Македонский

Мальчишки, которым передали теленка, успокаивали животное. В их руках появились ножи, один из евнухов поставил рядом с постаментом большое зеркало в красивой бронзовой оправе. Зеркало было завешано тканью, а когда ткань сдернули, собравшиеся у постамента потупили взгляды, боясь посмотреть на зеркало. Между тем, в зеркало с любопытством уставился теленок, для которого оно, похоже, и предназначалось. Ну и я, правда, не увидел там ничего кроме отражения телячьей морды.

— Интересное поверье, Александр, царство мертвых, откуп от Ямы, но я бы все же принес жертвы нашим богам. Чем тебе не угоден Олимп? Не находишь, что сомнительно предлагать богу теленка вместо человека? — хмыкнул старик мне на ухо, в словах чувствовалась ирония. — Впрочем, не могу сказать, что это не работает.

Я зыркнул на него, не понимая, о чем идет речь, никаких подсказок от системы не последовало. Впрочем, гадать пришлось не долго. Двое юнцов схватили теленка, когда как двое других перерезали животному сухожилия у копыт. Несчастное животное потеряло опору под ногами и рабы-евнухи умело свалили его в ящик-гроб, где до того лежал я. Жрецы, читавшие молитву, продолжили делать это на распев. В руках одного из них появился шелковый мешочек, он осыпал мучающегося в ящике теленка лепестками роз, когда как юные евнухи натерли несчастное животное маслами. Бычок жалобно замычал.

Под сводами большого зала раздались громкие слова главного жреца, и он ловким движением кинжала сделал глубокий надрез бычку. Ребятня с трудом удерживала в гробу животное, вырывающееся изо всех сил. Из раны на брюхе брызнула кровь, и жрец наполнил ей кубок. Красным сделался кафтан, кровью залило пол, постамент и зеркало. В крови перепачкались евнухи, но вскоре бычок выбился из сил. Он был все еще жив, но тяжело дышал и уже не мог сопротивляться.

Жрец разлил кровь теленка в кубки, оказавшиеся в руках других стариков. Жрецы расходились по залу, опрыскивали кровью, словно святой водой, головорезов за столами. Кровь попадала на лица, волосы, руки, впитывалась в одежду, попадала в еду с вином. Каждый, кого коснулась кровь замученного на смерть теленка закрывал глаза и испытывал нечто сродни экстазу. Главный жрец не прекращал читать молитву. Он вновь взялся за кинжал, обернулся к пирующим, нашел в толпе меня и вытянул окровавленный кинжал. Склонил голову и опустился на колено. Мальчишки евнухи подхватили пустой кубок, поставили его на постамент напротив зеркала. Я почувствовал, как старик, сидевший рядом со мной сильно наступил на мою ногу.

— Выходи, — прошептал он. — Принесу жертву Яму, Александр!

— Может на фиг… — замялся я.

Слова растаяли в многократном скандировании пирующих моего имени. Я потупил еще с минуту, а потом поплелся через заставленные яствами столы к постаменту, на котором оказался кубок. Ладно, угожу принимающей стороне.

Жрец все также смиренно держал кинжал, готовый передать его мне.

— Сын бога!

— Царь всего!

— Царь четырех сторон света!

Кто-то из жрецов схватил кубок, в котором осталась кровь теленка и окропил ей мое лицо, вернее попытался — я придержал его руку и широко улыбнулся, качая головой. Вот это — лишнее.

— Александр Великий!

— Македонянин!

Жрец вложил в мою руку кинжал, кивком указывая на телёнка.

Внимание! Получено задание.

Принести жертву богу Яму.

Я остановился напротив гроба с животным, пожал плечами и перерезал бычку глотку. Кинжал скользнул по артерии. Мой взгляд скользнул по зеркалу и я невольно вздрогнул. В зеркале отражался совершенно незнакомый человек с ярко выраженными чертами лица, с мягким взглядом, с густой шевелюрой…

— Слышь это че за хер? — спросил я, оборачиваясь к жрецу но того уже не было рядом.

Я немало удивился, когда понял, что мужик в зеркале повторяет за мной движения точь в точь. Так это… Я?! Не знаю, как так произошло, но допустим, хотя я бы создал себе другого персонажа. Ко мне подбежал один из головорезов, и вручил полную вина чашу. Я выпил, толпа снова взорвалась. Аристотель поднялся на ноги.

— Внимания!

Ему пришлось несколько раз выкрикнуть свои слова, прежде чем остальные прислушались. Головорезы, вернувшуиеся к ложам, встали и с дружным хохотом подняли чаши. Вино плеснуло на стол, залило блюда, испачкало хитоны, но никому не было до этого дела. Будучи изрядна навеселе, они осушили свои чаши до дна и вернули их на стол, прислуге, чтобы та наполнила чашы вновь.

— Слово Аристотелю! — вскричал один из них.

— Слава учителю Александра!

Старик дождался пока в зале повиснет тишина, продолжил.

— Предлагаю выпить за то, что может показаться безумием на первый взгляд! — вкрадчиво сообщил он. — Выпьем за то, что кажется невероятным, если такое случится с тобой Кен или с тобой Архон, да и со мной этого не может произойти!

Аристотель замолчал, медленно, с прищуром обвел взглядом пирующих.

— Выпьем за воскрешение царя Александра! Великого Александра! Ура!

— Ура! — ответил дружным ревом хор голосов.

Лес рук с чашами вина взметнулся вверх. Я сидел на своём ложе, куда вернулся уже заметно прибуханный, и то и дело поднимал свою чашу.

Глава 3

***

— Если продолжишь так пить, Александр, то скоро вновь окажешься на том свете и лично передашь привет Аиду!

Аристотелю хватило сил поволочь меня прочь с пира на своем горбу, не обращая внимание на то, что я развлекался игрой в коттаб. Время перевалило далеко за полночь, но праздник был в самом разгаре. Головорезы, на деле оказавшиеся ближайшим окружением македонского царя выпили безумное количество вина, в ход пошел не один геркулесов кубок, но никто не думал останавливаться, веселье шло до утра.

— Дед не грузи, — выдавил я, язык переплетался.

Я плеснул в Аристотеля вином, как в коттабий. Старик ловко увернулся.

— С ума сошел трепаться с Антипатром? — прошипел Аристотель.

Я смутно припомнил, что Антипатр — нормальный такой оказался мужик, прошедший несколько военных компаний, заслуженный ветеран. Че с ним не так то?

Аристотель оглядывался и вежливо прощался с пирующими. Головорезы пребывали в такой кондиции, что едва держались на ногах.

Старик, пользуясь случаям, что я тоже под шафе, вытолкал меня в шею за двери и поспешно захлопнул их за собой. Я чуть не завалился на пол, споткнулся о порог, но сильные руки Аристотеля удержали меня, не дав упасть. Старик деловито окликнул двух охранников, с любопытством наблюдавших за тем, как царь уходит с пира, еле-еле передвигая ногами.

— Сообщите начальнику караула, что владыка собирается на покой!

Один из охранников бросился выполнять поручение. Второй встал по стойке смирно, уставился в пол и отвел взгляд. Я попытался вызвать информацию о нем у системы, но из-за того, что был в зюзю, ничего не вышло. Тогда я снял с себя венок из плюща, врученный мне накануне Аристотелем. По словам деда, венок помогал защититься от опьянения. Работал он хреново, честно скажу. Я повертел его в руках и нацепил его на голову бойца, который даже не шелохнулся.

— Вольно, салага! — расхохотался я, головорез явно не понял, о чем с ним говорят.

— Александр… — Аристотель, бледный, как грозовая туча, не успел договорить, потому что я перебил его.

— Погоди, старый, лучше притащи вина, чтобы салага выпил за мое воскрешение!

Вместо ответа старик потянул меня через коридор, не обращая внимание на мои препирания.

— Дед, ну не обламывай, ешкин кот!

Я несколько раз попытался заговорить со своим спутником, но Аристотель делал вид, что ничего не слышит. Мы миновали несколько пролетов, в каждом из которых встречались с вооруженными отрядами охранников и подошли к массивной расписной деревянной двери, где стояло четверо бойцов вооруженных ксифосами, в доспехах. Я вызывающе вымерил их взглядом, всерьёз подумывая надрать зад всем четверым за раз (что за пьянка без драки!), когда передо мной вырос настоящий громила ничем не уступающий в антропометрии молодому Шварценеггеру в первом Терминаторе. Его я узнал сразу — хорошо запомнил с встречи по площади.