Мафиози

– Я вас пригласил поговорить на известную вам тему, - сказал он двум другим.
– Думаю, пришло время предпринять решительные меры. Ты что думаешь, Квазимодо?

– Согласен, - отозвался один из заместителей.
– Хотя у меня и разрывается сердце от жалости...

– А ты, Джованни?

– Согласен, - сказал и второй.
– Хотя у меня подгибаются колени от боли.

Они любили Карузо, как своего отца, однако интересы организации были превыше всего. «Высший долг - спасение семьи» - сам падроне их учил этому. И если судьбе угодно, чтобы они своими руками осуществили его роковой конец - они еще не решили, задушат его или бросят в реку, - то это деяние будет не чем иным, как верным осуществлением его же святого завета. Это по крайней мере утверждал демонический Марчелло, стараясь подавить всякое возможное сомнение в душе собеседников. Он вполне достиг этого в течение сегодняшнего вечернего совещания, расписывая масштабы позорища с психоаналитиком-сексологом.

– Должно быть, падроне совсем одурел, если поверил в шизофренические теории Примо Кавальеро, - сказал он.

– Кавальеро зовут этого сексолога? – спросил Квазимодо.

– Примо Кавальеро, - сказал Марчелло.

– Скоро его утащит эскадрон смерти, - пообещал Джованни.

– А что у него за теория? – поинтересовался Квазимодо.

– Он утверждает, что любой пожилой человек, даже Мафусаил, располагает еще сексуальным топливом. Но эти драгоценные запасы запрятаны глубоко в подсознании. Как нефть в глубине моря. Все дело заключается, таким образом, в том, чтобы произвести основательное бурение, которое позволит им стремительно вырваться на поверхность. Естественно, нужно найти и соответствующий бур...

– Какой бур может быть у разбитого корыта семидесятипятилетнего падроне?
– криво усмехнулся Квазимодо.

– Его фантазия, - сказал Марчелло.
– «Дотторэ» Кавальеро заставляет его вспоминать наиболее удачные любовные эпизоды, знаменующие его сексуальную биографию, после чего они отбирают наиболее ярчайшие и стараются их тщательно воспроизвести во всех деталях. Как это происходит, скажем, с реставрацией разрушенных памятников старины...

– Черт меня побери, если я что-нибудь понимаю, - пробормотал Джованни.

– Я приведу тебе пример его любовного эпизода со стюардессой. До второй мировой войны падроне перевозил на двухмоторном самолете, нанятом мафией, контрабандное оружие для каких-то там повстанцев в Венесуэле. Но едва перелетели границу, их с яростной настойчивостью начала преследовать правительственная авиация. Заработали пулеметы, все смешалось, пилот беспрерывно выделывал кренделя в небесах, чтобы увернуться, а падроне выбрал именно этот момент, чтобы заняться любовью с бортпроводницей прямо на полу.

– В самолете, который кувыркался?

– Похоже, его это жутко возбудило, после каждого зигзага он бросался на ополоумевшую девушку. Как он сам говорит, он был неутомимым и даже орал пилоту: «Давай-ка еще один вираж! Побольше виражей!»

– И он снова вспомнил этот случай сейчас?

– Да! И на практике, естественно. Короче говоря, сели они вместе с врачом в самолет довоенного типа, полетели над лесами Венесуэлы, пилот делал виражи, а падроне распростерся на полу с одной девушкой, которая напоминала ту, бывшую. Врач, конечно, присутствовал при опыте.

– Мадонна!
– произнес с безнадежностью Квазимодо.

– Бог ты мой...
– взглянул вверх Джованни.

– Как и следовало ожидать, нефть, естественно, не пошла, но вышло кое-что похуже. На втором вираже падроне так сильно перепугался, что обмочился...

– До чего докатился! Лучше смерть, чем такой позор, - ахнул Квазимодо.

– Другие эпизоды, которые они воспроизвели, того ужасней, - продолжил Марчелло.

Он рассказал о глухом мотельчике около Ньюриска. Падроне убил там тридцать пять лет назад одного сутенера, который подозревался в том, что работает против мафии. Найдя его в постели с любовницей, он изрешетил его своим пулеметом, а затем бросился на нее. Он изнасиловал ее самым скотским образом на окровавленных простынях...

– Это был апофеоз насилия и секса... – засмеялся Марчелло, уродуя свое гениальное лицо идиотским хохотом.

– То есть они воспроизвели и эту кровавую оргию?

– Две недели назад. В том же мотеле, который теперь стал развалиной за ржавой оградой. Они вынудили владельца очистить всю правую половину от сомнительных клиентов - нищих шлюх и мелких жуликов-пуэрториканцев... Несколько часов падроне гонялся за девицей, которая бегала по темным коридорам и грязным лестницам, завернутая в окровавленную простыню, испуская дикие крики, как ее научили...

– Ты мне еще скажешь, что они убили и какого-нибудь сутенера для точности воспроизведения.

– Нет... Но падроне чуть не убил врача, разъяренный новой неудачей...

– Жаль, что он этого не сделал, - пробормотал Квазимодо.

– Это сделаю я, - сказал Джованни. – Этот психованный врач отнял у него разум.

– Возможно, он не псих, а кое-что похуже. Агент Паганини, - насторожился Квазимодо.

– Нет, не агент, - успокоил их Марчелло.
– Это я основательно проверил.

– Когда?

– Вчера вечером я взял двух ребят и нанес ему визит в его аристократическую квартирку на Парк-авеню. Это отставная Магдалина мужского пола, ставшая на путь истинный из-за старости и научного престижа. Мы его, однако, нашли в женской ночной рубашке и туфлях, распивающим чай с тремя одалисками....

– Одалисками?

– Да! Три очаровательные девушки в черных широких кофтах и чадрах. Он их завербовал для завтрашнего любовного эпизода падроне - понимаете ли, сентиментальное воспоминание от посещения некоего шейха Кувейта...

– Надо будет это воспоминание отложить. Потому что завтра вечером мы постучимся к нему в дверь, - сказал Квазимодо.

– Он может нас не принять, - заметил Джованни.

– Если он даже нас не примет, то примет драконовские меры, окружит себя верными телохранителями, которые помешают решительному объяснению. Не говоря о том, что нас тщательно обыщут часовые при входе...
– сказал Марчелло.

– Ты хочешь сказать, что мы отложим посещение, чтобы добраться до него где-нибудь в другом месте?

– Нет, - сказал Марчелло.
– Просто наше посещение будет неожиданным, без уведомления. Мы вырастем, будто духи. У меня есть отменный план...

Официант, вошедший в их секретную отдельную кабину с подносом дымящейся пиццы и тремя бутылками красного вина для тайной вечери этой заговорщицкой банды, вынудил его понизить голос, сменить выражение лица. Теперь оно было глуповатое, но с гениальной усмешкой.

Логово Карузо находилось в лесных краях Нью-Джерси. Это было огромное имение, настоящее ранчо на живописном берегу Гудзона, где воды реки вновь обретают свою кристальную чистоту после загрязненного Манхэттена, влекомые, как искупившие грехи паломники, к идиллическим Медвежьим горам. Это была внушительная вилла богатого ньюйоркца, настоящий храм спокойствия, с большой белой моторной яхтой у частного причала. Пассажиры с проходящих мимо речных пароходов глядели на нее с восхищением и завистью, особенно те, которых американское экономическое чудо окончательно забыло, как забывает вожделенный брак несчастных старых дев. Немногие знали, что в этом храме спокойствия свил себе гнездо настоящий сатана, с достославным преступным прошлым.