М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество

В те патриархальные времена можно было и быть сосланным в глухой губернский город, и в то же время служить в нем, занимая ответственные места при особе самого губернатора. Так было десятилетием раньше в той же Вятке с сосланным туда Герценом, так случилось теперь и с Салтыковым. В Вятку он был сослан под «особый надзор» губернатора, и последний, через несколько дней после доставления Салтыкова жандармом, предписывал отношением за № 481 от 11 мая 1848 г. вятскому полицеймейстеру: «…предписываю вам иметь лично за титулярным советником Салтыковым непосредственный строгий надзор и доставлять мне ежемесячно об образе жизни и поведении его подробные и верные сведения» [56] . А на другой день после этого начато было в то же время официальное «дело об определении титулярного советника Салтыкова на службу» [57] ; 3 июля он и был определен канцелярским чиновником Вятского губернского правления, о чем вскоре и было распубликовано в официальной части «Вятских Губернских Ведомостей: „Определен отправленный по высочайшему повелению в г. Вятку на службу, служивший в канцелярии военного министерства, титулярный советник Салтыков, в штат губернского правления по канцелярии присутствия канцелярских чиновников“ [58] .

56

«Дело о назначении на жительство в Вятку титулярного советника Салтыкова» см. выше)

57

«Дело вятского губернского правления за № 391 от 12 мая по 30 июня 1848 г.». Бумаги Пушкинского дома, № 612V

58

«Вятские Губернские Ведомости» 1848 г., № 29 (17 июля)

Таким образом Салтыков должен был снова начинать с первых ступеней лестницы прохождение своей чиновничьей карьеры. Впрочем, на этот раз по лестнице этой он стал итти быстрыми шагами. Прошло всего лишь два месяца со времени начала вятской службы Салтыкова, как губернатор уже представил его к должности своего старшего чиновника особых поручений; еще через два месяца представление это было утверждено министерством внутренних дел [59] , и находившийся под особым надзором губернатора и полиции Салтыков занял одно из ближайших мест при особе этого самого губернатора.

59

Представление губернатора от 18 сентября 1848 г., утверждение министерства внутренних дел от 12 ноября 1848 г. за № 5939. См. указанное выше дело о Салтыкове в бумагах Пушкинского дома

Начались годы служебных скитаний Салтыкова по глухим местам и городишкам Вятской губернии, — скитаний, которые впоследствии дали ему так много материала для литературных произведений и в первую очередь, конечно, для появившихся почти десятилетием позднее „Губернских очерков“. Интересно следить по отделу „приехавших и выбывших“, который велся в местных губернских ведомостях, как часто Салтыков уезжал в служебные командировки и какие места Вятской губернии объехал он. „Приехал из Котельнича чиновник Салтыков“ (4 марта 1849 г.). „Выехал в г. Кай старш. чин. особ. пор. вят. гражд. губ. Салтыков“ (13 декабря 1849 г.). „Приехал из Кая старш. чин. особ. пор. вят. гражд. губ. Салтыкова (17 декабря 1849 г.). „Приехал из Уржума старший чиновник особых поручений Салтыков“ (14 июня 1850 г.) — вот что тоидело встречаем мы, перелистывая „Вятские Губернские Ведомости“ за годы пребывания Салтыкова в этом глухом краю [60] . О том, что наблюдал в этих своих служебных странствиях молодой чиновник, какие впечатления западали в его душу — вся читающая Россия узнала из „Губернских очерков“ десятилетней позднее. Сам же он неоднократно вспоминал впоследствии об этих годах своего странствия, вспоминал в целом ряде своих произведений.

60

«Вятские Губернские Ведомости» 1849 г., No№ 11,51 и 52; 1850 г., № 25 и др.

„…Я вынужден был оставить Петербург и удалиться в глубь провинции… Впрочем, поездка в отдаленный край оказалась в этом случае пользительною. Связи с прежней жизнью разом порвались; редко кто обо мне вспомнил, да я и сам не чувствовал потребности возвращаться к прошедшему. Новая жизнь со всех сторон обступила меня; сначала это было похоже на полное одиночество (тоже своего рода существование), о впоследствии и люди нашлись… Целых восемь лет я вел скитальческую жизнь в глухом краю. И возлежал на лоне у начальника края, и был отметаем от оного; был и украшением общества, и заразою его; и удачи, и невзгоды — все испытал, что можно испытать на страже обязательной службы, среди не особенно брезгливых по служебной части коллег. Конца этому положению я не предвидел. Сначала делал некоторые попытки, чтобы высвободиться, но чем дальше шел вглубь, тем более и более обживался. Даже солонину и огурцы солил впрок и вообще зажил своим домом, хотя был совсем одинок. И теперь вспоминаю об этом времени с какимто сомнением, действительно ли оно было [61] . Так вспоминал Салтыков о своей вятской жизни ровно через сорок лет после начала его ссылки; но вспоминал он об ней и во многих других более ранних своих произведениях. В своей первой автобиографической записке сам он, говоря о себе в третьем лице, указывает: «для характеристики взгляда писателя, можно указать на следующие очерки: „Скука“, „Неумелые“ (конец), „Озорники“ и „Дорога“ [62] . Все это — автобиографические места из „Губернских очерков“; места эти говорят нам не только о взгляде, но и о настроении будущего писателя, закинутого в гущу провинциальной жизни. Особенно характерным в этом отношения является двенадцатое „Письмо из провинции“ (1870 г.), в котором на протяжении десятка страниц Салтыков подробно рассказывает о мыслях и чувствах человека, при помощи некоего „волшебства“ перенесенного из Петербурга „в уездный город Ненасыть“ и водворенного там на жительство.

61

Этюд «Счастливец» (1887 г.), вошедший в цикл «Мелочей жизни»

62

Автобиографическая записка 1857–1858 гг., Рукописное отделение Публичной Библиотеки

Не приходится удивляться, что „водворенный на жительство“ и отданный под надзор полиции Салтыков так быстро занял одно из видных мест в вятской губернской иерархии и, к слову сказать, немедленно по назначении на службу исправлял (с 30 мая по 20 августа 1848 г.) должность правителя канцелярии губернатора, а 5 августа 1850 г. был уже назначен советником Вятского губернского правления [63] . Повторилась та же самая история, как и с сосланным в Вятку Герценом десятилетием ранее: губернская администрация очень высоко ценила этих петербургских и московских политических ссыльных, „социалистов“ и „идеалистов“. Их высокая честность и сравнительно большое образование (чаще — самообразование) делали их незаменимыми исполнителями таких начинаний, которых нельзя было поручить местным чиновникам — или взЯ-точникам, или людям, лишенным почти всякого образования. Курьезно, что Салтыкову пришлось заниматься в Вятке буквально тем же самым, чем десятилетием раньше занимался в ней Герцен. Герцену пришлось в 1837 году организовывать в Вятке сельскохозяйственную выставку; Салтыков занялся организацией такой же выставки, имевшей место в Вятке с 15 августа по 1 сентября 1850 года. В официальном отделе местных ведомостей читаем: „распорядителем выставки и членом комиссии был назначен состоящий при вят. гражд. губерн. старш. чиновн. особ. поруч., ныне советник Вятского губерн. правд., титулярн. советн. Салтыков“ [64] . Ему пришлось по этому поводу написать и целую статью — „Вятская очередная выставка сельских произведений“, напечатанную в тех же местных ведомостях [65] . Статья эта анонимна, но в конце ее указано: „…Описание выставки было поручено комитетом распорядителю выставки, титулярному советнику Салтыкову“. Это — интереснейшая статья для характеристики тогдашних взглядов Салтыкова на вопросы крупного и мелкого землевладения, первому из которых отдается преимущество перед вторым. Статья эта заслуживала бы изучения в отдельном монографическом очерке, посвященном историк развития взглядов Салтыкова на вопросы землевладения, начиная от этой официальной статьи и вплоть до „Убежища Монрепо“ (1878–1879 гг.), в котором, четвертью века позднее, Салтыков подводит уже окончательные итоги поставленным самою жизнью вопросам. По каким же делам совершал Салтыков сперва в качестве чиновника особых поручений при губернаторе, а потом уже и советником Вятского губернского правления свои служебные странствования по уездам Вятской губернии? Мы узнаём об этом отчасти из данных цитированных выше формулярных списков Салтыкова (1851, 1854 и 1859 гг.), отчасти по сохранившимся копиям или черновикам рапортов его, напечатанных в извлечении в „Материалах“ К. Арсеньева, отчасти же из подлинников архивных дел, хранящихся ныне среди бумаг Пушкинского дома и до сих пор еще не напечатанных. Из формулярных списков мы узнаём, что в начале 1850 г. Салтыкову было поручено составление инвентарей недвижимых имуществ и статистических описаний различных городов Вятской губернии, а также „составление соображений о мерах к лучшему устройству общественных и хозяйственных дел“. Впрочем, от всей этой работы он был освобожден предписанием министерства внутренних дел от 11 декабря 1851 г. (за № 5515), при чем за ним была оставлена инвентаризация только по городу Вятке; а 20 мая 1852 г. новым предписанием министерства внутренних дел (за № 1465) ему вновь была поручена вся отнятая у него работа. Кроме того за эти годы Салтыков состоял членом и делопроизводителем целого ряда комитетов, а также неоднократно командировывался в уездные города для производства ревизий [66] .

63

«Формулярный список о службе советника Вятского губернского правления коллежского ассесора Салтыкова» (1851 и 1854 гг.), Бумаги Пушкинского дома, No№ 624626VIIб. См. также цитированный выше формулярный список Салтыкова рязанского вице-губернатора за 1859 г.

64

«Вятские Губернские Ведомости» 1851 г., № 4

65

«Вятские Губернские Ведомости» 1861 г., № 4–7

66

Формулярный список 1859 г., см. выше

Эти ревизии составляют тоже еще совершенно неизученный материал и должны явиться предметом изучения в специальных работах. Нам известны два архивных дела, ныне хранящиеся среди бумаг Пушкинского дома: „Дело о последствиях ревизии Слободской градской думы, произведенной г. советником губернского правления, г. Салтыковым“ и „Дело о последствиях ревизии Орловской градской думы, произведенной советником Салтыковым“ [67] . Первое из этих дел (за № 143) было начато 7 июля 1854 г. и закончено 17 марта 1855 г.; второе (за № 144) было начато 8 июня и закончено 23 декабря 1854 г. Изучение этих интереснейших дел могло бы дать ряд ценных страниц для характеристики бытового уклада глухой провинции начала пятидесятых годов и интересной для нас характеристики деятельности Салтыкова, как администратора. Но мы ограничиваемся здесь кратким знакомством с делом, еще более интересным и совсем другого рода, рисующим нам Салтыкова в совсем новой роли — в роли лица, ведущего сложное судебное следствие. Для нас это тем интереснее, что дело это теснейшим образом связано с комментарием к „Губернским очеркам“ и освещает целый ряд страниц этого произведения.

67

Бумаги Пушкинского дома, ММ 633VIIIб и 634 VIIIб

III

В очерке „Первый шаг“ (одном из последних „Губернских очерков“) Салтыков несомненно автобиографически говорит о себе, как о следователе, он говорит о том „вообще говоря очень тяжелом положении“, в котором он всегда себя чувствовал в этой роли. Слегка иронически рассказывает он далее, как „следователь перестает на время быть человеком и принимает все свойства бесплотного существа: способность улетучиваться, проникать и проникаться и т. д. И сколько страха, сколько ожиданий борется в одно и то же время в его сердце! Поймаю или не поймаю? — спрашивает себя следователь каждую минуту своего существования, и видимо, истаевает на медленном огне отчаяния и надежды“. Мы сейчас увидим, что все это Салтыков говорит о самом себе, и что способность „улетучиваться“ и „проникать“ была присуща именно ему во время производства следствия по делу о раскольниках.

Есть и еще целый ряд автобиографических мест в „Губернских очерках“, где речь идет о следствиях, ревизиях и служебных поездках. „Вы — лицо служащее и не заживаетесь в Крутогорске подолгу. Вас посылают по губернии обревизовать, изловить и вообще сделать полезное дело“, — так рассказывает Салтыков в своем введении к этому циклу очерков. Введение это оканчивается картинкой допроса, производимого на почтовой станции становым приставом. А в одном из первых очерков („Второй рассказ подьячего“) описывается, как городничий Фейер арестовывает странника, находит в его котомке старообрядческие книги и письма, строчит рапорт в губернию и заваривает целую кашу. Тут же нарисована картина ночного обыска в старообрядческом доме, — картина, несомненно написанная с натуры. „Дело по рапорту сарапульского городничего о захваченном в доме сарапульского мещанина Смагина беглом раскольнике Ситникове и о проч.“ — объемистое дело в несколько сот листов; оно вскрывает перед нами неизвестное до сих пор лицо Салтыковаследователя и рассказывает об его жизни и служебной деятельности в последний год пребывания его в вятской ссылке.

Дело это начато было 13 октября 1854 года. Сарапульский городничий, штабскапитан фонДрейер (а „Губернских очерках“ Салтыкова — Фейер) секретным рапортом от 4 октября 1854 г. за № 73 донес вятскому губернатору, что мастеровой уральских заводов, крепостной человек Ананий Ситников, бежавший в 1850 г. и неизвестно где пребывавший, задержан им, градоначальником, 2 октября „при внезапном строгом обыске“ в доме сарапульского мещанина Тимофея Смагина. Градоначальник просил губернатора распорядиться „о передаче сего дела к дальнейшему исследованию особому благонадежному чиновнику“, в виду того, что Ананий Ситников (он же „лжеинок“ Анатолий) оказался чрезвычайно важным лицом в расколе, имея обширные связи с крупными центрами России и даже с „Булгариею и Турцией“.

„Весьма секретным“ отношением от 15 октября (№ 642) Салтыкову было поручено вести это бедственное дело. Салтыков поехал в Сарапуль и тоже „весьма секретным“ первым рапортом от 27 октября (№ 1) начал это свое дознание, затянувшееся на целый год, занявшее семь объемистых томов судебного следствия и заставившее Салтыкова в течение 1855 г. исколесить около семи тысяч верст по целому ряду соседних губерний. Достаточно сказать, что одних рапортов Салтыкова, большею частью собственноручных, в этом деле — 350, при чем некоторые рапорты занимают собою десятки листов; напечатанные отдельно, они заняли бы собою целый том.

Впрочем, Салтыков сперва хотел, повидимому, отстранить от себя ведение этого следствия и во всяком стучае сделал вид, что не придает этому делу большого значения. В первом же рапорте он сообщал губернатору, что — по его, Салтыкова, мнению — „дело сие, по ближайшем рассмотрении его, не имеет той важности, в какой представилось с первого взгляда“. А потому, желая избавиться от него, Салтыков просил разрешения „на передачу этого дела для дальнейшего производства господину сарапульскому городничему“, который ведь и заварил все это дело. В ответ на это ходатайство губернатор отношением от 4 ноября (№ 738) разрешил передачу этого дела для дальнейшего производства сарапульскому городничему фонДрейеру.