Маг 10

Пособником может стать каждый в эти трудные времена, когда согласно высшему заключению — классовая борьба только усиливается день ото дня. Даже простая горничная или подсобный рабочий, спросивший у меня случайно папиросу.

Шпиономания сейчас очень даже развита, захлестывает с головой все карательные и партийные органы.

Я же сказал Берии, что могу видеть невидимое, то есть, обучен этому делу.

Вещи из мешка мне все отдали, кроме листов бумаги и камней лечебных.

С камнями понятно, это вещи совсем не обозначающие свой статус, для чего они собственно мне нужны. Могут быть замаскированными передатчиками или оружием из будущего, да и вообще всем чем угодно.

Я пока их назначение не открываю, впрочем, меня и не спрашивают. Наверно, в каком-нибудь техническом вузе пытаются что-то с ними понять. Еще ушатают мне артефакты, поэтому я попросил с ними ничего серьезного не творить:

— В соляную кислоту не бросать, сверхвысоким или сверхнизким температурам не подвергать. Не пытаться разрезать или еще чего, излучением не светить. Вещи это очень нужные для меня и всех высокопоставленных товарищей. Если их испортят, тогда виновные вместе с семьями и всей родней поедут в самые далекие северные лагеря без права переписки и возвращения.

— Да, и бумажные листы эти тоже не стоит подвергать лабораторным опытам, они необходимы для дела. Пропадет на них информация, виновные присоединятся навсегда к лагерной пыли. Это я вам обещаю, — так я и передал первым делом через своих охранников мои предупреждения наверх.

Лучше так сразу заявить, чтобы понимали ценность предметов непонятного назначения, чем потом узнать, что необходимые мне в новой жизни предметы непоправимо испорчены.

Ну, в микроскопы посмотрят, взвесят и пощупают как следует и все, наверно, на большее не рискнут. Я так надеюсь, конечно, кто их сейчас перепуганных дураков знает.

Ничего, основные даты главных событий я помню, разная мелочевка не так важна. Да и здоровье не стоит так уж поправлять даже товарищу Сталину. Это он еще в моих глазах заслужить должен.

Однако, после завтрака на третий день приехал новый товарищ, скомандовал что-то им конвоирам, меня посадили в машину и повезли дальше. Через пол часа я оказался на аэродроме, где и был посажен в грузовой, как видно, военный самолет.

Позади кабины пилотов нашлась еще одна каюта с шестью вполне себе комфортабельными креслами.

Ну, время такое, летать по стране беспрепятственно могут только партийные и хозяйственные руководители, поэтому и позаботились о комфорте пассажиров.

Еще через час появился сам Лаврентий Берия с двумя охранниками и одним помощником, после чего моих отпустили.

Еще долго заносили всякие корзины и свертки в салон, с подарками и гостинцами от прекрасной грузинской земли летит в Москву товарищ Берия.

Только успел со всеми поздороваться, как мы взлетели и ровное гудение винтов начало меня укачивать в сон. Потом еще одна посадка для дозаправки, и мы снова в воздухе. Да, в эти времена самолеты летают со скоростью двести-двести пятьдесят километров в час, а через четыре-пять часов им обязательно требуется дозаправка.

В салоне темно, поэтому больше сплю, все равно поговорить не с кем. Берия тоже спит с помощником или делают такой вид, только охрана бдит, один за мной присматривает, второй за летчиками.

Чего за ними смотреть — хрен его знает, однако, службу рядом с дверью в кабину несет и в саму кабину заглядывает. Охраняет жизнь партийного чиновника высочайшего уровня неустанно.

И мою время от времени тоже от моих же возможно преступных действий.

Ладно, хоть сиденья не обычная скамейка, а отдельные и комфортные, да и покормили неплохим ужином в столовой на аэродроме дозаправки. Летчиков кормят обильно, без изысков, но, много и сытно.

А то ведь перелет занял почти десять часов, как я слышу по разговорам соседей, Берии с помощником.

На реактивных самолетах, конечно, летать в три раза быстрее получается уже в мое время.

Однако, так довольно страшновато болтаться в небе на такой технике с одним движком, я бы лучше три дня в поезде ехал, честно говоря. Особенно, когда попали в турбулентность около Москвы и покидало нас — будь здоров…

Берия весь бледный сидит, а помощник его блюет не переставая в туалете.

И ремней на креслах нет, при вынужденной посадке будешь кувыркаться по всему салону.

Однако, долгий перелет закончился наконец-то, и мы сошли на такую твердую и ласковую землю. Встретили нас на аэродроме две машины, в одной поехал сам Лаврентий с помощником. Во второй повезли меня с парой присматривающих товарищей.

В общем все, как всегда, сплошные ограничения для потенциального спасителя отечества и никакой свободы в жизни.

Разместили в этот раз в какой-то гостинице в центре, довольно ушатанной, снова приставили ко мне пару уже новых охранников.

Те ничего не понимают, кто я такой и зачем, поэтому ведут себя очень строго и все мне запрещают, даже прессу не приносят. Видно, в приказе насчет моей персоны не указано отдельно, что мне можно, а что — нельзя, вот и держат как важного свидетеля-обвиняемого.

Похоже, Лаврентию явно не до меня, не в первых рядах я иду почему-то, как надеялся раньше. Едва уговорил дойти до библиотеки свою охрану, чтобы набрать разных книг на одного из них.

А что еще делать, только читать, больше нечего и еще радио слушать про подвиги советского народа. Город посмотреть нельзя, в кино или театр тоже нельзя, одни запреты и прочее дерьмо.

Есть ходим в какую-то ведомственную столовку, еда совсем так себе.

Я-то думал по весеннему городу погулять, посмотреть Москву вблизи, походить по магазинам, раз еще какие-то деньги остались, может, с кем задружиться из советских девчат.

Однако, все это пока безнадежные мечты, теперь при встрече буду просить большей свободы и, кстати, денежных знаков побольше тоже. Пусть компенсируют как следует время пустого по смыслу заточения.

Я уже начал жалеть, что поперся в это время, однако, я же не для верхушки партии и прочих вождей это делаю. Для страны и населяющих ее людей, чтобы тем не пришлось пережить по-прежнему эти страшные годы. Или пережить гораздо легче.

Поэтому, когда на четвертый день про меня вспомнили и сказали собираться, я запихнул свое раздражение в какое-то другое приготовленное место и приготовился к поездке.

До этого времени с меня сняли мерки, кстати, привезли очень профессионально замерщика. Поэтому я не удивился, получив новый костюм, новое советское белье и даже носки. Ботинки мне тоже выдали, страшно дубовые и на размер больше, в общем, я иду во всем новом и ничего своего на мне нет.

Наверно, чтобы совсем не рисковать при встрече со мной, явно такой темной лошадкой, жизнью Великого Вождя.