Магия торжествует

— Ворон был мне ближе всего к отцу, — сказала я ему. — Он кормил меня, он учил меня. Ему было небезразлично, выживу я или умру. Ведьмы сказали мне, что единственная причина, по которой он делал все это, заключалась в том, что моя мать поджарила его своей магией. Она готовила его до тех пор, пока он не полюбил ее больше всего на свете. Когда отец убил ее, Ворон не смог с этим справиться, поэтому вырастил меня, чтобы я стала оружием против Роланда. Ворон хотел навредить моему отцу. Либо я убью отца, либо он убьет меня, и в любом случае Ворон будет удовлетворен той болью, которую он причинил.

Дерек молча ждал.

— Я решила не париться насчет этого, — сказала я ему. — Я убрала это в то же место, где храню такие вещи, что Земля — это шар, а лед холодный. Я знаю об этом, и когда мне понадобится, я достану это и стряхну пыль, но до тех пор у меня есть воспоминания о моем детстве, где Ворон заботился обо мне. Это мои воспоминания. Я решаю, как к ним относиться, поэтому я предпочитаю помнить его как человека, который вырастил меня и научил выживать. Мне приятнее вспоминать таким образом.

— Но правда ли это?

— Я не знаю. Он мертв, и я не могу спросить его. Ты можешь помнить своего отца как человека, который прятал тьму внутри себя, или ты можешь помнить его как ущербного человека, который любил свою семью и умер, когда им овладел лупизм. Ты должен решить для себя, с чем ты можешь жить…

Вспышка белого света расколола рубиновое пламя погребального костра. Я встала. Неужели, дорогой папочка все-таки решил взять трубку.

Свет превратился в человека. На нем была длинная мантия с капюшоном. Нет, не мантия, а плащ, подбитый волчьим мехом и скрепленный на груди толстой золотой цепью. Белая ткань была накинута на его широкие плечи, ниспадая в пламя.

И он не был моим отцом. Ни капельки.

Мужчина опустил капюшон. Он был высоким, по крайней мере, шесть футов шесть дюймов, может быть, шесть футов семь дюймов. Европеец. Светлые волосы длинной гривой спадали на плечи. Богато украшенное металлическое ожерелье обвивало его шею, явно золотое. Красивое лицо, широкое, с квадратной челюстью, четко очерченными скулами, прямым носом и проницательными глазами под изгибом густых светлых бровей. Глаза смотрели на меня с царственным высокомерием. Бледно-голубые радужки слегка светились. Я не могла сказать, было ли это от пламени или его магия сделала их люминесцентными.

Он открыл рот.

Нас окатило технологической волной. Человек и багровое пламя исчезли. Пламя просто погасло, и костер превратился в кучу пепла.

Тогда ладно.

Дерек откинулся назад и расхохотался.

Я одарила его суровым взглядом.

Он даже не заметил.

— Есть на этот магический огонь гарантия, потому что, как по мне, он лагает?

— Он не лагает.

Он затрясся от смеха.

— Давай, смейся больше.

— Мы добирались сюда полтора часа, потратили два часа на то, чтобы раздобыть дрова и развести костер, и вызвали не того парня. Ты набрала не тот код города?

— Тебе следует отправиться в турне со своим шоу. Снимешь немного бабок на своих шуточках.

Он засмеялся еще громче.

— Так всегда? Мне просто интересно, для твоей семьи обычно пытаться вызвать гунна Аттилу, а вместо него получить Чингисхана?

— Я даже не собираюсь отвечать.

— Может быть, тебе стоит попробовать позвонить ему по обычному телефону, — предложил Дерек. — Я могу помочь набрать номер. Знаешь, выполнить тяжелую работу.

— Ты успокоишься?

Он растянулся на траве, фыркая.

— Нет.

— Я куплю тебе новые ножи, если ты заткнешься.

— Мне не нужны новые ножи. Я хочу свои старые ножи. — Он поднял голову. — Дай мне вяленое мясо, которое ты спрятала в бардачке, и я успокоюсь.

— Решено.

Он перекатился на ноги, достал из багажника «Джипа» бочку с водой и вылил ее на пепелище. Мы сели в «Джип», и я отдала ему вяленое мясо. Звуки принятия пищи голодным оборотнем наполнили машину. Я направила «Джип» в сторону Атланты.

Дерек перестал жевать.

— Хоть кто-то отозвался. Какой-то бог, или король, или что-то в этом роде.

Я кивнула. В этих голубых глазах была сила. Я должна спросить тетю, можно ли перехватить призыв огня и у кого хватит магии для этого.

Он усмехнулся.

— Что теперь?

— Можно было подумать, что у него была подготовлена целая речь. Сейчас он, вероятно, где-то кипит от злости.

— И это меня беспокоит.

— Я всегда прикрою твою спину, — сказал Дерек. — Даже с жуткой магией.

— Я знаю. Спасибо.

— Не за что.

Мы катили в сторону Атланты, где одинокие электрические огни манили к себе, обещая иллюзию безопасности.

* * *

— РАССКАЖИ МНЕ ЕЩЕ раз о блондине, — попросил Кэрран.

— Высокий. Мускулистый. Дорогой плащ, подбитый мехом, застегнутый золотой цепью. Самодовольный. Идеально причесанные волосы. — Я отпила чай.

Мы сидели на кухне. Пока меня не было, Кэрран уложил сына спать. Они с Джули уже поужинали. Я тоже попозже перекусила. Джули сидела напротив меня за столом и пила чай. Дерек вытащил ножи из сгоревших обломков «Джипа», расстелил на столе кусок брезента и старательно чистил их. Большинство клинков выжили в огне, но пара синтетических рукояток расплавилась.

— Не забудь о собачьем ошейнике, — сказал Дерек.

— Не об ошейнике, а о металлическом ожерелье, — сказала я. — Ошейники расстегиваются сзади. Оно же расстегивается спереди.

— Что за металлическое ожерелье? — спросила Джули. — Скифское? Фракийское?

— Тяжелое, богато украшенное, с тремя стилизованными золотыми когтями.

— И ты уверена, что это был не переодетый твой отец? — спросил Кэрран.

— Да. Глаза были другими.

Мой муж скрестил руки на груди.

— Как долго ты смотрела ему в глаза?

— Около трех секунд, пока я ждала, когда он заговорит. — Я указала на него чайной ложкой. — Я знаю, о чем ты думаешь. Перестань так думать.

Джули сохраняла невозмутимое выражение лица, но ее глаза смеялись надо мной поверх края чашки. Дерек казался стойким.

— Что я должен думать? Сначала кто-то посылает тебе красную розу.

— И нож. И коробку с пеплом.

— Вот именно. Это угроза? Это условное объявление войны?

Я пожала плечами.

— Может быть, это подарок от социально неловкого садовода.