Македонский Лев

— А Филипп?

Аттал вздохнул.

— Я был бы рад убить его, — вдруг заговорил Архелай. — Это доставит мне несказанное удовольствие.

Его отец засмеялся. — Уж не знаю, что не так с этим парнем, которого ты невзлюбил. Он довольно-таки отрешен от всего. Но — пусть будет так. Убьешь его — но не сегодня. Пусть сначала умрет Пердикка. Филипп может пожить еще с недельку. — Он обратился к Атталу. — Ты сказал, что никто не заподозрит, что мальчишки будут убиты? То есть, не будет никаких следов?

— Не будет, господин.

Птолемей подозвал к себе сына и зашептал ему в ухо. Рослый принц кивнул и сделал вид, что выходит из комнаты. Затем вдруг налетел на Гермона, заломив ему руки за спину.

— Покажи мне! — велел Царь. Аттал взял платок из вышитой ткани и накрыл им Гермону лицо, сильно прижав материю к носу и рту старика. Жертва недолго оказывала слабое сопротивление, затем его ноги дернулись и ослабли, вонь опорожненного кишечника заполнила помещение. Аттал снял ткань с лица старика, а Архелай отпустил тело, тут же упавшее на пол. Птолемей встал над ним, внимательно вглядываясь в мертвое лицо. — Мне не нравится его мина, — молвил он. — Он не похож на умершего во сне.

Аттал хохотнул и присел возле тела, закрыв мертвецу рот и глаза. — Да, так лучше, — прошептал Царь. — Хорошо. Действуй.

Когда настал вечер, Аттал сидел в своих покоях, потягивая разбавленное вино. Он не собирался пьянеть из-за ждавшей его этим вечером работы, но порывы сердца подстрекали его допить кувшин досуха. Он гордился своим четко организованным, здравым рассудком, и отодвинул кубок с вином. Что с тобой такое? спросил он себя. Ответ пришел сам собой. Ему была не по нутру мысль о смерти Филиппа, хоть он и не мог понять, почему. Не то, чтобы этот парень ему нравился — Атталу не нравился никто. И все же я не хочу видеть его мертвым, осознал он. Всё дело оборачивалось паршиво. Птолемей был дурак; он был достаточно безжалостен, но этим его таланты исчерпывались. Архелай был не лучше. Даже более того: у него талантов было еще меньше, чем у отца. Беспокойство нарастало. Многие знатные люди отдалялись от дворца, а мораль в войске была ниже некуда. Если Птолемею суждено пасть, то его фавориты будут сброшены вместе с ним, а Аттал не горел желанием получить место в числе павших.

Но что я могу сделать? думал он.

Аттал заметил, что настроение его мрачнеет вместе с небом. У него не было выбора. Никакого. Сначала убить Пердикку, затем разыскать главного македонского оппозиционера и приготовиться поменять коней, когда подоспеют кровавые деньки. Он выругался — и вновь потянулся к вину.

Он дождался полночи и тихо пошел по пустым коридорам, пока наконец не дошел до дубовой двери в покои Пердикки. Увидел свет, сочащийся из-за двери, и приник к дереву ухом. Внутри звучали голоса, но он не мог разобрать ни слова. Беззвучно прошептав проклятье, он собрался уходить, как вдруг дверь распахнулась, и он оказался лицом к лицу с Филиппом. Парень, похоже, был удивлен, его рука метнулась к кинжалу.

— Бояться нечего, — сказал Аттал, успокоив мальчишку и войдя в комнату. Старший принц сидел на кровати и ел хлеб с сыром; он выглядел здоровее, чем когда-либо на памяти Аттала. Воин обратился к Филиппу. — Я искал тебя, — легко соврал он, — но тебя в твоих покоях не было. Я подумал, что ты можешь быть здесь.

— Зачем это тебе понадобилось искать меня среди ночи? — спросил Филипп с подозрением.

— Против тебя существует заговор, цель которого — твоя смерть, — сказал Аттал, — но ты, похоже, уже знаешь. Судя по этой полуночной трапезе. Неудивительно, что яды не возымели действия. Но это только до поры до времени. Птолемей приказал мне убить твоего брата этой ночью. Тебе отведено умереть через неделю.

Аттал услышал злой шепот железного клинка, ползущего из ножен, обернулся и увидел, что Пердикка приближается с мечом в руке. Он и не думал, что принц так высок ростом, не подозревал, насколько тот силен.

— В этом нет необходимости, — произнес он, понизив голос. — Я здесь не затем, чтобы выполнить приказ, а для того, чтобы предупредить вас.

— С чего это я должен тебе верить? — возразил Пердикка, приставив острие клинка Атталу к горлу.

— Погоди! — остановил его Филипп, видя, как вспыхнула жестокость в его брате. — Не будем спешить! Я ему верю.

— Спасибо, — прошептал Аттал, медленно отступив и отодвинув лезвие от своей кожи. — Вопрос в том, что нам делать? Я бы предложил уехать из дворца и направиться в Амфиполь. Там вы сумеете склонить разрозненную знать в свою поддержку и — возможно — захватить престол.

— Нет, — сказал Филипп.

— Что еще можно сделать? — вставил Пердикка.

— Ты можешь занять престол сегодня же, — сказал Филипп. — Птолемей вероломно убил нашего отца, и трон по праву твой. Мы убьем Царя.

— Боги, парень! Да ты спятил, — ответил Пердикка. — У нас нет союзников, о которых нам было бы известно. Гвардия верна Птолемею — нас просто перережут как скот.

— Неверно, — сказал Филипп. — Птолемей нелюбим в народе, так что никто не будет верен ему, когда он будет уже мертв. Я видел, как Архелай ускакал из дворца сегодня вечером, и мне сказали, что он направился в Фивы. Значит, он не будет нам помехой. После смерти Царя знать соберется выбирать предводителя — но к тому времени гвардия уже присягнет на верность тебе.

— Как ты можешь быть настолько уверен в этом?

— Природа людей, — сказал Филипп. — Необходимость в поводыре. И Аттал поговорит с ними. Он капитан стражи, и они его послушают. Не так ли, Аттал?

— Пожалуй, — осторожно согласился воин. — Но риск всё же велик.

Филипп засмеялся. — Риск? Я годами жил под угрозой покушения на жизнь. Какой еще риск? Мы можем умереть? Все люди умирают, богатые или бедные. Но раз уж я умру, то в бою, а не как телок в стойле, ожидающий, когда падет топор.

Аттал выслушал описанный Филиппом план, и его уважение к юноше возросло. Он понял, что хотел бы, чтобы парень был старше; из него бы вышел замечательный Царь, могучий и мудрый человек. Он посмотрел на Пердикку. В нем тоже чувствовалась сила, но он был менее мужественен, чем его брат. И все же, если эта безумная затея увенчается успехом, то корона достанется Пердикке. Аттал дождался, пока Филипп кончит говорить, затем повернулся к Пердикке и преклонил колено.

— Надеюсь, господин, что когда мы преуспеем, ты не будешь держать на меня зла за то, что я служил убийце твоего отца? Я не участвовал в нем.

Пердикка посмотрел на мужчину сверху вниз, затем положил руку ему на плечо.

— Я прощу тебе это, Аттал. И позабочусь, чтобы ты получил награду за работу, которую совершишь этой ночью.

Втроем они вышли из комнаты, Аттал провел их через дворец в коридор перед покоями Царя. Там братья остались ждать, а он зашагал вперед, где два гвардейца в черных плащах сидели перед дверью в опочивальню.

Аттал позвал стражников за собой и отошел. Мужчины встали, переглянулись и прошли в конец коридора, где ждал Аттал.