Магия убийства

— А хрен их знает.

— Мальчики, вам страшно? — спросила Ника, подняв на них безумные глазищи.

— Конечно, — сказал Валдис. — Видишь, я дрожу от страха?

— Твои шутки сейчас неуместны, — бросил ему Платон.

— Разве я шутил? — поднял плечи Валдис, потом вздохнул. — А что ты предлагаешь, головой о стенку биться? Я бы с удовольствием, если бы моя голова пробила стену и мы получили возможность выйти отсюда.

Он встал, подошел к креслу и начал его двигать к дивану.

— Зачем? — озадачился Платон.

— Быстрее уснем, быстрее наступит утро, и мы узнаем, что натворили. Двигай кресла, мы здесь поспим, под ноги подставим кресла. А Ника на том диване…

— Натворили? — встрепенулась она. — В каком смысле?

— Да это я так… к слову… к ситуации, — двигая кресло с Платоном, оправдывался Валдис. — Не обращай внимания на мои слова, у меня же язык, как помело. А это что? — Он подошел к шкафчику, открыл, а там выпивка на любой вкус: — Вот это запас! Вмажем по сто?

— Это же чужое, — робко возразила Ника.

А он нашел рюмки, налил и поднес ей:

— Раз пригласили нас не слишком вежливо, мы имеем право воспользоваться баром без разрешения. Пей, пей. В качестве снотворного.

— Я с вами сопьюсь. — Но рюмку взяла, выдохнула и выпила.

— А теперь ложись, — сказал Валдис, укладывая Нику. — И вспоминай о чем-нибудь хорошем.

Платон накинул на ноги Ники летнюю куртку, потом выпил с Валдисом по две рюмки, после чего и они улеглись. Но сон не шел, правда, они забывались на недолгое время, а ближе к утру бодрствовали, тихо переговариваясь.

Часов в десять все трое напряженно уставились на дверь, так как за нею послышались приближающиеся шаги. По беспорядочной, но твердой поступи стало понятно: идут несколько человек. Ника сидела на диване напротив двери, в ожидании развязки она выпрямила спину и вытянула шею. Валдис с Платоном переместились к ней, первый забросил ногу на ногу, второй положил локти на колени, сцепив пальцы в замок. Повернулся ключ…

Подписав бумаги, Владимир Васильевич отдал их секретарше, а взгляд подарил ей — будто отстегал.

— Я могу идти? — спросила она.

— Иди, — отвернулся он.

Глаза бы не смотрели на позвоночников, ведь и эту устроили по звонку. Дура дурой, на работу ходит, как на тусовку. Волосы в три цвета выкрашены, а цвета — нарочно не придумаешь. И пузо голое. Она открыла дверь, и он не сдержался:

— Стой. — Девушка повернулась с вопросом в глупеньких глазках. — Пупок спрятать. Это вам не бордель, а государственное учреждение. Прокуратура! — Глаза ее стали влажными, а ему похорошело. — И впредь попрошу одеваться от сих, — приставил ребро ладони к горлу, — до сих, — вторую руку опустил вниз. — Иди.

Оставшись один, он постучал пальцами по столу, вздохнул тяжко, со стоном. Была бы его воля — повыгонял бы половину, в первую очередь позвоночников. И во вторую очередь тоже. Зазвонил телефон, он поднял трубку, это был прокурор:

— Васильевич, ты обидел девочку?

— Нажаловалась?

— Жаловаться необязательно, у нас только один человек доводит до слез женщин.

— Раз такая плаксивая, пусть идет пироги печь, там реветь некогда.

— Да будет тебе, Васильевич. Без молодежи нельзя, она для нас как допинг.

— Мне допинг не нужен.

— Ну ладно. На Островского убийство, труп в машине нашли с огнестрельным. Группа уже там, пошли кого-нибудь из следователей.

Владимир Васильевич вызвал секретаршу:

— Платона ко мне.

— Он еще не пришел, — промяукала под нос она. — Наверное, с Никой по убийствам работают.

— Не пришел?! — прогремел зам. — Обоих нет?! Скажи им, что прежде они обязаны являться на работу! Поняла? Кто из следователей на месте?

— Никого. Алдонина по самоубийству работает, Степанян по коррупции, по текущим…

Она из кожи вон лезла, показывая, что недаром заняла стул секретарши, но Владимир Васильевич ее прервал:

— Мне достаточно слова «никого». Сам поеду. Иди.

Он посидел некоторое время, думая, что надо взять с собой. Достал из стола папку, положил туда чистые листы, авторучку… Звонок.

— Здравствуйте, Владимир Васильевич, это мать Ники…

— Добрый день, Ольга Ивановна.

— Извините, что беспокою, но… Ника вчера звонила, сказала, что задерживается на работе… а потом не пришла. Я… мы с отцом звоним ей на сотовый, но она не отвечает.

— Простите, я не понял: что случилось?

— Она не пришла домой. Я хотела бы знать… мы хотели бы… Она на месте? То есть на работе? Только не говорите ей, что я звонила, Ника рассердится.

Во дает! Он что — нянька в ясельной группе? Или обязан следить, к кому в постель детки-позвоночники прыгают?

— Не волнуйтесь вы так, Ольга Ивановна. У нее и Платона пять убийств, тут уж, извините, работать сутками приходится.

— Я все понимаю, но она же не звонила больше. Ника никогда так не поступала…

— Хорошо, я скажу, когда увижу ее, чтобы позвонила. Но не сейчас, я уезжаю.

— Так с ней все в порядке?

— Естественно.

Извинившись еще раз десять, она положила трубку, он в сердцах скрипнул зубами и направился к выходу, бурча:

— Бездари. Развратники. Разгильдяи. Бардак.

На место прибыл и разозлился еще больше. Толпа вокруг автомобиля из старух, детей и алкашей. К счастью, рабочий день, а то бы как на футболе было. Завидев Владимира Васильевича, один из оперативников крикнул:

— Граждане, посторонитесь!

— Труп где? — спросил зам, подойдя к нему.

— За рулем. Представляете, с шести утра выходили из домов люди, а труп заметили часов в девять. Женщина вывела мальчика на детскую площадку…

Не дослушав, Владимир Васильевич подошел к раскрытой дверце автомобиля, заглянул внутрь. Труп как труп, с дыркой в животе.

— Личность убитого установили? — спросил он.

— Кривун, — сказал Сократ Викентьевич. — Мы нашли бумажник с документами и деньгами, значит, это не ограбление.