Магические числа

— У тангитанов чудес хватает, — солидно сказал Кагот. — Чего только не насмотришься, особенно когда живешь с ними.

Умкэнеу заторопилась:

— Сейчас позову соседей. Ты, Кагот, пока не рассказывай ничего! Нам тоже интересно, особенно моему отцу.

Пока гости собирались, идя сквозь ветер и пургу, Кагот поиграл с дочкой, спел ей на ушко песенку и попросил у Каляны кусочек копальхена.

— Тангитанская еда вкусная, обильная, но в ней много травы, — заметил он.

— Какой травы? — спросила Каляна.

— Разных растений, — пояснил Кагот. — Я никогда не думал, что тангитаны едят столько растений. Они у них в разном виде, больше в сушеном, заготовлены впрок. Амундсен говорит, что для здоровья это полезно. Чтобы зубы не выпадали.

— Тырасти, трук! — громко произнес веселый, неунывающий слепец Гаймисин, войдя в чоттагин.

— Это он с тобой по-русски здоровается, — объяснила Умкэнеу. — Алексей научил. Разве не так здороваются у вас там, на корабле?

— Нет, — ответил Кагот, — у нас другое приветствие. Гут морген — это с утра так говорят, а днем другие слова употребляют.

— А мне это «тырасти, трук» очень нравится! — сказал Гаймисин, осторожно пробираясь с помощью дочери к бревну-изголовью.

Пришли Амос с женой, и в чоттагине стало совсем тесно. Прежде чем приступить к чаепитию и рассказам о жизни тангитанов на корабле, Кагот распорядился разделить на три равные части принесенные подарки. Каляна проделала это с явным удовольствием и с таким видом, словно эти драгоценные вещи принадлежат лично ей или же являются их общей с Каготом собственностью. Раздав подарки и разлив чай по чашкам, Каляна заняла свое место у низенького столика.

И хотя уже многое было известно жителям крохотного становища, все слушали внимательно, ловили каждое слово. Наибольший интерес вызвал рассказ о мытье в бане. Каготу даже пришлось обнажить часть тела, чтобы дать взглянуть на чистую кожу. Гаймисин щупал, давил пальцами и удивлялся:

— Надо же! Палец не липнет! Весь жировой слой смыли. Как интересно! Значит, они утверждают, что это грязь?

— Грязь, говорят, — кивнул Кагот. — Оттирали меня так, что я боялся совсем без кожи остаться…

— Алексей говорит, что и нас скоро будут мыть, — подала голос Умкэнеу. — Построят здесь деревянный дом — баню…

— Разве и женщин моют? — с сомнением спросил Гаймисин.

— Про женщин ничего не могу сказать, — ответил Кагот. — На корабле нет женщин.

— Женщин тоже будут мыть! — настаивала на своем Умкэнеу. — Алексей так говорил, потому что при новой жизни мужчина и женщина равны.

Кагот с удивлением посмотрел на Першина и спросил:

— Это правда?

— Да, — кивнул Першин. — Большевики считают, что женщины должны быть равными с мужчинами.

— Нехорошо, однако, будет, — покачал головой Гаймисин. — Да и сами женщины не захотят этого…

— Почему не захотят? — с вызовом спросила Умкэнеу.

— А ты вообще молчи! — прикрикнул на нее отец. — Уж больно разговорчива стала! Смотри, не пущу больше на учение!

Умкэнеу умоляюще посмотрела на Першина. Но учитель был в растерянности и, чтобы отвести разговор от опасной темы, предложил:

— Давайте слушать Кагота.

— Верно! — поддержал его Амос. — Мы пришли слушать рассказ Кагота!

Кагот отпил из чашки, вытер аккуратно подстриженные Сундбеком усы и продолжал:

— После мытья меня обрядили во все матерчатое. Потому что внутри корабля тепло, и в меховой кухлянке можно сопреть от жары. Поначалу жестко и неудобно было в матерчатой, но потом привык. Главная работа на корабле — приготовление еды. Большое умение надо, чтобы правильно приготовить тангитанскую еду! Учил меня сам Амундсен, большой знаток в этом деле. Так я научился печь булочки, белый тангитанский хлеб. Вот он. Можете попробовать. Потом — жарить олений бифштекс, варить супы, овсяную кашу. У них продуктов — полные трюмы. Войдешь туда — можно заблудиться среди ящиков, мешков в бочонков. На несколько лет хватит им этой еды!

— Зачем им столько? — спросил Гаймисин.

— Они собираются плыть к вершине Земли, — ответил Кагот. — А путь туда долгий, несколько лет может занять.

— А что им там надо, на этой вершине? — поинтересовался Гаймисин.

— Толком не сказал Амундсен, — ответил Кагот. — Но думаю, что он оттуда хочет поглядеть на всю нашу Землю.

— Иногда тангитаны тоже любят приврать, — тихо заметил Гаймисин, сожалея о том, что Кагот портит свой интересный рассказ явными небылицами. — Ты лучше рассказывай о жизни на корабле…

— Кроме забот о еде, они еще много занимаются разными измерениями, — повествовал дальше Кагот. — Мерят толщину льда, глубину воды в разных местах, мерят силу ветра, мороза и многое-многое другое.

— Зачем все мерить? — спросил Гаймисин. — Какая от этого польза?

— Этого я не знаю, — сознался Кагот.

— Может, мерят для того, чтобы делить? — высказал предположение Амос и обратился к Першину: — Большевики тоже мерят?

Першин на всякий случай ответил утвердительно, но Гаймисин засомневался:

— Какой смысл делить морскую глубину и толщину льда? Наверное, совсем для другого мерят, а не для дележа.

— Вроде бы не для дележа, — согласился Кагот. — И все же измерения у тангитанов занимают большое место в жизни. Для проживания они выделили мне деревянный полог с подставкой для сна, сколоченной из дерева. На такой же подставке я спал, когда плавал на «Белинде». Но вот что меня удивило: прямо на мягкую матерчатую постель поверх настлан еще кусок белой материи.

— Какомэй! — чуть ли не в один голос воскликнули Амос и Гаймисин. — Для чего это?

— Я потом проверил у других, — продолжал Кагот, — у всех так: и у Амундсена, и у Сундбека, и у Олонкина. Материя чистая, белая, жалко на нее ложиться. Из нее вполне можно сшить зимнюю охотничью камлейку. Да не одну, потому что куска материи два-один сверху, а другой снизу…

— И ты лег? — с каким-то отчаянным сожалением спросил Гаймисин.

— Нет, — ответил Кагот, — не лег…

— Ну и хорошо сделал, — с облегчением заметил Амос, напряженно следивший за рассказом Кагота.

— Я эти куски снял с постели и сложил в укромное место. Когда буду совсем уходить с корабля, возьму с собой.