Магическая трубка Конан Дойла

Не разуваясь, он прошел на кухню, окинул взглядом кастрюли и сковородки и, распахнув холодильник, крикнул:

— К черту борщи и котлеты! Алла Николаевна! Давайте праздновать! Я принес вино и пирожные. Вы тоже не жадничайте! Мечите на стол все, что есть в печи! Доставайте припрятанные к майским праздникам венгерский сервелат и рижские шпроты! Будем пировать!

Оторвавшись от холодильника, Полонский сунул пакет с купленными на деньги друга яствами в руки растерявшейся Басаргиной, на аскетичном лице которой застыло недоверие, переходящее в затаенную радость. Миша был единственным сыном Аллы Николаевны. Он родился в позднем браке, когда женщина уже отчаялась выйти замуж и была уверена, что ее ждет печальная участь старой девы. С ранней юности изо дня в день Аллочка уходила на работу в музыкальную школу, которая стояла во дворе ее дома. В стенах заведения общалась с такими же, как и она сама, увлеченными искусством преподавательницами музыки и так же безрадостно возвращалась домой, уже не рассчитывая, как с ней бывало прежде, встретить у булочной прекрасного принца. Мать Аллы умерла, когда ей было тридцать восемь. Отец ненадолго пережил жену, оставив дочь совсем одну.

После похорон отца к сорокалетней Алле вдруг подошел в ресторане бывший однокашник покойного, седой и солидный Ефим Андреевич Басаргин, и, видя, как велико горе осиротевшей женщины, потерявшей последнего родного человека, предложил свою помощь. И Алла неожиданно для себя попросила подвезти ее из ресторана домой. Она никогда не отличалась красотой. Громоздкая, костистая, похожая на загнанную лошадь, Алла и предположить не могла, что может для кого-то представлять интерес как женщина. Пожилой же профессор психиатрии стал бывать в доме Аллы с цветами и шампанским чуть ли не каждый день, подтверждая серьезность своих намерений. Зимой они поженились, а в ноябре родился Миша.

Маленький пищащий комочек, развивающийся благодаря ее стараниям по всем правилам педагогической науки, занял все мысли и чаяния счастливой матери, и Алла Николаевна даже не заметила, что пожилой супруг с каждым днем становится все слабее. Умер профессор, когда Мишенька пошел в школу. Басаргина тут же уволилась с работы и осела дома, заботясь о благополучии сына. А чтобы сохранить материальное положение их небольшой семьи, женщина стала давать уроки музыки на дому. Однако всепоглощающая любовь к сыну сыграла с Басаргиной злую шутку. Под гнетом ее заботы и тотального контроля Миша рос подавленным и замкнутым. Общение со сверстниками превратилось для него в настоящую проблему, усугубленную непривлекательной внешностью. В школе мальчика дразнили Крысой за несомненное сходство с этим грызуном, и Миша Басаргин так привык к этому прозвищу, что даже стал на него откликаться. Озабоченная подавленным состоянием ребенка, Алла Николаевна ходила в школу ругаться, но это только ухудшало и без того накаленную обстановку.

Но, несмотря на моральный прессинг одноклассников, Миша окончил школу с золотой медалью и без проблем поступил в престижный институт. Алла Николаевна с удовлетворением и радостью замечала в сыне такие качества, как честолюбие и желание добиться успеха в выбранном деле, и верила в его необыкновенное будущее. Когда в их дом пришел Радий Полонский, женщина увидела в этом перст судьбы. Красивый, высокий, шумный, друг сына был полной противоположностью ее застенчивому мальчику. Но при этом так же, как и Миша, обладал светлой головой и честолюбивыми амбициями, помогающими Полонскому целеустремленно идти по избранному пути. Это давало надежду на то, что в компании пробивного Радия и невзрачному Мишеньке будет уделено должное внимание. Ради этого Алла Николаевна была готова поселить Радия у себя в доме, кормить, поить, обстирывать, создавать условия для его плодотворной учебы и работы. В общем, терпеть рядом с собой Полонского сколько угодно, даже несмотря на то, что он был ей более чем неприятен.

Англия, 1905 год

Оставшись в кабинете один, секретарь приблизился к окну и, опершись руками на подоконник, приник высоким, с залысинами, лбом к оконному стеклу. И тут же увидел ее. На залитой солнцем лужайке в плетеном кресле сидела миссис Дойль. Луиза. Да нет же, Туи! Его обожаемая, ненаглядная Туи. Сидела и с умилением взирала на то, как дети, их с Дойлем дети, играют в мяч. Это ради нее Альфред согласился стать секретарем у более удачливого соперника, забыв о своих тщеславных намерениях покорить литературный мир.

В жизни директора средней школы Альфреда Вуда все было предельно ясно до того момента, как в Саутси — тихом курортном местечке на юге Англии, с бассейнами, отелями и затейливыми садами, — появился молодой врач. Высокий круглолицый здоровяк с румянцем во всю щеку, похожий на жизнерадостного молодого сенбернара, доктор Дойль тут же вошел в светский круг городка посредством занятий спортом. С присущей ему энергией стал членом портсмутского клуба по боулингу, а также крикетного, где очень быстро сделался капитаном лучшей команды. Кроме того, этот неутомимый любитель спорта помог основать местный футбольный клуб, в котором был то вратарем, то защитником, однако играл под чужим именем, ибо футбол в викторианской Англии считался занятием не для джентльменов. Впрочем, насколько Альфред Вуд мог судить, это мало заботило нового жителя городка, ведь доктор Дойль руководствовался исключительно собственным мнением.

Далекий от спорта Альфред много слышал о докторе Дойле, но в первый раз увидел энергичного эскулапа на заседании Литературно-научного общества Портсмута. Собрания проходили раз в две недели по вторникам, и директор школы ревниво наблюдал, как новичок хвастается своими успехами в литературе. Доказательством его слов служил журнал «Корнхилл» с напечатанным рассказом «Сообщение Хебекука Джефсона», за который Дойлю заплатили целое состояние — двадцать девять гиней.

По прошествии многих лет, закрывая глаза, Альфред до сих пор слышал мягкий голос молодого доктора с легким шотландским акцентом, которым тот рассказывал совершенно невероятную историю:

— Вчера я был на балу, где имел несчастье напиться, осоловеть и после этого предлагать руку и сердце всем без исключения дамам — и замужним, и одиноким. А сегодня я, представьте себе, получил письмо от некой Руби, в котором та уверяет, что вчера мне ответила «нет», хотя имела в виду «да». И теперь мне только и остается, что теряться в догадках, кто она такая и как мне выйти из щекотливой ситуации, если Руби все же решится нанести визит.

В следующий раз, собрав вокруг себя слушателей, доктор Дойль вещал, четко выговаривая слова:

— Есть у меня одна пациентка, величавая престарелая дама, которая проводит дни, с высокомерным презрением надменно наблюдая за соседями. Пока, примерно раза два в месяц, не напивается и не впадает в неистовство. И тогда она бросает из окон тарелки, целясь прохожим в головы. Вы не поверите, джентльмены, но я единственный, кто может ее утихомирить. Едва завидев меня входящим в калитку, леди тут же успокаивается и принимает благопристойный вид. В благодарность за помощь старуха настойчиво одаривает меня предметами из своей богатой коллекции китайского фарфора, и я покидаю ее дом, нагруженный, словно наполеоновский генерал после похода на Италию. Но как только наступает отрезвление, ко мне является посыльный с требованием вернуть дары. Вчера она была особенно невыносима, и я удержал у себя замечательный кувшин, несмотря на все ее протесты.

Рассказчиком он был изумительным. Как Альфред позже выяснил, составляя биографию писателя, этот дар перешел к Дойлю от матушки, много времени проводившей с сыном и рассказывающей ему о доблестных рыцарях и сражениях, в которых принимали участие эти самые рыцари. В Портсмутском научном обществе высоко ценили сочинительские способности нового члена, прекрасно отдавая себе отчет в том, что это всего лишь фантазии. Но, черт возьми этого Дойля, до чего же занимательные фантазии!

Однажды в середине марта в один из вторников Уильям Ройстон Пайк, близкий друг и партнер Артура по игре в кегли, явился на заседание один. Он объяснил отсутствие приятеля тем, что доктор Дойль вызван в качестве консультанта к тяжело больному юноше, недавно приехавшему в Саутси из Глостершира вместе с сестрой Луизой, братом Майклом и матерью миссис Хоукинс. Внутри у Альфреда все оборвалось — он понял, о ком идет речь.

Десятилетний шалун Майкл Хоукинс с начала этого года посещал среднюю школу в Саутси, и Альфред Вуд, будучи ее директором, часто виделся с мягкой, застенчивой сестрой проказливого мальчишки, стараясь как можно деликатнее обрисовывать мисс Хоукинс поведение ее брата. Альфред не хотел расстраивать девушку вовсе не потому, что от природы обладал добрым сердцем. Зеленоглазая Луиза, или Туи, как звали ее в семье, ему очень нравилась, и мистер Вуд только и ждал удобного момента, чтобы сделать ей предложение. Однако болезнь брата Туи и, самое главное, консультация доктора Дойля внесли в его намерения свои коррективы.