Лживая птица счастья - 2

***

Поскольку Штейн в очередной раз вычистил штаб от «жучков», сепаратистам позарез нужна была информация. Как водится, исполнители свалили вину на Мирона, мол, его продукция ни черта ни стоит, если безопасники умудряются так быстро её находить. Оправдываться было бесполезно, и он вызвался лично поставить «жучки» в штабе Объединённых кланов.

Подготовка к операции заняла полгода. От идеи проникновения через обслуживающий персонал отказались сразу, безопасность следила за обслугой особо строго. Проще всего было подменить кого-нибудь из сотрудников, уже назначенных на работу в штаб. Правда, найти нужного человека было не просто. Основополагающим требованием была близость физических параметров и, прежде всего, идентичность скелетов. Выбор пал на парня из клана Тигра, имеющего такой же рост и блондинистый окрас. Для начала Мирону сменили лицо и отпечатки пальцев, затем пошли изматывающие тренировки по отработке походки и привычек злосчастного парня и натаскивание по психологическим тестам. Уже перед самым внедрением ему заменили роговицу на роговицу глаз жертвы и закачали его кровь. За ментальную идентичность и обман биосканера отвечали встроенный чип и специальное напыление на кожу и волосы. В общем, подделка обязательного жетона, в том числе дающего право на проход в штаб ОК, было самой лёгкой задачей.

Несмотря на тщательную подготовку, Мирон волновался, но ему повезло. Сепаратисты выбрали удачное время для внедрения шпиона. После переезда в Санкт-Петербург шла масштабная смена сотрудников, поэтому проверка была не столь жёсткой, как обычно.

Собеседование прошло без сучка и задоринки и тут выяснилось, что ему снова повезло. Его определили в отдел снабжения и он, благодаря своей должности, получил возможность без каких-либо подозрений перемещаться по любым помещениям, где требовались канцелярские принадлежности. Доступа не было только в кабинеты Палевского и Штейна, зато он мог беспрепятственно заходить в приёмные их секретарей.

Проникновение в святая святых позволило ему не только напичкать «жучками» штаб Объединённых кланов, но и беспрепятственно шпионить за Ником Реази. В общем-то, его не удивило, что никто из вампиров не смеет задирать этого высокого мрачного парня, хотя тот ещё очень молод и звание у него не столь уж высокое. А ещё он подметил, что даже самые отъявленные задиры из спецназа ищут его расположения, хотя сам он не делает никаких шагов по сближению с кем-либо из них. Реази вообще держался от всех особняком, и если с кем разговаривал, то делал это с таким видом, будто оказывает великое одолжение своему собеседнику.

Когда Мирон увидел, что с точно таким же видом он разговаривает со Штейном, он впал в глубокую задумчивость и несколько дней ходил сам не свой. Наконец доводы «за» перевесили доводы «против», и он сдался. В общем-то, он уже подспудно догадывался, кто такой Реази, но не смел поверить, хотя с некоторых пор в среде вампиров гуляли упорные слухи о появлении Старейшего. Якобы он собственной персоной присутствовал на первом выпуске студентов из-под купола Гефеста и даже произнёс напутственную речь.

Проанализировав всё, что было ему известно о Нике Реази, он содрогнулся. Действительность оказалась под стать вымыслу. Реази вполне мог совершить все те ужасы, что приписывали прародителю их расы.

Старейший был страшен и Мирона удивляло, почему другие не видят его чудовищной ментальной мощи и непомерного честолюбия, сквозящего в каждой его черте. Осанка, взгляд, каждый жест — всё говорило о том, что он беспощаден и привык к беспрекословному повиновению, но окружающие будто не видели этого и молодые вампиры, приветствуя его, по-приятельски хлопали по плечу, а те, что постарше, жали ему руку и улыбались, хотя он почти никогда не отвечал улыбкой на улыбку.

Почему Старейший ничего не предпринимает, чтобы занять место Палевского, он понял, когда увидел их вместе. Фамильное сходство было налицо, к тому же Мирон впервые видел, чтобы Старейший так уважительно себя вёл. «Такое ощущение, что это отец и сын», — мелькнула у него мысль. Спустя некоторое время его догадка подтвердилась, Палевский объявил, что усыновляет Реази и тот переходит в клан Волка, по причине скоропостижной гибели всей его семьи.

Единственно, чему Мирон не находил объяснения, это своему ощущению, что Старейший чужероден этому миру. Причём ни сам Палевский, ни Мари такого ощущения у него не вызывали. Он счёл бы, что это вызвано особенностями характера прародителя вампирской расы, если бы не авиетка, однажды попавшаяся ему на глаза. Как специалист, он точно знал, что на планете Земля ни у кого нет такого летательного аппарата, как и технологий, способных его создать.

Некоторое время он полагал, что забота Старейшего о Мари — это забота кровного родственника, но затем понял, что тот питает в её отношении отнюдь не родственные чувства. «Вот скотина! Сначала отдал её на растерзание Рамоне, а теперь хочет затащить в кровать!» — возмутился он, вот только ничего не мог с этим поделать, разве что похитить девушку, но что-то ему подсказывало, что вряд ли она поблагодарит его за это.

Когда безопасность начала приглядываться к нему, Мирон не стал дожидаться ареста и снова ушёл в подполье. К разочарованию сепаратистов, спецы Штейна в течение месяца вычистили все установленные им «жучки», и они снова лишились доступа к важнейшей информации.

Полная опасностей работа пошла насмарку, но Мирону было всё равно. С сепаратистами его связывал чисто финансовый интерес, а их идеи социального переустройства нисколько его не трогали. Если уж на то пошло, ему больше импонировал Палевский с его клановым устройством вампирского общества и проводимая им политика, нацеленная на обязательное высшее образование и поощрение талантливой молодёжи, что привело к мощному толчку в развитии. В общем, по своим убеждениям Мирон был сторонником ноократии[2], и ему претили социал-демократические идеи сепаратистов, копирующие общественное устройство людей.

В связи с ожидаемой катастрофой планетарного масштаба и значимости Мари в предстоящей космической одиссее безопасность взяла её под плотную опеку, чем лишила его последней радости — ему пришлось отказаться от прогулок у дома девушки, что давало ему ощущение близости к ней, даже если он её не видел. Он опасался «хвоста», которого мог привести к своему укрытию, что грозило потерей ценного оборудования. К тому же дело осложнялось ещё тем, что он работал не один, а с помощниками. Это были талантливые учёные и инженеры, помогающие ему в создании образцов новой техники. Вояки из них были не очень хорошие и Мирон, потерявший во время последней перестрелки со спецназом половину своего золотовалютного людского состава, больше не хотел повторения.

О заговоре, направленном на Мари, он впервые услышал от Отто, который, не подозревая о том, служил ему тайным осведомителем. Мальчишку инициировали в семье одного из тех, кто избежал мести Старейшего, и он считал Мирона сородичем, не подозревая, что это он убил его вампирского отца.

Отто не блистал умом и был у сепаратистов на побегушках, зато он обладал отличной памятью и с точностью записывающего устройства пересказывал Мирону всё, что слышал, поэтому он был в курсе довольно многого, что происходило в вампирском подполье.

Задуманное сепаратистами похищение его не удивило — это был их единственный способ убраться с обречённой планеты. Несмотря на ненависть, они знали, что Палевский человек чести. Если он возьмёт их с собой и пообещает гарантию безопасности, то они её получат. Вот только король вампиров ухитрился спрятать дочь так, что, несмотря на поиски, никто не знал, где она находится.

Тем не менее сепаратистам удалось выследить Мари. По иронии судьбы, как и Мирону, она попалась их шпиону на улицах Парижа, по которым, к радости подполья, она разгуливала без присмотра вампирской безопасности. Правда, она была не одна, а с Ником Реази, но сепаратисты, не знающие кто он такой, сочли его несущественным препятствием. Опасаясь, что девушка может снова исчезнуть, похищение приурочили к посещению парочкой представления «Cirque du Soleil» в Канаде.