Лютый гость
Шрифт:
От такой постановки вопроса Вилли смутился, но все же ответил:
– Да, это воровство, и я не стану больше этим заниматься. К тому же я чуть было не попался.
Мать прищурила глаза и сжала губы, отчего лицо ее стало еще более неприятным.
– Потому что дурак, – процедила она. – Осторожней надо быть, тогда и проблем не будет!
Помолчав немного, она добавила:
– Что ж, не ходи. Сиди дома и жри на халяву, дармоед несчастный! Но я тогда пойду в твою чертову школу и скажу этой фифе-училке, что ты – воришка и таскаешь из дома деньги, а из магазина – конфеты. Они там живо найдут на тебя управу!
– Но ведь это неправда! – из глаз ребенка
– Я?! – возмутилась Перпетуя совершенно искренне. – Боже упаси! Разве это во мне течет бандитская кровь твоего папаши? Нет, мой дорогой сынок, эта поганая кровь течет в твоих синих жилах! И это всем известно!
– Но папа не такой! – выкрикнул в порыве внезапно захлестнувшего его гнева мальчик. В эту минуту ему было гораздо больнее за оклеветанного отца, чем за себя, и он даже непроизвольно сжал кулаки, словно готов был броситься на мать. От той не укрылись его эмоции.
– Ты только посмотри на него, Барри! – крикнула она в глубину дома. – Звереныш – точная копия своего папаши! Такой же дикий и неотесанный. А тот, между прочим, даже в тюрьме не смог вести себя по-человечески и вынудил сокамерников его прикончить! Так что, Вилли, не раздражай мамочку и будь послушным, ясно?
От отчаяния и обиды у Вилли застрял в горле ком, да такой, что ни дышать, ни глотать не позволял. Он, конечно, видел, какой образ жизни ведет его мать, и знал, что уважением в городке она не пользуется, но все же не ожидал от нее такой подлости. Что ж это за жизнь у него такая? Сначала бабка-мучительница, а теперь родная мать? Неужели, кроме зеленой лужайки из его снов, нет на свете места, где он мог бы чувствовать себя хорошо и спокойно?
– Думаю, ты образумился, – услышал он довольный, почти мурлыкающий голос матери, опорожнившей второй стакан вина и затянувшейся вонючим табачным дымом. – Кстати, ты взял себе конфету в магазине?
Она неприятно рассмеялась, а у Вилли внезапно пропал весь пыл, и он снова съежился. Разумеется, ни про какие конфеты он в магазине и не вспомнил, как и про то, что у него сегодня день рождения.
– Нет, не взял, – всхлипнул он.
– Не расстраивайся так по пустякам, малыш. Завтра пойдешь опять на охоту и не забудешь про лакомства. В конце концов, что тебе терять? Как ни крути, а ты теперь малолетний преступник!
Попался Вилли уже на четвертый день – глупо, но вполне закономерно. Посылай его алчная мать «на дело» не ежедневно, а, скажем, раз в неделю, то оно, может, и продлилось бы дольше, но Перпетуя, познав вкус дармового вина, уже не могла угомониться. С самого утра ее потрепанный домишко оглашали зычные призывы хозяйки, обращенные к сыну:
– Эй, лежебока! А ну, поднимайся! Все бы тебе рожу в подушку давить! А о мамочке кто позаботится?
Шли каникулы, и школьникам, не занятым работой в крестьянских подворьях, дозволялось поспать подольше, но Вилли к их числу не относился. Ему нужно было брать сумку, пару грошей «для отмазки» и отправляться в супермаркет «заботиться о мамочке» и ее прожорливом сожителе.
Было бы в городке несколько больших магазинов, он мог бы посещать их поочередно и таким образом избежать излишнего внимания, но в середине пятидесятых годов двадцатого столетия небольшие городки западной Германии не могли похвастаться большим количеством торговых центров, время которых тогда только начиналось, зато полнились крошечными лавочками, торгующими «всем помаленьку». За прилавком в таких магазинчиках, именуемых в народе лавкой тети Эммы, часто стоял сам хозяин или его жена, все было
на виду, и ни о каком тихом воровстве не могло быть и речи. Потому-то Вилли и зачастил в единственный супермаркет Фильсхофена.Вторая и третья кражи прошли успешно. Продавщицы менялись, народу в магазине было немного, и никто не обращал внимания на невзрачного мальчонку, неизменно покупавшего самый маленький пакет картошки да пучок сельдерея. Покупок было, правда, маловато для той огромной полотняной сумки, что всегда лежала на дне его тележки, но суетливых служащих это не интересовало – не все ли равно, кто с чем ходит за покупками? Подойдя к кассе, мальчик долгим изучающим взглядом осматривал стеллаж с жевательной резинкой и леденцами, делая вид, что мучится выбором. В конце концов кассирше надоедало ждать, и она, бросив юному покупателю: «Позовешь, как закончишь!», удалялась в подсобное помещение двигать коробки или пудриться. Тогда мальчишка, быстро оглядевшись, совал в карманы две-три пачки сигарет Haus Bergmann или Marlboro и тут же кричал:
– Тетенька, можно мне заплатить?
– Надо же, не убежал с леденцом! – умилялась продавщица и вознаграждала честного мальца дешевой карамелью на палочке.
Дома мать или Барри выхватывали у Вилли из рук сумку и, милостиво разрешив ему «пойти поиграть», тут же принимались за откупоривание вожделенных бутылок с прозрачной и красной жидкостью. Крошечный домишко наполнялся свежим табачным дымом, проникающим во все щели, и Вилли распахивал окно в своей каморке, чтобы не щипало глаза. «Пойти поиграть» он, разумеется, не мог, так как не имел ни игрушек, ни друзей, и дни его проходили скучно и уныло, полные однотипных мечтаний да бесед с самим собой.
«Ну, что мы сегодня будем делать, друг мой?»
«Будем отдыхать, у нас ведь каникулы!»
«А не прогуляться ли нам к Фильсу, Вилли? Посмотрим на рыбаков…»
«Нет, Вилли, не пойдем – сапог нет, а там сегодня сыро. Опять схватим насморк».
«А может, повторим уроки к школе?»
«Чего там повторять? Одно и то же! Должно быть, учителя держат нас с тобой за слабоумных, Вилли!»
«Ну, или порисуем, пальцы потренируем?»
«Чернил нет».
«А чего ж мы не украли пузырек, когда были в магазине?»
«Дурак ты, Вилли! Разве до того нам с тобой было? Нужно о мамочке заботиться!»
Но на четвертый день все было иначе. Таскаясь с тележкой меж магазинных рядов, наш юный вор чувствовал себя особенно неуютно. Он не мог понять, в чем дело, – то ли в дурацком его настроении, то ли в пожилой женщине, что так же сосредоточенно оглядывала выставленный на полках товар, почему-то всегда оказываясь в том же самом ряду, что и он. В корзине женщины (она ходила именно с корзиной, а не с тележкой) лежали пучок редиски да пачка дрожжей, и наполнять ее престарелая дама, похоже, не собиралась.
«Наверное, из какой-то совсем маленькой лесной деревеньки, – подумалось Вилли. – У них ведь там совсем никаких развлечений нет, вот она и растягивает удовольствие, а дома будет описывать каждую мелочь…»
Он отвлекся от пожилой особы и занялся своим делом.
Рассчитавшись на кассе за краюху хлеба и кусок хозяйственного мыла, он уже толкнул было тележку к выходу, когда услышал скрипучий, как несмазанная дверь, и донельзя противный голос за спиной:
– Лизи, девочка! Да ведь это сынок той алкоголички – дочки старого Карла, которую уже трижды ловили на воровстве! Что-то давненько ее не было видно, так что ты проверь-ка, милая, получше его покупки! Да под сумку загляни! Ручаюсь, там что-то есть!