Магия объединяет

— Мы отводим реку по другому руслу. Погода достаточно мягкая, и с небольшой магической подсказкой я превращу это место в маленький рай. Что думаешь?

Открой рот и скажи что-нибудь. Скажи что-нибудь.

— Похоже, это будет прекрасно.

— Так и будет.

— Как думаешь, бабушке захотелось бы это увидеть? — Удар, удар, удар.

— Твою бабушку лучше не беспокоить.

— Она страдает. Одна, заточенная в каменном ящике.

Он вздохнул.

— С некоторыми вещами ничего не поделаешь.

— Ты не боишься, что кто-нибудь освободит ее? Кто-нибудь вроде меня.

— Если кто-то попытается проникнуть в Мишмар, я узнаю и отправлюсь на их поиски. Далеко они не уйдут.

Спасибо за предупреждение, папочка.

— Она не живая, Цветочек. Она дикая сила, буря без эго. Можно только предполагать, какой ущерб она нанесет, если ее выпустить на волю.

Ага. Еще бы, ты похоронил ее вдали от всего, что она любит, потому что она слишком опасна.

Мы возобновили нашу прогулку вдоль стены, медленно обходя башню.

— Как идут приготовления к свадьбе?

— Очень хорошо. Как продвигается мировое господство?

— В этом есть свои нюансы.

Мы прогуливались вдоль стены. Вероятно, этого было достаточно для светской беседы. Если я позволю ему вести разговор, я никогда не верну Саймана.

— Сюда привезли жителя Атланты. Я здесь, чтобы забрать его домой.

— Ах. — Роланд кивнул.

Мы завернули за угол, и я мельком увидела лицо Джули, шедшей позади нас. Она смотрела на пустое поле за восточной стеной. Ее глаза расширились, лицо заострилось, а кожа стала на два тона белее. Я взглянула на поле. Красивая изумрудно-зеленая трава. Джули уставилась на нее испуганными глазами. Она определенно что-то видела.

Мы продолжали двигаться.

Не сжигай мосты. Будь вежлива.

— Ты похитил Саймана.

— Я пригласил его побыть моим гостем.

Я достала из кармана фотографию изуродованного тела Саймана и передала ему.

Роланд взглянул на нее.

— Возможно, слово «гость» было несколько преувеличенным.

— Ты не можешь брать в плен жителей Атланты в любое время, когда тебе захочется.

— Технически могу. Я предпочитаю не делать этого, потому что мы с тобой заключили некое соглашение, но это определенно в моих силах.

Я открыла рот и тут же его захлопнула. Мы остановились у квадратного расширения на стене, которое, вероятно, станет основой для фланкирующей башни. В поле, правее, на кресте был распят человек. Окровавленный, в разорванной одежде, с лицом, превращенным в месиво, он свешивался с досок. Я бы предположила, что он мертв, если бы не то, что он смотрел прямо на Роланда вызывающим взглядом.

— Отец!

— Да?

— Человека распяли.

Он взглянул в том направлении, и тень промелькнула по его лицу.

— Верно.

Это был тот же взгляд, которым одарила меня Джули, когда думала, что ей сошла с рук кража пива из бочонка, но она забыла о пустой кружке на своем столе. Он забыл о человеке, которого медленно убивал.

Джули оглянулась на пустое поле. Ладно, пожалуй, хватит. Теперь мне нужно было подвести ее как можно ближе к выходу.

— Мне нужно поговорить с глазу на глаз, — сказала я ей. — Возвращайся и подожди с Дереком, пожалуйста.

Она поклонилась, повернулась и ушла.

— Ты слишком мало ей доверяешь, — сказал Роланд.

— Я отдаю ей должное. Я также никогда не забываю, что ей шестнадцать.

— Чудесный возраст. Полный возможностей.

Возможностей, которые тебе не пристало рассматривать.

— Что он сделал?

Роланд вздохнул.

— Что было такого плохого, что ты решил его пытать?

Роланд смотрел, как уходит Джули.

— Проблема с военачальниками в том, что должность в корне порочна по самой своей природе. Генерал, который не способен руководить, бесполезен, но чтобы руководить, он должен внушать лояльность. Когда войска спешат на поле боя, зная, что могут отдать свои жизни, они смотрят на своего генерала, а не на короля, стоящего за ним. Рано или поздно их лояльность разделяется. Они бросают своего короля и вместо этого смотрят на того, кто истекал кровью и страдал вместе с ними.

Он посмотрел на человеческие останки на кресте.

— Это один из людей Хью?

— Да.

— Что он сделал?

— Он отказался выполнять мои приказы. Я сказал ему кое-что сделать, и он ответил мне, что он солдат, а не мясник. Величайшее лицемерие этой псевдоморальной позиции заключается в том факте, что если бы Хью отдал ему такой же приказ, он, вероятно, подчинился бы. Я просто напомнил ему, что он переводит дыхание по моему усмотрению.

И он приказал привязать его к кресту. Чтобы смерть заняла больше времени.

— Это варварство.

Роланд повернулся ко мне с легкой улыбкой.

— Нет. Варварство обычно приводит к быстрой смерти. Жестокость — признак цивилизованного человека. У меня тут сотня Железных псов. Он отличное наглядное пособие.

И это было все, в двух словах. Для него не было никаких запретов для достижения своих целей.

— Как долго он там висит?

— Пять дней. К настоящему времени он должен был быть мертв, но он, несмотря на боль, использует магию, чтобы оставаться в живых. Воля к жизни — поистине замечательная вещь.

Я хотела дойти туда и снять человека Хью. Я не была доброй, я могла быть жестокой. Я и раньше пользовалась мечом ради наказания, но в самом худшем случае наказание, которое я применяла, длилось минуты. Человек на кресте был там несколько дней. Железный пес, возможно, и принадлежал Хью, но была грань между добром и злом, и такого рода пытки пересекали ее. Это не касалось нас с Хью. Это было о правильном и неправильном.

— А если Хью вернется?

— Не вернется. Я понизил его.

— Ты что?

— То, что дается добровольно, также может быть отнято. Я разорвал связь между нами. У него все еще есть преимущество нашей крови со всей ее силой… которую, к сожалению, я не могу убрать, не лишив его жизни, но мы не связаны. Свет его дара больше не драгоценен для меня.

Волоски у меня на затылке встали дыбом. Моего отца больше не волновало, жив Хью или умер.

— Ты сделал его смертным.

— Да. Даже с его способностью к исцелению, я ожидаю, что он не протянет следующее столетие.