еще очень много всяких тряпок и тряпочек!

— Распусти волосы, леди Кэтрин! — крикнул, додумавшись, лорд Блокхед. — Распусти скорее!

— Я не могу поднять руки! — отвечала ему леди.

Действительно — поднимать руки ей сейчас не стоило. Остатки платья спереди задрались бы до совершенно непотребной высоты.

Люс прекрасно понимала, что творится в душе противницы. Леди Кэтрин была воспитана в строгих правилах — они допускали и, возможно, даже одобряли убийство соперницы, но запрещали обнажать ноги при посторонних мужчинах, не говоря уж о груди. А обнаженная в присутствии двух десятков воющих мужиков задница — это было что-то совершенно запредельное.

На это гипертрофированную нравственность и сделала ставку Люс-а-Гард.

— А может, ты разденешься сама, леди? — издевательски поинтересовалась Мэй. — Ты сбережешь хотя бы остатки вышивки! Правда, на всех ярмарках будут петь баллады о том, как ты опозорилась в замке у будущего жениха! Зато ты приведешь в восторг всю стражу. А, молодцы? Попросим леди обнажиться? Ну? Сорви с плечика этот лоскуток! Смелее! Грудь вперед! Чего тебе теперь стесняться?

— Мэй, не перегни палку, — вполголоса одернула ее Люс. — Леди-то сейчас в обморок сковырнется!

— Поединок еще не окончен, — напомнил пришедший в хорошее настроение лорд Блокхед. — Божий суд не свершился.

— Если леди сознается в преступлении, то я прячу кинжал в ножны и даю ей возможность одеться, — сказала Люс. — Если нет — раздену донага, и прогоню через весь замок, и выгоню за ворота, и в таком непотребном виде пригоню в Ноттингем. Мы как раз успеем туда к утру и явимся на рыночную площадь. Кто после этого пожелает общества леди? Ее, боюсь, даже в монастырь не примут.

— Разумнее сразу признаться в убийстве, леди, — подала голос Мэй. — Лучше потерпеть за благородное преступление, чем за пляски перед толпой мужиков с голой задницей!

Разумеется, Люс не собиралась ночью, да еще по скверной дороге, гнать отравительницу за тридевять земель. Но леди Кэтрин, оказавшись в такой позорной ситуации, безумно боялась огласки. Сделав ставку на безумие, Люс не прогадала.

— Лорд Блокхед! — пытаясь завернуться в обрывки когда-то роскошного платья, от которого ехидная Люс оставила в неприкосновенности лишь парчовые манжеты, воскликнула леди Кэтрин. — Я каюсь, я извела твою жену, потому что люблю тебя и сама хочу стать хозяйкой в Блокхед-холле!

Это прозвучало даже гордо.

— Накажи меня, как сам захочешь! — продолжала леди. — Только не отдавай на посмеяние! Иначе моя кровь будет на твоей совести!

И она поднесла кинжал к груди.

— Ну вот, — вроде бы даже устало сказала Люс. — Стоило огород городить. Стоило тут курсы кройки и шитья открывать. Она созналась! И кувшинчик наверняка через несколько дней найдется. Не удивлюсь, если она бросила его в замковый колодец… А теперь, лорд Блокхед, вели завернуть леди в какой-нибудь гобелен и привести мою сестру!

— Вы обе вынудили у нее лживое признание! — вдруг опомнился лорд. — Это шантаж!

Люс подивилась тому, что в двенадцатом веке уже знали это жуткое слово.

— Это было лживое признание? — поинтересовалась она у противницы, показывая исподтишка ей кинжал.

— Нет, я сказала правду, — мрачно отвечала леди. — Только пусть меня судит сам лорд.

— Это была обычная военная хитрость, — усмехаясь, добавил старый крестоносец. — Не то мы переняли ее у сарацинов, не то они у нас.

Леди Мэри и леди Алиса перешепнулись. Люс могла поклясться, что прозвучало укоризненное «Стыд и срам!»

Лорд Блокхед, видимо, смирившись с военной хитростью, с интересом оглядел полуобнаженную отравительницу. Похоже, и низкий зад, и крепкие бедра, и белая грудь произвели на него впечатление.

— Хорошо, — решил наконец лорд. — Слушай, ты, разбойница из Шервудского леса! С твоей сестры снимается обвинение. А с леди Кэтрин я сам разберусь. Можешь отправляться туда, откуда пришла. А твоя сестра может, если захочет, погостить в замке Блокхед. Здесь ей будет не хуже, чем в лесу под кустом.

— Нет, ты уж лучше вели привести мою сестру, — строго сказала Люс, и, сама того не желая, добавила: — Добрый сэр!

Тут в трапезную вбежал юный поэт.

— Что это значит, любезный брат? — обратился он к лорду Блокхеду. — Где пленница? В башне ее нет!

— Пленница? — лорд Блокхед картинно задумался. — Ах да, пленница… Я думаю, она уже подъезжает к Ноттингему. Видите ли, прелестные девы (он галантно поклонился Люс и Мэй), после того, как сегодня днем меня столь куртуазно раздели, но уложили не в кровать, а под кровать… Да, так о чем я? Одевшись, я первым делом послал гонца в Ноттингем к шерифу, чтобы начальник городской тюрьмы был предупрежден о новой узнице. И пока мы тут развлекались удивительным поединком, девица в сопровождении охраны — а наш шериф прислал за ней крепких парней! — преспокойно ехала в Ноттингем. Так что я лично к ней претензий более не имею, и в отравлении ее уже не обвиняю. А из тюрьмы вызволяйте ее, как сами знаете. И вообще хочу предупредить — наш шериф не любит женщин, которые живут с молодцами из Шервудского леса. Так что если угодно…

В воздух одновременно вознеслись огромное кресло и увесистый табурет.

Договорить лорд не успел. Табурет, запущенный сильной рукой Мэй, опрокинул его на пол. А когда оруженосцы лорда кинулись ему на помощь, их уложило рядышком кресло, запущенное старым сэром Арчибальдом.

— По коням! — негромко скомандовала Люс. — Сэр Эдуард, ты умеешь скакать на неоседланном коне?

— Научится! — рявкнул сэр Арчибальд. — Не теряйте времени, девицы!

— Я?… — и поэт открыл от изумления рот.