М 3

Ни водитель, ни сопровождавший герра майора унтер до последнего момента ничего не заподозрили, даже наоборот — обрадовались возможности размять ноги и оросить придорожные кустики порцией утренней арийской мочи. В этих самых кустиках оба и остались. Автомашину решили не бросать: и прятать негде, и пригодиться еще может. Посадили за руль одного из знакомых с автоделом партизан (до войны возил в качестве личного шофера начальника станции), еще двое бойцов забрались в салон, один на переднее сиденье, другой на заднее, да и двинулись дальше, наверстывая потерянное время.

Перед отправлением Шохин переговорил с морпехом, вкратце рассказав про захваченные документы и принятую радиограмму, заодно предположив, что в составе встречающей разведгруппы наверняка окажутся их старые знакомые. На вопрос, отчего он так считает, контрразведчик лишь плечами пожал — мол, сам бы он именно так и поступил, а командование не глупее его. Так что смело можно ожидать встречи с его бывшими бойцами, с которыми Степан ходил во вражеский тыл.

Поглядев на расплывшееся в улыбке лицо старлея, особист поморщился, ткнув пальцем в раскрытый планшет с картой:

— Только я бы пока шибко не радовался, до города отсюда больше сорока верст, и чем ближе, тем больше фрицев на дорогах. Так что до места встречи еще добраться нужно — насколько понимаю, ожидать нас они станут приблизительно вот в этом квадрате, точнее обещали сообщить при следующем сеансе связи. Если немцы готовят наступление, мы имеем все шансы наткнуться на перебрасываемые к передовой силы. Вон, даже наши трофеи взять: зачем им танки, если местность, сам знаешь, для этого особо не подходит? Бронетехнику в этих краях можно или вдоль дорог применять, или в населенных пунктах. Значит, и на самом деле собираются по нашей обороне у Станички и цементного завода ударить.

— Ну, этими уже не ударят, поскольку опоздали, — хмыкнул морпех. — Поскольку мы их броню немножечко того, во временное пользование взяли, и отдавать не собираемся.

— Эту взяли, — без особого оптимизма согласился контрразведчик, — зато другая осталась. А против обученного экипажа наши эрзац-танкисты — однозначно смертники. И минуты не продержатся.

— Поглядим, — угрюмо буркнул Алексеев. — Мы тоже не пальцем деланные. У вас все, тарщ капитан?

— Почти. Про мою планшетку помнишь?

Степан тяжело вздохнул:

— Товарищ капитан, а давайте мы эти блокноты вот прямо сейчас спалим? Вон, у вас на броне запасная канистра присобачена, плеснем бензинчику — и все.

— Я те спалю! — с трудом сдержался, чтоб не рявкнуть в голос, Шохин. — Все, кончен разговор! Дуй к танку — и продолжайте движение. Будем ехать, пока едется, а уж дальше — по-обстоятельствам… не хмурься, помню я, что ты эту формулировку терпеть не можешь, но иначе, сам понимаешь, никак. Да и план этот твой, коль уж на то пошло. Сам придумал, никто не заставлял.

— Я не хмурюсь, я сосредотачиваюсь, — пожал плечами Степан. — Поехали, так поехали…

* * *

Об отсутствии нормального шлемофона Степан пожалел после первого же выстрела из башенного орудия. То ли со слухом у немцев обстояло не так, как у нормальных людей, то ли еще что, но оглушило его, несмотря на плотно прилегающие к голове наушники, весьма даже качественно.

Откат швырнул казенник назад, полетела под ноги стреляная гильза, которую заряжающий (не позабыл-таки командирское наставление!) торопливо выбросил наружу через боковой люк, тухло завоняло сгоревшим кордитом. Не меньше старлея ошалевший от грохота Егор торопливо выдернул из укладки новый унитар, неуклюже пихнул в казенник, опасливо отдернув руку — боялся, что закрывающийся затвор отхватит пальцы. Приложившись локтем об предохранительную дугу — как на самом деле называется эта массивная изогнутая железяка, Алексеев понятия не имел, хоть и догадывался, что предназначена она, дабы заряжающего ненароком не пришибло отдачей, — болезненно скривился, беззвучно изобразив губами какое-то замысловатое ругательство.

Все эти детали Алексеев отметил боковым зрением, на несколько коротких секунд оторвавшись от обрезиненного налобника прицела, которым он пользовался второй раз в жизни. Второй, поскольку первым с определенной натяжкой можно было назвать проведенный в станице одним из танкистов десятиминутный ликбез: «на эти циферки сверху и снизу, тарщ старший лейтенант, внимания не обращайте, нет времени объяснять, пользуйтесь только горизонтальной шкалой и центральной маркой, тот треугольник, что посередке. Совмещаете с целью и стреляете, с небольшого расстояния, глядишь, и не промажете».

Ну, попал — не попал, артиллерист доморощенный, ускоренного курса обучения? Ха, а ведь попал: кузов стоящего метрах в ста пятидесяти грузовика вспух взрывом, разлетевшись измочаленными обломками бортов и какими-то вовсе уж неопределяемыми ошметками, мгновение назад бывшими грузом или пассажирами. Кабину смяло и изрешетило осколками. Сорванный ударной волной брезент снесло куда-то вбок, а следом, окончательно довершая разгром, полыхнул и развороченный осколками бензобак. И почти сразу же рванул еще один, подбитый кем-то из товарищей — этот взорвался еще эффектней, поскольку вез боеприпасы к взятой на буксир противотанковой пушке. Долбануло неслабо — какие там обломки-ошметки, одна только рама с движком и остатками ходовой и осталась.

«Ну, попал и попал, чего застыл-то?» — язвительно осведомился на удивление вовремя проснувшийся внутренний голос. — «Башню разворачивай, да новую цель ищи, пока самого не спалили! Помогать некому, вас в этой крутящейся бронекоробке всего двое, остальные внизу сидят».

Признав правоту невербального собеседника, Степан нащупал необходимый штурвал. Взвыл электромотор, и граненая башня PZ-IV плавно стронулась с места, подворачивая левее. В поле прицела вплыла новая цель, на сей раз куда серьезней, нежели взорвавшийся грузовик: стоящий кормой немецкий танк, один из трех имевшихся в наличии у противника. На первый взгляд — такой же, как у старлея, но без гарантии: разбираться в фашистских панцерах Алексеев так и не научился, тем более с задней проекции, когда даже количество опорных катков не пересчитаешь. Да и какая, нафиг, разница, главное попасть…

— Егор, бронебойный!

— Так я уж осколочный зарядил, — опешил заряжающий. — Вы ж сами приказали, до особого приказа только такие пихать? Вытащить обратно?

— Некогда, — отрезал морпех, неумело наводя прицельную марку на четко различимый черно-белый крест на кормовой броне. Поколебавшись, сместил треугольник чуть выше: грузовик-то ближе стоял. Нормально? А хрен его знает… наверное. Жаль, что снаряд не тот, но броня на корме тонкая, глядишь, и будет толк. Огонь!

Бдздынг! — свирепо рявкнула пушка, выплевывая начиненную аммотолом осколочно-фугасную гранату.

Бдзинь! — обиженно звякнула гильза, зацепившись донцем о предохранительную скобу.

— …м-мать! — прокомментировал заряжающий, с ужасом глядя на возвращающийся в переднее положение казенник. — Ух, силища, тудыть ее в …!

На сей раз Степан отвлекаться на внутрибашенные события не стал, продолжая наблюдать через прицел за результатом стрельбы. Результат не радовал: вроде бы все правильно сделал, но отчего-то промазал. Снаряд чиркнул, высекая заметные даже в дневном свете искры, по башне и кувырком ушел в рикошет, бессмысленно рванув где-то в придорожных кустах. В принципе, понятно, почему так: зря он выше брал, видимо, расстояние для танковой пушки слишком мало, нужно было в корму пулять, куда изначально и целился. Учтем.