Макс
Шрифт:
– Ну да!
– Друзья доверяют друг другу тайны и никогда их не выдают, правда?
– Макс, в чём дело?
– Я хочу сказать...
– Макс запнулся, нахмурился и поджал губы. Потом тихо и стыдливо произнёс - ... я боюсь воды. В детстве - мне было семь лет - я чуть не утонул. Папа чудом меня спас. Теперь я боюсь плавать хоть вроде, умею немного.
Услышав подобное заявление, я заржал. Великий и могучий Макс чего-то боится? Не в жизнь не поверю! Но по его лицу я понял, что друг не шутит и очень огорчён моей реакцией.
– Подожди, ты серьёзно?
– Говорю же, да! Не рассказывай никому, хорошо?
– Хорошо.
В
А через год Макс перестал бояться.
Вспоминая, что случилось тогда, я сглотнул, жалея, что в запасе нет ещё одной последней сигареты.
Лето нашего с Максом пятнадцатилетия выдалось ещё более жарким чем предыдущее, если такое возможно, конечно. Макс, к моему удивлению, сам предложил поехать на озеро. На мой немой вопрос он ответил, что я должен помочь ему преодолеть страх. В следующем году он планировал поступить в военное училище, а там плаванье включено в обязательную программу. Он больше всего на свете мечтал стать военным, и, по его мнению, военные ничего не боятся. Мне оставалось лишь согласиться...
К реальности меня вернул звук капающей воды. Холодильник, невольно ставший моим палачом, начал своё дело.
Глаза с горем пополам привыкли к темноте, и я могу видеть хотя бы очертания предметов. По сути, этого достаточно: как-никак, я уже десять лет живу в этой квартире, сам делал в ней ремонт, поэтому ориентироваться в пространстве смогу.
Мысли о прошлом отвлекли меня от главного. Я уже до такой степени смирился со своей участью, что просто опустил руки, а этого делать нельзя. Воспоминания о Максе и его страхе почему-то вселили в меня уверенность. Сам не знаю почему, но я воспрял духом и у меня появились силы.
Только с чего начать? Электричества нет и не будет - это сто процентов, а потому идея включить холодильник может сразу идти лесом. Может, убрать воду тряпкой? Лёд в холодильнике не бесконечен: рано или поздно он закончится, как и вода, коей он станет. Мысль неплохая, даже отличная, только вот тряпки на кухне у меня нет. Как назло, позавчера я закинул кухонное полотенце в стирку, а новое повесить не удосужился. Жаль, что я с детства ненавижу занавески на кухне, - они быстро впитывают запахи и потом воняют. Значит, и эту идею в топку. Хотя...
Я снимаю рубашку, за ней футболку и стелю их: первую у холодильника, а вторую поближе к двери, ограждая соль. Остаётся следить и вовремя убирать воду в раковину! Какой я молодец!
Хорошо. Вот закончится вода и что дальше? Еда когда-нибудь закончится, тем более у меня её не так и много, положа руку на сердце. Одной водой проточной сыт не будешь. Что мне делать с мумией?
Я опять скис. Фитиль моих амбиций потух также быстро, как и загорелся. Мумия, словно почувствовала перемены в моём настроении. За дверью послышались шаги. Оно приближалось. Оно подошло
к двери.Тук-тук.
Аккуратный, чуть ли не интеллигентный стук.
Тук-тук-тук.
В моём животе образовывается чёрная дыра, пожирающая всё внутри. Мышцы разом все напряглись, дыхание участилось. Да, эта тварь знает толк в игре на нервах
Тук-тук. Тук. Тук-тук. Пауза. Тук.
Азбука Морзе мне незнакома, но я сильно сомневаюсь, что это она. Даже если совпадения есть, то случайные. Ясно, что мумия пытается вывести меня из равновесия. Это очевидно, но даже с пониманием этого страшно до одури.
Тук. Тук. Тук. Тук. Тук...
И так далее. Без пауз, даже коротких. Я стараюсь не обращать внимания, но удаётся с трудом.
Тупым истуканом я стою между дверью и холодильником, а в голове стучит загробная музыка, тризна по моей рваной душе: "Тук. Кап-кап". На прощание мне играют два музыканта-любителя: мумия и холодильник. Незамысловатый ритм вальса, искушающий своей простотой.
Тем временем страшная пустота сгущается, часы моей жизни своевольно замедляют свой ход и всё это под перестукивания мёртвого и неживого. Я слышу, как призраки ушедших в последний путь людей зовут меня в свои ряды; чувствую холодные как лёд пальцы на своей шее, морозное дыхание и убаюкивающую песнь смерти. Она тоже зовёт меня, она заждалась и уже готова принять в своё лоно, как некогда приняла Макса.
Невольно перед моим взором предстаёт то самое лето. Лето нашего пятнадцатилетия. Вот мы с Максом едем к озеру, выжимая из своих велосипедов по максимуму. Скорость дурит голову, встречный ветер приятно холодит потные лица. Мы смеёмся жизни! Этой прекрасной беззаботной жизни!
Мне особенно хорошо, ведь меня попросил о помощи никто иной, как сильный и умелый Макс! Макс, который, как и я, тоже чего-то боится. Я счастлив этому, потому что уже не могу называться просто чьей-то там тенью. Через полчаса мне предстоит стать наставником и духовным целителем.
Я смотрел на Макса - смеющегося, расслабленного, спокойно чувствующего себя за рулём велосипеда и не мог поверить в то, что происходит. Мы едем купаться, мы едем исправлять последний его изъян. А надо ли мне это?
Додумать на этот счёт я не успел. Мы приехали.
Оставшись в одних плавках, пошли в воду. Я с завистью смотрел на атлетичное тело Макса: на тугие мышцы, перетянутые жилами, кубики пресса и икры футболиста и думал о том, что ему впору учить меня плавать, а не наоборот. По сравнению с ним я был ничто - мешок с мукой, груда теста. Более-менее стройным я стал только в универе, но небольшой дряблый живот остался на всю жизнь.
– Готов?
– Спрашиваю я.
– Да.
– Без сомнений отвечает Макс. В его глазах твёрдая уверенность, губы сжаты, мокрая загорелая кожа медью блестит на солнце. Он походил на греческого бога, сошедшего с Олимпа к простым смертным. И вдруг моё желание помочь ему резко пропало. Наставник во мне умер, оставив место лишь завистливой крысе. Ненависть вперемешку с завистью с новой силой захлестнули меня.
– Ты в порядке?
– Обеспокоился Макс, заметив мою задумчивость.
– Да, прости, - я натянуто улыбнулся.