Мальчики и девочки (Повести, роман)
Шрифт:
– Скажи, только честно, а ты ждешь любовь?
– Не знаю, – искренне ответила девочка. – Иногда жду чего-то. Как будто что-то должно случиться.
– Это ты любовь ждешь, – объяснила Оля. – Ее все ждут.
Ветер, прилетавший с моря, подбрасывал над головами девочек легкую прозрачную штору, которая прохладной тенью скользила по стене. Голова сладко кружилась, как на каруселях. Из отрывочных воспоминаний дня складывалась пестрая картина, заполненная несущимися по кругу лицами. Мелькнул профиль Марата Антоновича, стремительно пронеслась голова медведя, пролетело, развеваясь, как флаг, белое платье Гейлы Пейдж. Оно коснулось лица Нади вместе
Открытие слета
Репродуктор в квартире Рощиных висел на кухне. Отец и мать сидели за чистеньким столом и слушали открытие слета.
Тут же лежала «Пионерская правда». На первой полосе одним галстуком были повязаны сразу все делегаты и гости III Всесоюзного слета пионеров. Они весело выглядывали из галстука, как из рамы.
А из репродуктора неслась частая дробь барабанов, перемеживающаяся с торжественными сигналами горнов. Над стадионом взлетали ракеты и рассыпались в репродукторе праздничным треском. Комментатор восторженным голосом описывал детский праздник.
– И Гагарин там, слышишь? – сказал Николай Николаевич.
– Тише, Коля, – попросила жена.
Гагарин сидел на центральной трибуне среди именитых гостей из Москвы. Он был не в своей обычной форме, а в белой рубашке с отложным воротничком и в красном галстуке. И поэтому, пока он сидел с серьезным лицом, Надя его не замечала. А тут он встал и улыбнулся широко и радостно, как на фотографиях, и по этой улыбке Надя его сразу узнала. Она зааплодировала, но не услышала своих аплодисментов, потому что стадион в едином порыве поднялся и над белыми пилотками ребят заплескались руки.
До приезда в Артек Надя думала, что попадет в такой же пионерский лагерь, как и другие, только побольше. Она собиралась увидеть пять, шесть, ну, десять спальных корпусов, столовую, площадку для игр. А оказалось, что Артек – город, состоящий из многих лагерей, что в этом городе есть свой Дворец пионеров, причал для кораблей, киностудия, верхняя и нижняя дороги с рейсовыми автобусами, стадион.
Из репродукторов, установленных на стадионе, в квартире Рощиных и по всей стране, летели слова обращения:
ПИОНЕР! ГДЕ БЫ ТЫ НИ БЫЛ В ЭТОТ ДЕНЬ: В ПОХОДЕ, НА КОЛХОЗНОМ ПОЛЕ, ВО ДВОРЕ ИЛИ В ЛАГЕРЕ, – АРТЕКОВСКИЕ ГОРНЫ ПОЮТ И ДЛЯ ТЕБЯ.
На зеленом поле стадиона выступала акробатическая группа из Морского лагеря, потом танцевали девочки из Туркмении… Праздник шумно катился от одного события к другому. И вдруг Надя услышала из репродуктора свою фамилию. Старшая пионервожатая, вышедшая к микрофону, установленному у кромки зеленого поля, громко и медленно выкрикивала слова:
– Совет!.. Дружины!.. Артека!.. Рекомендует!.. На пост!.. Президента!.. Юных!.. Друзей!.. Искусства!.. Художницу!.. Надю!.. Рощину!..
Трибуны уходили вверх, а Надя сбегала по ступенькам вниз, провожаемая аплодисментами, которые накатывались на ее плечи, как прибой.
Запыхавшаяся Надя стала рядом с пионервожатой.
– Дружины, встать! Смирно! Флаг юных друзей искусства внести!
Ударили барабаны, вскинулись к небу серебряные трубы. Металл горнов плавился в ослепительной игре солнца, и выковывалась музыка, пронзительная и сладкая. Два мальчика и две девочки несли за четыре
конца розовое полотнище с эмблемой клуба. Оно плескалось, надуваемое снизу ветром, а ребята, медленно чеканя шаг, приближались к флагштоку.– Равнение на флаг!
Флаг медленно поплыл из рук ребят вверх. И все., кто был на стадионе, следили за ним, запрокидывая головы, пока полотнище не достигло самой высокой точки. И вот уже флаг затрепетал на солнце. Надя пришла в восторг от этого артековского ритуала. Артек – единственное место на земле, где флаг с эмблемой палитры и кисти поднимался во славу искусства, как на больших спортивных соревнованиях. И все ему аплодировали, усиливая хлопками ветер.
– Сейчас ты будешь говорить, – предупредила шепотом пионервожатая.
– О чем? – испугалась девочка.
– О себе. Расскажи биографию, про польскую и московскую выставки. И прочтешь президентскую клятву.
Она сунула ей в руку лист бумаги, на котором крупными буквами были напечатаны несколько строк.
Надя не помнила, что говорила, как читала клятву. Ее голос, тысячекратно усиленный микрофоном и динамиками, летел над стадионом, и каждое новое слово немного пугало громкостью и торжественностью.
Она опустила бумажку и хотела бежать через футбольное поле стадиона на свое место. Но пионервожатая поймала Надю за плечи и направила на центральную трибуну, в президиум. Пионеры, стоявшие цепочкой, салютуя, пропустили ее, показали свободное место.
Надя села, ничего не видя, кроме флагов, и ничего не слыша, кроме биения сердца. Прошла минута или две, прежде чем она обернулась, услышав знакомый голос, мягкий, с мальчишескими интонациями. Через два ряда от нее сидел Юрий Гагарин. Слегка отклонившись назад, он разговаривал с девочкой, протягивавшей ему открытку для автографа. Надя с досадой подумала о том, что не взяла свои открытки на стадион. И блокнот оставила. Она вспомнила совет отца: «Если хочешь что-нибудь запомнить, несколько раз закрой и открой глаза». Девочка посмотрела на Гагарина и закрыла глаза, стараясь мысленно увидеть каждую морщинку на его лице. Она четко представила его портрет и с этого момента чаще оглядывалась на Гагарина, чем смотрела вниз, где на беговых дорожках и зеленом поле продолжался праздник открытия слета.
В тот же день, выбрав минутку, Надя написала домой:
«Дорогие родители! Я – Президент КЮДИ (клуб юных друзей искусства). После обеда была председателем жюри на конкурсе имени Чайковского вместе с Олей Ермаковой (девочка-скрипачка из Павлодара). Она мой вице-президент. На море купаться не ходила, потому что заседали, подводили итоги».
Отец коротко ответил:
«Поздравляем с президентством! Будь справедлива!»
Вечером от факела девочки-солнца зажгли костры по всему Артеку. На костровой площади Лесной и Полевой дружин искры пламени улетали так высоко, что казалось – там, над кипарисами, они не исчезают, а превращаются в звезды.
Надя смотрела сквозь очки на пламя и отдыхала, слушая песню о барабанщике.
– А ты почему не поешь, чаби-чараби? – спросил быстроглазый мальчишка из Баку, которого звали не Алик Тофиев, а Тофик Алиев.
– Чаби-чараби? А что это такое? – поинтересовалась Надя. – Как переводятся эти слова?
– Никак. Просто веселые слова. Чаби-чараби прислал вам привет. У чаби-чараби родственников нет. Хочешь подарю насовсем? Ты будешь говорить мою поговорку, а я буду молчать, как рыба.
– Нет, я не могу принять такой дорогой подарок, – улыбнулась Надя.