Мальчик на качелях

– Спасибо, на здоровье не жалуюсь.

– А юный наследник? Не нашелся?

– Пока нет.

Мне захотелось нарушить идиллический строй нашего разговора и придать ему хоть какой-то смысл.

– Зачем же вы обманули меня в прошлый раз, Олег Станиславович? – спросил я.

– Я? Вас? – Он даже отодвинулся, чтобы лучше рассмотреть выражение моего лица: не шучу ли. – Владимир Николаевич, как можно?! Ни сном, ни духом, поверьте!

– Вы сказали, что были мало знакомы с Юрием, а это неправда.

Растерявшись, он даже не поинтересовался, откуда мне это известно.

– Но что вы, право… – Он втянул голову в плечи, отчего клинышек его бородки лег на грудь. – Тут какое-то недоразумение!

– Недоразумение?

– Я не думал, что несколько случайных встреч можно истолковать как знакомство накоротке. Вы что-то путаете, Владимир Николаевич, при всем моем уважении к вам…

– Где же вы с ним встречались? – спросил я.

– В музее. Где ж еще. Надеюсь, вы не забыли, что я там работаю. Юрий приходил к нам.

– Зачем?

– Странный вопрос. Вы меня удивляете. Зачем посещают музей? Посмотреть выставку, экспозицию. Он приходил не ко мне лично.

– Но вы с ним беседовали, общались?

– Конечно, он же сын моего старого друга.

– И о чем вы с ним беседовали?

– Я спрашивал, как чувствует себя Иван Матвеевич. Ну и, разумеется, обменивались впечатлениями о выставках, беседовали о живописи.

– Он говорил вам, что пишет картины?

Маркин поморщился.

– Говорил.

– И показывал их вам?

Он приложил руку к груди и мученически зажмурил глаза.

– Нет, не показывал, – простонал он.

Я почувствовал, что хватил лишку.

– Вам плохо, Олег Станиславович?

– Да, знаете ли. Снова схватило. – Он оперся о мою руку. – Я с удовольствием отвечу на любые ваши вопросы, Владимир Николаевич, но…

– Конечно, конечно…

Олег Станиславович приподнялся со скамейки, и я поддержал его под локоть. Увидев подъезжающую машину с зеленым огоньком, он попросил:

– Пожалуйста, очень вас прошу, остановите такси.

Я выполнил его просьбу, помог сесть в машину и перед тем, как захлопнуть дверцу, напомнил:

– Не забудьте, Олег Станиславович, в субботу комиссия по оценке коллекции.

«Бедняга, – подумал я, когда такси отъехало. – Так и не узнал, откуда двинется похоронная процессия. И я хорош – довел человека».

С того места, где стоял я, дом Вышемирских был виден как на ладони. Вернее, не весь дом, а его фасад и забор.

Осмотревшись и не заметив ничего подозрительного, я перешел через дорогу, прошелся вдоль забора, заглянул в окна. Никого.

«Доверяй, но проверяй», – решил я и постучался в калитку соседнего дома. Никто не отозвался. Наверное, Корякина не было дома. Это избавило меня от лишних хлопот. Я вошел. Дворик был пуст. Заглянул в сарай – тоже никого. Я прикрыл калитку, разбежался, подпрыгнул и, уцепившись за край стены, разделявшей два участка, подтянулся.

Не хотел бы, чтоб в этот момент меня видела жена или дочь, хоть на этот раз получилось лучше, чем в понедельник. Я взобрался наверх, искорябав при этом пальцы. Локти мгновенно стали белыми от мела и пыли, а на колени я побоялся смотреть. Прислушался. В саду Вышемирских не шелохнулся ни один лист. Я немного выждал и перепрыгнул на ту сторону.

Форточка в кухню была открыта. На то, чтобы просунуть руку, подцепить шпингалеты и открыть окно, у меня ушло чуть больше минуты. После этой несложной процедуры дорога в дом была открыта. Оставалось воспользоваться ею.

«Все свое свободное время следователь Скаргин посвящал искусству», – вспомнил я напоследок эпитафию собственного сочинения и влез в кухню, оттуда мне беспрепятственно удалось пройти в комнату профессора. «Вот тебе, бабушка, и скрытый пост. Ну, помощнички, доберусь я до вас!»

Прихватив с письменного стола шариковую ручку – вещественное доказательство своего посещения, тем же путем я вернулся на улицу.

4

Автобус надрывно гудел, вздрагивая своим металлическим туловищем. Подъем давался ему нелегко. Транзисторный приемник в кабине водителя сбился с волны, и по внутренней трансляции вперемешку с отдельными словами сыпался треск и раскаты несуществующего грома.

На гребне подъема он остановился. Казалось, что двигатель не выдержал борьбы с наклоном дороги, с жарой и заглох, одолев последние, самые трудные метры. С шипением открылись, потом закрылись двери, и только когда автобус перевалил через вершину и начал ходко катиться под уклон, разом заговорили пассажиры, водитель настроил свой транзистор, в щели касс-автоматов дружно покатились пятаки.

Ехать было далеко. Я смотрел в окно на клонящееся к закату оранжевое солнце и вспоминал встречу с бригадиром Песковым на художественном комбинате. Встречу, которая выявила одну немаловажную деталь в деле Вышемирского..

– Сеня, – представился он после того, как узнал, кто я и по какому делу пришел на комбинат. – Хотите посмотреть цех?

Он повел меня между рядами столов, за которыми работали преимущественно молодые ребята. В углу несколько человек в белых халатах возились с большим ярким панно.

– Мы готовим образцы. Потом они поступают в массовое производство. К нам хотят попасть многие – работа интересная… А это – место Вышемирского. – Он подвел меня к столу, отделанному светлым пластиком. На нем лежала прямоугольная дощечка, расписанная маслом: березовая роща и садящееся за горизонт оранжевое солнце.

– Этот пейзаж он не успел закончить…

«Две недописанные картины: одна дома, другая на работе. Не многовато ли?» – подумал я.

Мы вышли из цеха во внутренний двор, присели у фонтанчика с питьевой водой.

– Сегодня второй день, как его нет на работе, – сказал Песков.

– Вас это не удивляет? – спросил я и тотчас по каким-то неуловимым признакам, может быть, по выражению глаз понял, что разговора, состоящего из стандартных вопросов и ответов на них, у нас не получится.

– Знаете что, давайте я попробую рассказать сам, – предложил он. – А потом, если у вас останутся вопросы, вы спросите.

Я не возражал, и Песков начал с того, как совершенно случайно несколько лет назад с компанией ребят попал в гости к Вышемирскому. Послушали музыку, посмотрели его картины. Сидели недолго, люди подобрались разные, малознакомые, и до сих пор Песков не мог толком сказать, кто из них был приятелем Вышемирского. Собрались уходить. Юрий пошел провожать, и так получилось, что, когда все разъехались, они с Песковым остались вдвоем. Разговорились…