Магия и пули

– Расскажите, что он поведал о том бое – по горячим следам, пока сам не запамятовал детали.

– Против него вышел аж магистр. Под видом переговоров приблизился к нашим позициям – на несколько сот шагов. Угрожал выжечь их огнем. Только Кошкин обманул его: попросил для демонстрации швырнуть шар в озеро, дескать, коли убедимся, что угроза не пустяшная, тотчас сложим оружие. Пока магистр воевал с озером, наш герой сделал шаг вперед и застрелил подлеца из револьвера.

– Вот! Что-то мы упускаем. Немецкие маги сильны, спору нет. Но только вблизи. Под Льежем кайзер погнал их под защитой общего щита, наши такой ставить не обучены. Однако этого щита не хватило, точнее – хватило ненадолго, пока не заговорили пулеметы Кошкина. Весь немецкий отряд полег до последнего. Далее до Марны о боевых магах ничего не докладывали… Что они изменили в тактике?

– Увидим, ваше величество. Если останемся живы и сможем рассказать.

Мрачные слова Брусилова начали сбываться в час вечерней молитвы. Немецкие пушки ударили туда, где полковые священники собрали солдат. А еще – по закрытым позициям артиллерии, но тщетно, командир дивизии учел замечание государя и велел переместить гаубицы на несколько сот метров. Они начали гвоздить в ответ, но вряд ли точно: расположение немецких батарей знали приблизительно.

Император, игнорируя опасность от попадания немецкого «чемодана» сантиметров пятнадцать калибром[1], рассматривал поле перед русскими укреплениями через мощный морской бинокль.

– Алексей Алексеевич! – протянул его Брусилову. – Глядите, прямо перед нами, в сотнях шагов справа и слева…

– Похоже на броневые колпаки, Ваше Императорское Величество, – ответил генерал, разглядев. – На каких-то колесах, наверно.

– Вот где разгадка… Это же укрытия для магов. Пуля их не возьмет. Ждите меня здесь! Ни шагу с НП!

Брусилову оставалось только смотреть, как худая фигура императора понеслась вперед по траншее, протянутой от наблюдательного поста к первой линии. Несмотря на взрывающиеся вокруг снаряды, Георгий поднял расчет полкового орудия, в просторечии – полковушки. О его замысле догадаться было несложно: зарядить трехдюймовку шрапнелью, выставив ее на удар. Пару сантиметров стали продырявит…

До ближайшего колпака уже оставалось не более пятисот шагов, не промажет и новобранец. Полковушка успела бахнуть трижды, как из-за другого подвижного укрытия вылетел огненный шар и точно упал на ее позицию.

Рванули ящики со снарядами. Буквально через миг Брусилов увидел малиновый шар, несущийся к НП. Так светилась защита императора. Государь не изображал из себя героя и бежал со всех ног.

Тем временем подошедшие германские маги принялись выжигать окопы. Ослепительно-оранжевые шары, что весьма необычно, летели не по прямой, а поднимались высоко и падали в траншеи отвесно, где взрывались. Хуже того – в месте падения каждого вправо и влево разливалась огненная река.

– Видели?! – император ввалился на НП, тяжело дыша. – Похоже на заклинание «жидкий огонь». У нас никто им не владеет. Уходим! Быстро! И вам приказываю – в тыл.

Последнее относилось к командиру полка и нескольким офицерам. Они замешкались, но затем тоже бросились врассыпную. Под бревнами наката остался лишь телефонист, пытавшийся связаться с Калварией и сообщить о прорыве немцев, но связь почему-то никак не налаживалась.

Выбежав на опушку рощи, простиравшейся за полковым НП, император выругался, и было отчего. Между двумя броневиками виднелась здоровенная воронка от «чемодана». Водитель одного из бронеавтомобилей недвижно лежал на земле, второй, уцелевший, поднял капот своей машины и пытался оживить мотор, надо понимать – безуспешно. Для полноты картины тут же валялись лошади, предназначенные для вестовых и конного сопровождения. Единственное попадание шального снаряда изрядно затруднило ретираду. А сюда, за линию траншей, немцы могли стрелять еще и еще.

– Молю бога, чтоб германские разведчики и газетчики не прознали, как российский государь убегает, сверкая пятками, – вздохнул император. – Генерал, не время думать о репутации. Спасаемся.

Далеко оторваться им не удалось. Сначала хлестнула пулеметная очередь, угодившая на защиту императора. Главнокомандующего и генерала догонял германский броневик, поливая их свинцовым дождем. Вокруг – поле, не спрятаться.

– Алексей Алексеевич! – крикнул царь – Удара машиной моя защита не выдержит. И поразить броневик не сумею – дар у меня иной.

Привыкший долго скакать на коне, но не долго бегать, генерал-кавалерист с трудом восстановил дыхание и попросил:

– Прикройте меня щитом, государь. Есть одна идея… Если сработает.

Брусилов вперился взглядом в броневое авто. И оно остановилось. Из-под капота повалил дым. Пулемет продолжал постреливать, но император пули держал.

– Алексей Алексеевич! Уходим. Вдруг поедет…

– Вряд ли. Двигатель перегрелся. Был бы на сотню шагов ближе – я бы ему и коробку передач рассыпал на куски.

Выбежав из зоны обстрела пулемета, они перешли на шаг и до штаба дивизии прошагали молча. Лишь когда показались дома, Брусилов рассказал о своем Даре, довольно неудобном, но сейчас оказавшимся весьма кстати.

– Был я отроком. Нет, даже ребенком лет десяти, когда отец купил дорогой хронометр английской выделки. Очень надежный, во всяком случае, таким считался. Отец никому его не давал даже в руках подержать, берег. Я смотрел-смотрел на серебряный корпус, силясь понять – что внутри. И хронометр вдруг остановился! Часовой мастер сказал – шестерни поломались. Потом были в гостях, где маленькой девочке подарили механическую куклу, случилась та же история… Словом, карьеру делал в кавалерии, лошадям бог не дал шестеренок. Научился контролировать дар. С вами ехали, я старательно не думал про мотор броневика, иначе бы он тотчас заглох. На расстоянии ломать сложнее, но… жить хотелось, ваше величество. Такой вот дар[2]. В гвардию не прошусь, нет такого «таланта» в воинских уставах.

– Зато я знаю Осененного, имеющего противоположный дар. У него все работает как надо. Я лечу в Петроград, Алексей Алексеевич. Думаю, понял, у кого спросить – как остановить германских магов. Берегите себя!

* * *

Федор в полной мере смог ощутить на себе все то, что испытала Варвара, силой вывезенная из Тулы. В Сестрорецке события разворачивались подобным же образом: князя окружили наделенные полномочиями люди во главе с полковником гвардии, не дали никого уведомить, более того, не позволили переодеться или взять личные вещи. По заводу наверняка поползет слух: арестован как германский агент… Ну, и пусть. Настоящим германским агентам, если такие сидят в городке, на голову свалится новая задачка – где искать Юсупова-Кошкина.

Пара кавалергардов у кабинета императора решительно запротестовала: никак невозможно к самодержцу российскому ввести такого бродягу – в рабочей блузе, в фартуке и с грязными руками. Гвардейский полковник милостиво согласился, распорядившись помыть его светлость и переодеть во что-то чистое.

На взгляд Федора, за короткое время с их встречи по поводу дуэли, окончившейся гибелью гвардейца, император внешне постарел лет на десять и как-то внутренне угас. Он попенял полковнику – отчего так долго везли князя, потом отпустил его, оставшись с Юсуповым наедине.

Монарх сел в кресло у низкого столика, показал Федору на другое, рядом. Князь не стал отнекиваться.

– Курить будете? – предложил царь открытую коробку папирос.

– Спасибо, Ваше Императорское Величество, повременю. Коль везли меня словно на пожар, курево обождет. Что стряслось?

– Беда, князь. Немцы вгрызаются в нашу оборону как бобер в бревно, и их не остановить. Только подтягивают тылы, дают своим магам подкопить энергию и берут наш следующий рубеж. Не торопятся. Ждут, когда мы истощимся. Месяца через два, не больше, будут у стен Петрограда и Москвы.