Магия на грани дозволенного

В третьей комнате, сразу за гостиной, было уютнее всего. Наверное, потому, что именно в ней обитал Лисанский. Из недавно погасшего камина тянуло гарью, на столе у окна было разложено штук тридцать листков, исписанных округлым, размашистым почерком с завитушками. На латыни. На кровати валялись книги, некоторые раскрытые, другие с закладками. Выдвинув ящик старинного комода, Дэн обнаружил целый склад свечей – похоже, электричества в доме не было совсем, не существовало даже генератора. Бедняжка, ехидно подумал Дэн и тут же помрачнел, вспомнив, что и сам теперь оказался в незавидном положении.

Четвертая – и последняя – комната производила довольно сносное впечатление. Назвать ее уютной можно было с превеликой натяжкой, но по сравнению с остальными (не считая гостиной и спальни Лисанского) здесь хотя бы ничего не гремело. И не пугало.

Призрачный скелет, свисавший с потолка на толстой виселичной веревке, не в счет. Дэн ради эксперимента повел рукой – висельник благополучно рассеялся белесым туманом. Правда, в углу между шкафом и прикроватной тумбочкой материализовалась плаха с вогнанным в нее топором и отсеченной патлатой головой в луже крови. Но к этому, при желании, пожалуй, можно было привыкнуть.

Усевшись на постель, Дэн уставился в пустой черный камин и задумался.

Выходит, какие-то зачатки колдовства у него-таки сохранились. Ему удалось поджечь книгу Лисанского, хотя объяснить, как это случилось, он бы не сумел. Злость словно выплеснулась через руки горячей волной – Дэн сам испугался этого магического всплеска, стихийного, неконтролируемого. А вот Лисанский, похоже, не впервые колдовал без браслетов – если, конечно, черные тряпки на его ладонях не скрывали лишнего – и, вопреки мнению Магистра, был далеко не беззащитен.

Вещей у Дэна при себе не оказалось, хуже того – он не потрудился выяснить у Магистра, доставят ли ему хоть что-нибудь из одежды или даже зубную щетку и бритву прикажут делить с Лисанским В резиденции он об этом даже не вспомнил – просто не мог себе представить, где окажется. Но теперь, стоя посреди пустой комнаты, не имея возможности ни вернуться назад, в Орден, ни наколдовать все необходимое, Дэн принялся оглядывать себя. Ботинки, носки, джинсы, черная толстовка поверх рубашки и футболки. И как же в этом прожить несколько… дней? Недель? Месяцев? Почесав в затылке, Дэн решительно направился к шкафу, распахнул дверцы. И вскрикнул от неожиданности: распространяя удушливое гнилостное зловоние, прямо не него вывалился полуистлевший труп. Обтянутый высохшей кожей череп, криво нахлобученный на тощую шею, оскаленный в жуткой ухмылке рот, пустые глазницы, клочья волос. Дэн шарахнулся назад, больно вписавшись бедром в угол тумбочки, и сдавленно выругался. Что за кошмары тут творились? Труп, завернутый в грязные лохмотья, еще полежал немного на полу, источая нестерпимый смрад – Дэн прикрыл нос рукавом толстовки, – а потом подернулся зыбкой серебристой рябью и растворился в воздухе.

– Черт-те что, – пробормотал Дэн и с отвращением захлопнул дверцу шкафа.

Интересно, была ли в этом доме ванна – как положено антиквариату, высокая, чугунная и монументальная? Он бы не удивился, если бы из нее вылез распухший, позеленевший утопленник.

– Впечатляет, а? – раздался прямо над ухом вкрадчивый, обволакивающий, потусторонний шелест, и лицо обдало холодом.

У Дэна сердце ухнуло в пятки. По телу волной прошелся озноб.

– Добрый вечер, – ухмыльнулось переливчато-голубое привидение, покачиваясь перед ним в воздухе.

Дэн словно провалился в ночной кошмар, от которого не проснуться. Кошмар этот разворачивался по самым что ни на есть заезженным законам жанра: набрасывался неожиданно, пугая до остановки сердца, или наплывал приступами галлюцинаций, размывая границы реальности.

– Ваших рук дело? – угрюмо осведомился Дэн, ткнув пальцем в шкаф. Что ж, он принял правила. На службе ему однажды довелось встретиться с духом самоубийцы, хотя тот не пытался разговаривать, а все норовил в очередной раз повеситься на гвозде, прибитом к потолочной балке. Тогда пришлось позвать священника, ибо на боевую магию привидение не реагировало. А теперь? Что делать теперь?

– Да, это, с позволения сказать, мой послужной список, – скромно улыбнулся призрак. – Ну, знаете, я при жизни был тем еще безобразником.

Дэн перевел дыхание и разглядел собеседника получше. Тот, покачиваясь и тихо позвякивая железными кандалами, подплыл к камину. Отросшие седые волосы, тонкие, как паутина, стояли дыбом, и вообще вся его сморщенная физиономия, похожая на очищенный грецкий орех, отчего-то сильно напоминала Эйнштейна в старости.

– Мое имя Мефисто, – произнес призрак с гордостью, расправив хилые костлявые плечи под изодранной арестантской робой. – Не настоящее, конечно, но настоящего я, увы, не помню. Столько лет прошло… запамятовал, простите, склероз. Эту особу звали Бенедикта, м-да. Моя, с позволения сказать, законная супруга. Третья. Мышьяком отравилась… Случайно, конечно. Сама виновата: не нужно было лазить по моей лаборатории. Я ведь был великим алхимиком, молодой человек! Не удивлюсь, если изобретенные мною яды медленного действия сейчас изучают в Интернате.

– Не изучают, – сухо перебил Дэн. – В Интернате вообще ядов не изучают.

– Правда? Жаль, жаль. Некоторые из моих изобретений весьма полезны в тупиковых жизненных ситуациях. Любовника жены, скажем, отравить, или любовнице подсыпать, ежели неожиданно окажется в… гм, интересном положении.

– Вы убийца, – Дэн сощурился, прикидывая, как бы поскорее избавиться от неприятного соседства. На священника, ясное дело, можно было не рассчитывать.

– Какая бесподобная прозорливость, юноша! – вскричал призрак насмешливо. Глаза его выперли из орбит и полыхнули безумием. – Да, я убийца! Я мастер! Я лицедей! Каждую смерть я разыгрывал по актам, по действиям, ибо каждая смерть есть великая пьеса. Двадцать восемь раз за свою жизнь я свершил правосудие над детьми греха и порока и ни разу – заметьте, ни разу! – не повторился ни в одной детали, ни в одном штрихе, ни в одной ноте!

– Но кто-то вас все-таки остановил?

– Разумеется. Я искупил свою вину, семь лет прожив в этом доме, будучи замурованным в подвале, в собственной лаборатории, – голос привидения трагически дрогнул. – Без света, без человеческого общения. Слуги приносили мне еду – и только. В первую неделю заточения я повредился рассудком, а дальше стало уже легче. С тех пор дом пользуется дурной репутацией. Сюда присылают заключенных, некоторые живут здесь годами в полном одиночестве, но чаще умирают от болезней или трогаются умом уже в первый месяц. Жизнь здесь, знаете ли, не сахар, – призрак улыбнулся полным ртом гнилых зубов.

– И вы, похоже, прикладываете к этому руку, – заметил Дэн.

– Юноша, если бы не я, бедолагам не с кем было бы и побеседовать. Вы ведь знаете, что за всю историю отсюда еще никто не выбрался в здравом уме?

– Нет, – по спине пробежал противный холодок.

– О… Ну, теперь знаете, – Мефисто мерзко хихикнул. – А вас, позвольте спросить, за что сюда упекли?

– Я не узник, – проворчал Дэн. – Я надзиратель.

– Угу, конечно, у вас на лице так и написано, – призрак вперил ехидный взгляд в его распухшую щеку, демонстративно почесывая собственную физиономию. – Уж не за этим ли юнцом собираетесь надзирать, который здесь живет? Или еще кого в скором времени пришлют?

– За этим.

– Отлично! – призрак потряс руками – цепи на его запястьях отозвались замогильным звоном. – Просто великолепно! Когда я отказывался от хорошей компании?!

– Эй! – окликнул Дэн, когда привидение всколыхнулось и целенаправленно рванулось к стене у камина. – А вот это можно убрать? Или оно так и будет мозолить мне глаза?

Мефисто проследил за его пальцем, который ткнулся в окровавленную плаху.

– Ну, вы ведь не откажете старому разбойнику в его мелких шалостях? – чуть виновато улыбнулся призрак. – Дайте потешить самолюбие, молодой человек, оцените красоту творений мастера!