Мадам Хаят
Шрифт:
Он остановился и посмотрел на класс.
— Как вы измените эту суть? Вот в чем вопрос.
Внезапно сквозь его седую бороду пробилась улыбка.
— Я жду от вас ответа на этот вопрос в этом семестре… Или же приходите с контртезисом и опровергающими примерами. Подумайте об этом. Для меня опровержение моего тезиса более ценно, чем его подтверждение, помните и об этом.
Выходя из аудитории, я подумал: «Я не хочу обладать мадам Хаят, я хочу быть рядом с ней». Но было что-то неубедительное в этой мысли, мне казалось, что я дал неправильный ответ. Я сильно сомневался в собственных утверждениях, все время слыша голос, говорящий: «Возможно, я хочу обладать ею». И чем же
Мадам Хаят не пришла в тот вечер. Сылы тоже не было. Мне не с кем было поговорить, все меня бросили. Я смотрел на сцену пустыми глазами. Там пела женщина в очень короткой юбке, и ее ноги были необычайно красивы. Я вспомнил слова мадам Хаят: «Женщины знают, где приоткрыть». С лицом певицы что-то было не так, что-то, чего нельзя понять с первого взгляда. Я пытался сообразить, в чем дело, устремив все свое внимание на это лицо. Ее рот был похож на порез. У нее не было губ. Но странность заключалась в том, что их отсутствие создавало выражение суровой притягательности.
Затем выступил певец и три танцовщицы беллиданса в расшитых блестками топиках и юбках с разрезами. Они танцевали с необычайной грацией.
В перерыве я вышел в буфет и взял чашку чая. Большинство женщин были примерно того же возраста, что и мадам Хаят, и почти у всех были светлые волосы. Я опять вспомнил ее слова: «Женщины умирают блондинками независимо от того, с какими волосами родились». «Почему?» — спросил я. Она рассмеялась и объяснила, что с возрастом у женщин морщины становятся глубже и темные волосы это подчеркивают, а светлые — смягчают. «Разве в книгах о таком не пишут, Антоний?» — подшучивала она надо мной.
Я скучал по ней.
В зале появилось несколько новых женских лиц, которых я раньше не видел. Дамы были не похожи на других зрителей, они сидели молча, почти со скорбным выражением, удивленно и немного застенчиво поглядывая по сторонам. Им тут было не по себе. Присмотревшись повнимательнее, я увидел за их скорбными лицами следы еще не исчезнувшей надменности.
Во втором акте зурнист исполнил соло в интерлюдии задорной народной песни и сыграл эту песню в джазовом стиле, и я бы не поверил, если бы мне сказали, что от зурны можно добиться джазового звучания. Я был поражен этим человеком и его талантом. Он сорвал бурные аплодисменты зрителей. Кокетливые белокурые женщины и мужчины, непристойно разглядывающие их, понимали ценность услышанного.
Когда съемка закончилась, я встал со своего места позже всех, я не хотел торопиться. Пройдя в одиночестве по улочкам, я вернулся в бывшую гостиницу и зашел на кухню, думая, что столкнусь там с кем-нибудь, но никого не встретил. В надежде, что кто-то придет, я налил себе чаю и уселся за стол. Никто не пришел. Я вернулся в свою комнату. Вышел на балкон. Стал смотреть на улицу. Толпа, казалось, немного поредела.
Вернулся внутрь. Крестьяне собирались на вечеринку. Они будут вечно туда идти.
Я не стал раздеваться, испытывая бессмысленный страх, что, раздевшись, стану еще более слабым и одиноким. Я
сел на кровать в одежде и уснул. Проснулся рано утром. Комната показалась мне такой узкой, что не вздохнуть. Я выбежал из здания. Бродил по улицам. Люди шли на работу с угрюмыми лицами.К полудню я набрался смелости и позвонил Сыле.
— Как дела? — спросил я.
— Я в порядке, — сказала она, — а ты как?
Мне показалось, она обрадовалась, услышав мой голос.
— Чем занимаешься?
— Я нашла «Сказку о неизвестном острове» Сарамаго в библиотеке Хакана, теперь читаю.
— Бедный Педро Орсе, — сказал я.
— Бедный Педро Орсе, — повторила она.
Две любовницы Педро Орсе пожалели его в его одиночестве и занялись с ним любовью. Это была одна из сцен, которая произвела на меня большое впечатление из-за того, что в ней отразились добрые намерения людей.
В этом мире мало кто мог бы ответить мне «бедный Педро Орсе», когда я сказал «бедный Педро Орсе». Я нашел такого человека, но не оценил этого.
Когда я читал «Божественную комедию», меня очень впечатлила история Паоло и Франчески, которых Данте встретил в Аду: читая книгу об истории любви, они влюбились друг в друга, нарушили все запреты и согласились вместе отправиться в Ад. Я всегда мечтал о такой любви, о том, чтобы влюбиться в женщину, читая вместе одну книгу. Для меня это была самая большая любовь. Слова «бедный Педро Орсе» напомнили об этой мечте.
— Тебя не было прошлым вечером, — сказал я.
— Занятия поздно закончились, я не успела, — сказала она. — Тебя тоже давно не было…
— Мама заболела, я ездил к ней, но теперь она в порядке, — сказал я. Не решившись сказать: «Давай встретимся», я спрятался за Шекспира: — «When shall we two meet again, in thunder, in lighting or in rain?» [3]
Я услышал ее смех.
— Нам не нужно ждать чего-то столь драматичного, мы можем встретиться просто в пасмурную погоду.
— Когда ты будешь готова, чтобы я мог забрать тебя? Один друг одолжил мне свою машину.
— Я буду готова через два часа.
3
«Когда при молниях, под гром, мы в дождь сойдемся вновь вдвоем?» (У. Шекспир. Макбет (акт 1, сцена 1). Пер. Ю. Корнеева.)
Мы поехали на пляж. Погода испортилась. Море приобрело сероватый цвет.
— Найдем какой-нибудь ресторанчик и закажем рыбу?
— Это очень дорого.
— Ну… Я не тратил деньги, полученные за съемки, у меня есть немного. Можем потратить их в ресторане.
— Это очень безответственно.
— Очень безответственно перед кем?
— Перед собой…
— Тебя так учили?
Я был поражен, услышав эти слова из собственных уст. Подобно морским обитателям из документального фильма о подводных лодках, я менял форму в зависимости от того, какой человек был передо мной.
— Меня так учили, — холодно сказала Сыла. — А тебя?
— Ладно, так что будем делать?
— Давай остановимся в какой-нибудь чайхане у моря, возьмем чаю с тостами и поедим в машине.
Мы поступили, как она сказала.
— Кто была эта женщина? — спокойно спросила она, съедая свой тост. — Что за женщина, которую мы видели на съемках в тот вечер?
— Ах, знакомая, еще с детства. Сестра бывшего портного моей матери.
Я научился лгать на лету. Это меня смутило. Либо я быстро деградирую, либо этот порок уже был присущ мне и легко проявился, стоило условиям измениться. Как будто изменение обстановки вокруг меня меняло меня самого.