Мальчик-убийца

Он с самого начала не мог проникнуть в сознание этого странного мальчика. Не пускало его сознание никого в себя, выталкивало, как поплавок из воды. Сафонов никогда не встречал такого сопротивления подсознания его попыткам в него проникнуть. Именно поэтому и нужен был полный контакт, доверительность и открытость.

«Вот тебе и полный контакт получился — камнем в голову», — невесело подумал биоэнергетик.

Сафонов даже не надеялся, что ему позволят попытаться еще раз найти хоть какой-то контакт с этим ребенком. Хотя, несмотря на то, что он сейчас в коме, его мозг, как показала аппаратура, работает, причем, работает в полную силу. Такого врачи никогда еще не видели, потому запретили любой доступ к этому пациенту. Мозг — загадочная штука, он сейчас, как мина замедленного действия. Поэтому лучше не трогать…

… Старший лейтенант КГБ Сергей Колесниченко был в ярости. Это ж надо было быть таким мудаком? Ну почему он не выстрелил сразу? Что, боялся уголовной статьи? Кто бы ему что сказал? Ему, офицеру госбезопасности, который выполнял ответственное задание! Да если бы он этих двоих сразу застрелил, ничего бы ему не было! И если бы перестрелял еще таких гавриков полдесятка — только спасибо бы сказали! Идиот, мудак, мямля! И этого уголовника так бездарно упустил! Пацана спасал! Как последний щегол подставился! Размечтался о карьере, о новых возможностях! Кретин!..

… Степанов Александр Васильевич, 1924 года рождения, житель города Днепропетровск ранее судимый вор в законе по кличке «Хромой», смотрящий по Днепропетровску паковал чемодан. Билет на самолет у него был в кармане, но ехать он будет автомобилем — даже не поездом. Билет купил для ложного следа, но знать об этом никто не должен.

«Таки чуял жопой вассер, чуял. И послал же этого бельмондо отмороженного[отмороженный дурак], Варгана, а тот еще одного чертогона подписал, Дагестанца этого, чурку неотесанную. Теперь кранты — конторские на хвосте стопудово. Этот Варган втравил его в блудняк, бездорожь, накосячил, заминехал простое поручение! Он, Хромой, сразу допетрил, когда тот чертогон пришкандыбал с простеленным плечом. Конечно, он вида не подал, даже благодарочку отвесил литерке этому, услал его в Донецк, типа, надо дельце одно замантулить… А теперь надо рубить хвосты, а то не просто колбаса пригорает — хата горит…»

Хромой собрал до кучи общак. Два пехотинца уже вынесли все сумки, в последней, которую смотрящий не доверял никому, были побрякушки — камни, рыжье [100] , а в специальном жилете, который на голое тело — валюта. Старый вор прекрасно понимал, что госбезопасность будет чистить город, как в старые времена. И то, что этот бесогон Варган угробил пацана этого, повесят на воров. Еще один повод! Хотя, сколько там конторе надо, чтобы устроить сталинские зачистки? Им разве повод нужен?

100

Золото.

«Ну, пацан — это только ускорит операцию, потому надо рвать когти, бекицер…»

Степанов, произнеся вслух последнюю фразу, ненавидевший все эти фразочки, пришедшие из идиш в воровскую феню, плюнул, потом все же перекрестил свою, теперь уже бывшую, хразу, и, сгорбившись, шагнул за порог… Дверь он закрывать не стал…

Львов, год 2016, 8 декабря

…Сознание возвращалось медленно. Даже, можно сказать, плавно. Точнее, постепенно. Вначале появился свет. Нет, не тот, который в конце тоннеля, нет. Просто вначале была кромешная, густая, вязкая тьма. Тьма, безмолвие, полное безвременье. Так уже бывало с Максом несколько раз, когда он терял сознание. Раз — и выключили свет. Нет, когда нокаут — там по-другому, там какая-то часть сознания все-таки работает. Ни разу ни на ринге, ни на татами, когда он получал такое вот состояние, он не выключался полностью. А вот однажды, когда у него раненного брали кровь из вены, он внезапно отключился. Очнулся уже на полу. И потом постепенно вспоминал, кто он, где он и почему болит затылок.

Вот и сейчас — сначала появился свет, как будто он, Максим Зверев, пытается сквозь сомкнутые веки подсматривать за окружающими. Через ресницы. То есть, видеть может — но не хочет. Потом появились звуки. Какие-то обрывки разговоров, какая-то музыка. Причем, ему показалось, что говорят на польском языке. Он даже не удивился этому, просто воспринял эту информацию, как должное. А уже потом появилось ощущения собственного тела. Точнее, ощущения. И они, эти ощущения совершенно его не радовали. Потому что, во-первых, сигнализировали ему о том, что с телом не все в порядке. А, во-вторых, внезапно пропала та легкость, воздушность, которая сопровождала его тело все время после того, как он пришел в себя. То есть, пришел в свое собственное детское тело. Сейчас было ощущение того, что это тело нагрузили камнями, которые мало того, что его утяжелили, так еще и упираются своими острыми краями в разные места. Чем усугубляют и так весьма неприятные моменты. Ну, все равно, что надел сшитый неумелым портным костюм — там жмет, тут режет, а здесь вообще сдавило так, что не вздохнуть.

Снова вспомнился Райкин…

«Кто сшил костюм? Кто вместо штанов мне рукава пришил? Кто вместо рукавов мне штаны пришпандорил? Кто это сделал?» В общем, каким бы ты не был, Макс, тренированным — а тело все-таки еще не готово к таким вывертам. «Голову ведь не закачаешь, а, похоже, по голове ты получил серьезно…» — как всегда в условиях, приближенных к форс-мажорным, Максим Зверев говорил о себе в третьем лице.

Наконец, когда он почувствовал, что мышечным ощущениям не мешало бы добавить и визуализацию, Макс решил открыть глаза. Увиденное его вначале особо не удивило — как и ожидалось, он находился в больничной палате. Правда, выглядела она достаточно комфортной и даже суперсовременной, но, вероятно, он попал в какую-то спецбольничку — комитетовскую или ментовскую, не суть.

«Интересно, чем там все закончилось?» — вдруг мелькнула у него мысль.

Он вдруг вспомнил лицо бандита, который надвигался на него, вспомнил, как он банально не успевал довернуть ногу и перед тем, как взорваться, его голова успела зафиксировать вспышку и грохот выстрела. Тогда он подумал, что выстрелили в него…

И тут его как будто огнем обожгло!

Нет, он не увидел на себе огнестрельного ранения, руки-ноги были целыми, да и тело не ощущало никаких таких ощущения, которые бывают при проникающих ранениях. Вот только внезапно он понял, почему ему было так некомфортно, откуда все эти сравнения своего тела с плохо пошитым костюмом, эти ощущения перегруза. Он понял, почему вдруг пропала легкость и отчего возникли неудобства и неприятные моменты.

Он еще раз внимательно осмотрел свое тело.

Свое! Тело!

Потому что он, Максим Зверев, 1964 года рождения, снова находился в своем собственном теле. И, скорее всего, в своем собственном времени!..

Глава двадцатая Точка бифуркации

…Варган понимал, что с этим пионером он накосячил. Нет, с одной стороны: нет человека — нет проблемы. Хромой должен быть благодарен ему за такое, в общем-то, хоть с одной стороны и грубое, а с другой стороны — изящное решение проблемы. Пацана ведь не убили — ну, упал, башкой стукнулся, с кем не бывает? На самом деле он не стал рассказывать, как было дело. Зачем? Меньше знаешь — крепче спишь! Так получилось, такая шкету планида вышла. И не просто было это — верткий оказался сучий потрох, вона как Даргу отоварил! Каратист хренов! Кента теперь наверняка приняли, надо засылать к нему кого-то, «греть», условия создавать… Только теперь это проблемы Хромого. Но главной проблемы-то нет! И не надо теперь этого пионера бешенного на встречу к смотрящему тащить. И мало ли что б он там базлал? Так что все путем, все в елочку.

«Недаром Хромой был такой… как оглоблей ударенный. Не ожидал, что вот так обернется? Но он, Варган, смог и проблему решить, и от цветных сдернуть. И плечо, хоть и прострелили, но навылет, ничего, зато не в башку маслину…» — Варган поправил повязку и снова посмотрел в окно фирменного поезда Днепропетровск-Донецк «Уголёк». За окном уже проплывали терриконы.

«Скоро подъезжаем, надо будет с вокзала курсонуть людям, что и как», — подумал Варган.

Он не думал о том, что сейчас происходит в Днепре. Он свою задачу выполнил, проблему устранил, так что все в ёлочку. И сам красиво слинял, теперь если Контора начнет свои чистки, он перед обществом не при делах и люди на него не подумают. Да и не свяжет никто этого пионера чертового с мусорским беспределом. Старые воры еще помнят и сучьи войны, и сталинско-бериевские чистки. А тут вроде как сам Брежнев решил на Родину пожаловать, потому и накат такой пошел…

Главное, что смотрящий вроде не в курсах остался, не вкурил, что за чичигага такая вышла. Дал поручение, отправил в Донецк. Поэтому дело, которое еще покойный Фикса должен был порешать — это как небольшой отпуск. Все равно из Днепра надо на какое-то время сделать ноги — пусть волны улягутся. Вряд ли его засекли, там ментов не было, был какой-то мутный тип, но не мусорской, больше похож на… на какого-то учителя.

«Но, видать, „учитель“ был из Конторы — вон как кореша на четыре кости поставил! Небось, важная птица! И пас его уже явно цветной, причем, не „топтун“ — опер. Или охрана. А то! Это ж прямо Кио по улицам ходит!» — вор поежился, вспоминая, как Дагестанец вдруг бухнулся на колени.