Мальчик из Брюгге

— Ты знаешь, что тебе крупно повезло? Никогда не догадаешься, кто уже несколько дней пребывает во Флоренции.

— Принц Энрике.

Менесес удивленно посмотрел на него:

— Ты в курсе?

— По этой причине я и приехал сюда.

— Поразительно!

— Я уже сказал тебе: это длинная история.

— Вот и хорошо, обожаю твои истории. Надо признаться, в Сеуте мне приходилось слушать только байки о стычках да предсмертные молитвы.

Идельсбад с серьезным видом посмотрел на своего собеседника:

— Увы, история моя ничуть не лучше. Слишком много в ней смертей.

Заинтригованный Менесес тревожно произнес:

— Ты меня пугаешь. Что случилось?

— Я все тебе расскажу, только сначала ответь: как мне встретиться с инфантом?

— Нет ничего проще. Козимо Медичи оказал ему честь и поселил в своем доме. Может, объяснишь, в чем дело?

Гигант глубоко вздохнул:

— Все началось в Брюгге…

Голос Идельсбада долго звучал в тихом салоне, прерываемый лишь недоверчивыми и сочувствующими восклицаниями его собеседника.

Когда он умолк, в салоне давно горели свечи. Первоначальное возбуждение покинуло дона Педро. Он уже не был тем человеком, который встретил их часом раньше, его лицо потускнело, но внутренне он был напряжен.

— Таким образом, — глухо произнес он, — все объясняется. Или почти все. Теперь моя очередь поведать тебе о некоторых событиях. С недавнего времени город взбудоражен. Художники, священники получают письма с угрозами. Не далее как вчера на берегу Арно нашли тело одного из учеников мэтра Донателло. У него было перерезано горло. И… — Он отчетливо проговорил: — Рот был набит веронской глиной.

— Как у Слутера, — заметил Ян.

— Вот видишь. Все это подтверждает, что центр заговора находится здесь.

— Вполне вероятно. Но меня очень беспокоит будущее города. Ведь Петрус сказал, что Флоренция будет опустошена.

— Он только передал, что слышал: «Флоренция с ее вероотступниками исчезнет в адском огне».

— Послезавтра, — выдохнул Ян.

Дон Педро аж подскочил на своем кресле:

— Почему ты так сказал?

— Потому что тот человек уточнил дату: День успения. — Мальчик обратился к Идельсбаду: — Я не прав?

Гигант подтвердил.

— Но это ужасно! У нас осталось менее двух суток!

— Поэтому мы должны срочно предупредить Энрике. Он должен покинуть город. — Идельсбад быстро продолжил: — Мне только что пришла в голову страшная мысль: а если руководителем этого заговора является сам Козимо Медичи?

— Невозможно! Слова тех типов полностью чужды мыслям такого человека, как Медичи. Друг искусств, меценат! Человек, который всегда отказывался от властных полномочий, а навязанную ему должность гонфалоньера справедливости принял с неохотой, да и то только на два месяца. Конечно, он не святой. Но представить его в роли убийцы, способного опустошить собственный город, вырезать жителей… Нет. И не думай!

— Ладно. А с Энрике мы можем встретиться завтра?

— Не можем, а должны! С рассветом мы отправимся к Козимо, и я не буду колебаться, если придется вытащить его из кровати.

Немного успокоенный гигант машинально повернулся к Яну.

Ребенок крепко спал.

ГЛАВА 23

Лучезарное солнце сияло над городом, но в лоджии Бигателло с закрытыми ставнями царил полумрак. Мужчина в бархатной полумаске, как всегда, занял место в самом темном углу. Смутно виднелись только нижняя часть его лица и горящие глаза, светящиеся ликованием в предвкушении победы. Плотно сжатые губы и лицо, скрытое от мирских глаз, не выражали ничего.

Напротив, справа, обливаясь потом, стоял Лукас Мозер. Слева — слегка подавшийся назад доктор Бандини. Мужчина в маске жеманно комментировал:

— Пятьдесят мертвецов. Печально. Пятьдесят невинных расплатились своими жизнями за других.

Бандини посчитал необходимым заметить:

— Монсеньор, это всего лишь бедняки. Обездоленные существа. — И тут же с опаской спросил: — Вам их жаль?

— Жаль? Надеюсь, вы шутите. Вся ответственность лежит на тех, кто не верит ни в Бога, ни в дьявола. Вот пусть они и жалеют. Эти несчастные из Фьезоле остались бы живы, не будь те, кто ими управляет, такими безобразно безответственными. А что мы можем поделать, как не вынести приговор неустойчивой психике и морали? Мы исполняем гражданский суд Господа, Бандини! Не забывайте этого. Мы вершим от Его имени, от Его имени отделяем зерна от плевел.

Лукас Мозер издал одобрительное ворчание и поспешил дополнить:

— Мы пойдем дальше, монсеньор. Мы подготавливаем поколение к приходу нового мира без мучительных потрясений. Благодаря нам им не ведомы будут крайности и душевное смятение, а лишь безмятежность, правильность суждений, чистота искусства, которую никто уже не поставит под сомнение. — И, вздохнув, заключил: — Но кто вспомнит о нас? Вот вам пример бедняги Ансельма: он погиб геройской смертью. А в истории не останется ничего о его жизни и отваге.

— Успокойтесь, мэтр Мозер. Тот, кто совершил этот чудовищный акт, заплатит за него, и быстрее, чем вы думаете. Провидение на нашей стороне. Вы сказали, что тот тип сошел на берег вместе с вами в Пизе?

Мозер подтвердил:

— Да, с ребенком. Думаю, они должны уже прибыть во Флоренцию.

Мужчина в маске хлопнул в ладоши:

— Значит, они в нашей власти!

— Но их нужно еще найти.

— Это мое дело. Однако этот… Дуарте… это его настоящая фамилия?

— Совершенно верно. Франсиску Дуарте.

— Что ему точно известно?

Художник угрюмо ответил:

— По-моему, главного он не знает. Даже если Петрус и выложил ему что-нибудь, то немного: наше движение существует, его центр во Флоренции… Вот и все.

— Не имеет значения, — сказал мужчина в маске. — Это всего лишь песчинка. Завтра его и ребенка постигнет та же участь, что и других. — Он обратился к врачу: — У вас все готово?

— Результаты Фьезоле — налицо. Для страховки я позволил себе продолжить эксперимент здесь, во Флоренции. Но только в одном квартале, в Ольтрарно.

— Что? — возмутился Мозер. — Здесь? А вы подумали о нас?

— Да успокойтесь вы, мэтр. Вам лично ничто не грозит. Ольтрарно расположен на другом берегу реки. Насколько мне известно, вы не собираетесь там поселиться?

— Господи помилуй!

Бандини обратился к мужчине в бархатной маске:

— Пока суд да дело, монсеньор, как вы поступите с этим Дуарте и ребенком?

— А вы как думаете? Сначала я заставлю их разыскать. Когда мы их найдем — видно будет.

Врач забеспокоился: