Малакай и я

— Ничего.

— Хорошо. — Кивнул он и снова закрыл глаза, но не убрал руку, которая была у меня под грудью.

— Хорошо? Ты быстро сдался, — пошутила я.

Он кивнул и, не открывая глаз, сказал:

— Когда будешь готова спросить, я уверен, ты спросишь. До этого момента я просто подожду и постараюсь не соблазняться тобой.

Я закрыла ладонями лицо, хотелось смеяться, но не потому, что он так забавно сказал, а потому что у меня голова шла кругом, словно я подросток или что-нибудь такое. Прикусив щеку изнутри, я не обратила внимания на вторую часть его фразы.

— Я не знаю, куда нам дальше, — сказала я ему, но он не ответил, потому я продолжила: — Я чувствую всю эту любовь-морковь, и это странно, я никогда такого не чувствовала раньше. Но я знаю, что это неправда. Вообще-то, все это у нас уже было, и это сводит с ума. Все это... просто... я не только узнала, что ты... ты и я... и мы, как... я говорю «как», но оно здесь не нужно, потому что я не могу связать двух слов, но теперь я буду сначала думать, а потом говорить.

Я снова закрыла руками лицо.

Малакай усмехнулся, а потом просто рассмеялся. Он задрожал всем телом, из-за чего и я тоже вся задрожала.

— Заткнись. — Нахмурилась я.

— Прости. — Снова засмеялся он, глядя на меня. — Ты забавная.

— Я скатилась от соблазнительной до забавной?

Он сел и отодвинул локоны с моего лица.

— Ты не скатилась. Ты соблазняешь и когда ты забавная.

Я взяла его за запястье, когда он провел мне по лицу большим пальцем.

— Хватит всей это романтической болтовни.

— Я говорил честно; я не думал, что это романтично, — сказал он уже помягче. — Хочешь, чтобы я перестал быть честным?

— Ты все сделаешь, о чем я попрошу?

Он улыбнулся уголком рта.

— Знаешь, ты задаешь мне этот вопрос в каждой жизни.

Правда?

— Я не виновата, что забываю ответ.

И почему так? Почему я всегда забывала? Почему он всегда помнил? Почему вообще все это происходит? Я вспомнила только одну жизнь, и даже не полностью — только трагический конец, и боль была невыносимой.

— Почти все, — ответил он, отвлекая меня от моих мыслей, и судя по его взгляду, сделал это нарочно. — Я сделаю почти все, о чем ты попросишь.

— Что не стал бы делать? — Он не отрывал от меня взгляд, и я смотрела на него в ожидании. Он попытался убрать руку от моего лица, но я задержала ее. — Чего бы ты не стал делать, Малакай?

— Убивать тебя.

Я села ровно, больше не заботясь о том, что с меня упала простынь. Я спросила такое, о чем часть меня не хотела знать.

— Я — прошлая я — просила тебя сделать это?

— Да.

— И ты не сделал?

— Сделал. — Он сдвинул брови. — В ноябре 1599 года. Я был принцем в Империи Великих Моголов, и нас бросили умирать в яму для отвергнутых. Я думал... я думал, смогу облегчить твои страдания... они отравили тебя... — Он виновато и с такой грустью свесил голову, что его переживания разбивали мне сердце. Сколь прошло жизней в тех пор, как он носит на себе этот груз?

— Почему это происходит?

— Я не знаю.

— Когда это прекратится?

— Я не знаю.

— Мы умрем?

— Все умирают, — напомнил он мне. — Так что да, мы умрем. Я только не знаю, когда и как.

— Но это обычно случается вскоре после того, как мы встречаемся, так? — Я начинала ощущать нарастающую панику.

Он взял мои руки и поцеловал их.

— Да, но мы встретились несколько месяцев назад, Эстер. В этот раз ты вспоминала дольше всего, поэтому может...

— Может, мы не умрем, пока я не вспомню все, — закончила я за него, быстро сообразив. — А что, если я не вспомню?

— Ты уже начала, разве не так? — спросил он, и я застыла, вспоминая свой сон. Он продолжил: — После первого воспоминания остальные начнут приходить чаще и чаще, пока не заполнят твою память.

— Я... — у меня надломился голос, но нужно было сказать, — я справлюсь с ними.

— Как? — Он помрачнел. — Что натолкнуло тебя на воспоминание? Музыка? Мы слушали так много песен вместе — ты станешь их все избегать? Откажешься от книг? Запахов? Еды? Ты не можешь.

— Зачем ты отговариваешь меня?

— Потому что я не хочу, чтобы ты отказывалась от жизни. Я пытался, Эстер. Я пытался не вспоминать. Это мучительно и тоскливо. Помнишь тот день в Монтане, когда ты заботилась обо мне? То же будет и с тобой, и, в конце концов, память все равно возьмет свое.

Я бы никогда не забыла ту овладевшую им боль. Как он клялся никогда больше не любить ее — меня.

— И что нам делать? — Я уже чувствовала свое поражение.

Он притянул меня и крепко обнял.

— Будем жить так долго, как можем. Сделаем все лучшее, что можем. Сейчас в центре всего — Малакай и Эстер.

— Эстер и Малакай, — повторила я, улыбаясь, что сделал и он... Мне нравилось, как наши имена звучали вместе. И это заставило меня вспомнить обо всех остальных именах, которые так хорошо были созвучны. — Тебе страшно?

Он поцеловал мою голову.

— Станет, как только тебя не будет в моих руках и перед моими глазами.

— Тогда не выпускай меня из рук или из вида. — Я подвинулась, чтобы поцеловать его в шею. Я слегка укусила его, отчего он от изумления открыл рот, но в таком положении оставался недолго. Наоборот, он перевернул меня на спину и прижал мои руки по бокам.

— Эстер...

— Малакай.

Я улыбнулась, и он улыбнулся в ответ.

МАЛАКАЙ

Сделать ее счастливой.

Сейчас это единственное, о чем я мог думать. Это единственное, что меня заботило. Отныне и до конца своей жизни — какой бы длинной или короткой она ни была — я хотел подарить Эстер максимально возможное количество захватывающих и прекрасных воспоминаний. Начиная с того момента, когда мы в последний раз были вместе.