Македонский Лев
Шрифт:
Так близко…
Теперь перед ним стояла армия из двенадцати тысяч человек — вдвое больше против Беотийского войска — и будущее Фив висело, как хрупкая драгоценность над огненной пропастью.
В Спарте он позволил себе мечтать о золотых днях. Агесилай был готов говорить — даже вел себя дружелюбно — и переговоры стремительно продвигались вперед… до того горького момента, когда он увидел поправку в Соглашении о Мире. И тогда Эпаминонд оказался пойман, как рыба в сеть. Подписание означало бы конец Беотии. Неподписание влекло за собой новое вторжение.
Сделав глубокий вдох, он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на мыслях о предстоящем
Он подумал о плане Пармениона, но тут же выбросил его из своих мыслей.
Услышав шаги за спиной, он обернулся и увидел Феспийского военачальника, Иктина. Мужчина был молод и строен, его железная броня начищена до серебристого блеска. Эпаминонд ничего не сказал. Иктин раздражал его, однако его приходилось терпеть, как избранного представителя от Феспии.
— Мы же не одолеем их в открытом сражении, так ведь, Эпаминонд? — спросил Иктин. — Мои люди опасаются. Не за свои жизни, конечно, которые они отдали бы с радостью… отдали бы с радостью. Но… это будет безумие. Скажи, ты ведь не обдумываешь этот курс всерьез?
— Я обдумываю все возможности, господин, и представлю свои взгляды Семерым в назначенное время. А сейчас, не оставишь ли меня немного поразмышлять?
— Да, да, конечно. Но мы ведь будем держать оборону у хребта, верно? Да. Думаю, это будет хорошая, подходящая стратегия. Думаю…
— Я увижусь с тобой через час, Иктин — и с остальными Беотархами тоже, — отрезал Эпаминонд. Мужчина поклонился и ушел, но почти тотчас же фиванскому полководцу показалось, что тот вернулся. — Во имя Богов! — взорвался он. — Оставишь ты меня в покое или нет?
— Тебе надо выпить, — сказал Пелопид, широко улыбаясь и хлопая Эпаминонда по спинной части нагрудника.
— Извини. Я думал, это опять тот придурок, Иктин.
— Что бы ни случилось завтра, друг мой, думаю, тебе следует исключить из своей стратегии феспийцев. Эти ребятки побегут прочь, едва спартанцы поднимут на них голос.
— И тогда у нас останется пять с половиной тысяч бойцов — против двенадцати тысяч. Отличные шансы, не правда ли?
Пелопид пожал плечами. — Мне плевать, сколько их. Завтра я их разобью. — Он прищурился и сплюнул на землю. — Мне нравится Парменионов план.
Эпаминонд на миг прикрыл глаза. — Он был не в себе с тех пор, как Фетиду убили. Я не могу принять его план. Поставить на кон всё, что у нас есть, за один ход; рискуя разгромным поражением? Не пойми меня неверно, Пелопид, но ты бы стал нападать на льва с булавкой от броши?
— А на кой льву нужна булавка? — спросил Пелопид, осклабившись.
Эпаминонд расхохотался. — Если бы все наши парни были как ты, то я бы не сомневаясь последовал совету Пармениона. Но они не такие, Пелопид. Ты… особенный — может быть даже уникальный. Я не могу пойти на риск.
— Спроси себя, почему, — предложил Пелопид.
— Ты знаешь почему. Всё, над чем мы работали, ставится под удар.
— Это не ответ, и ты знаешь об этом. Хороша стратегия или нет. Ты не можешь поменять сражение на что-то другое. Говоришь, что если бы не было выхода, то ты бы попробовал этот план?
— Скорее всего, да. — Эпаминонд засмеялся. — Но, сказать по правде, я напуган до самых печенок.
— Подумай вот о чем: если бы Парменион не разгадал, что спартанцы готовят вторжение, то у тебя бы не было армии, чтобы перекрыть подступы к Коронее. И даже
при этом, они захватили Кревсия и наши драгоценные триремы. Это был удар по нашей гордости — и по нашей боеспособности. Лига расшатана. Если не получим сокрушительный удар, нам все равно конец. Фивы падут. И в этот раз Агесилай поклялся разнести город до основания и продать каждого мужчину, каждую женщину, каждого ребенка в рабство. Я не хочу дожить до этого часа, чтоб увидеть всё своими глазами. А ты?Эпаминонд резко встал. Его правое колено затекло, и он растер его, согревая. — Даже если я соглашусь, — сказал он, — нам ни за что не убедить остальных Беотархов.
— Я уже убедил Бахилида из Мегары. Вместе с тобой, это уже трое из Семерых. Мы победим в голосовании, я уверен.
— Такая тактика никогда еще не применялась, — заметил Эпаминонд.
— Кстати, применялась, — возразил Пелопид с серьезным лицом. — Парменион сказал мне, что он однажды именно таким манером выиграл в Спарте какую-то игру.
Краткий миг Эпаминонд просто стоял и глядел на своего давнего, закадычного друга, а потом вдруг начал смеяться. Пелопид присоединился, и эхо их гогота разнеслось надо всем молчаливым лагерем.
Был почти полдень, когда спартанцы и их союзники выступили на середину равнины, перестроившись в боевой порядок и криками провоцируя беотийцев, чтобы те напали на них.
Эпаминонд глянул направо и посмотрел на свою армию, готовую выступить. На крайнем правом фланге феспийцы под началом Иктина формировали свою фалангу за Парменионом и его четырьмястами конниками. В центре расположился Священный Отряд, а за ними — копьеметатели и лучники. Сам Эпаминонд стоял в пятом ряду Фиванского контингента, насчитывавшего четыре тысячи человек, хорошо защищенных нагрудниками, шлемами, юбками из обитых металлом полосок кожи и бронзовыми поножами, прикрывающими голени. Каждый воин держал тяжелый деревянный щит, обтянутый кожей и обитый бронзой. Эпаминонд обнажил свой короткий сверкающий меч, вскинул щит, и голос его зазвенел.
— Вперёд! За Фивы и Славу!
Армия начала движение.
Фиванский полководец попытался сглотнуть, но во рту было сухо. Он почувствовал, что сердце застучало как боевой барабан, и напряжение было таким, что ноги дрожали, когда он пытался держать шаг с теми, кто шел по обе стороны от него. Теперь пути назад не было.
Во время совета долго вылетали в ночь горячие аргументы участников, и один курьезный случай при этом отнюдь не помог в споре. Когда Эпаминонд вошел в шатер и сел, чтобы говорить с Семью военачальниками, стул под ним сломался, уронив его на пол. Сначала лишь нервный смех встретил его падение, но потом Иктин сказал: — Это дурной знак, Эпаминонд. Очень дурной. — Остальные Беотархи нервно переглянулись.
— Да, это знак, — проворчал Эпаминонд, поднимаясь. — Нам был дан знак не сидеть сложа руки, а стоять, как надлежит мужчинам. — И тогда он изложил план сражения.
— Ты не продумал весь план до конца, — сказал Иктин. — Спартанцы смертоносны. Уж если мы должны атаковать, то дай нам ударить в их левое крыло, где стоят орхоменяне. Разбить их союзников и отрезать Клеомброта.
— И как ты думаешь, что будет делать Клеомброт, пока вы продвигаетесь к его левому флангу? — Спросил Эпаминонд. — Я скажу тебе: он бросит свои отряды в атаку и разобьет нас. Нет, я намереваюсь ударить в голову этой змеи.