Мальчики Из Бразилии

Откинувшись на спинку кресла, он сделал жест Ли­берману.
– Только самую суть, - сказал он.
– Не стоит вдаваться в детали.
– И обращаясь ко всем остальным:

– Я ручаюсь за каждое слово, что он вам скажет, как ручаются и Фил с Полом; они своими глазами видели одного из них. Излагайте, Яков.

Либерман продолжил внимательно рассматривать ло­жечку чашки с кофе.

– Вам слово, - повторил Горин.

Подняв на него глаза, Либерман хрипло сказал:

– Можем ли мы пару минут поговорить с вами с глазу на глаз?
– Он откашлялся.

Горин было вопросительно глянул на него, а потом в его глазах блеснуло понимание. С силой выдохнув через нос, он улыбнулся.

– Конечно, - сказал он, вставая.

Взяв тросточку, Либерман ухватился за край стола и тяжело поднялся с места. Прихрамывая, он сделал шаг, а Горин, положив руку ему на плечо, пошел, принорав­ливаясь, рядом, мягко обращаясь к нему:

– Я знаю, что вы собираетесь сказать.
– Они отошли в сторону к возвышению для оркестра под зеленым бал­дахином.

– Я знаю, что вы собираетесь сказать, Яков.

– А вот я еще нет, так что могу только порадоваться за вас.

– Хорошо, могу и сам сказать за вас. «Мы не должны этого делать. Мы должны дать им шанс. Даже те, кто уже потерял своих отцов, могут вырасти обыкновенными людьми».

– Не думаю, что они станут обыкновенными. Но не Гитлерами.

– Значит, мы должны быть добрыми милыми евреями старых времен и с уважением относиться к их граждан­ским правам. А когда кто-то из них в самом деле вступит на путь Гитлера, ну что ж, пусть наши дети беспокоятся об этом. По пути в газовые камеры.

Стоя у площадки, Либерман повернулся к Горину.

– Рабби, - сказал он, - никто не представляет, какие у них шансы пойти по этому пути. Менгеле считал, что они очень высоки, но он руководствовался сво­им замыслом, своими амбициями. Может так случиться, что никто из них не станет Гитлером, пусть даже их были бы тысячи. Они дети. Мальчики. Какие бы они не несли в себе гены. Они дети. Как мы можем убивать их? Это Менгеле мог себе позволить убивать детей. Неужели мы хотим пойти по его стопам? Я даже не могу себе...

– Вы поистине удивляете меня.

– Разрешите мне кончить, пожалуйста. Я даже не могу себе представить, что мы оповестим их правитель­ства, чтобы они присматривали за ними, ибо произойдет утечка информации. И можете жизнь прозакладывать, что так оно и будет. К ним будет привлечено внимание и обязательно найдется какой-нибудь «мишуге», кото­рый попытается сделать из них Гитлеров. Или даже среди правительства может найтись такой сумасшедший. И чем меньше о них будут знать, тем лучше.

– Яков, если хоть один из них станет Гитлером, только один... Господи, вы же знаете, что нас ждет!

– Нет, - сказал Либерман.
– Нет. Я несколько недель только и думаю об этом. И я бы сказал, что для повторения событий нужны два условия - новый Гитлер и социальная обстановка, подобная той, что была в тридцатых годах. Хотя это еще не все. Нужно три усло­вия: Гитлер, обстановка... и люди, которые пойдут за Гитлером.

– А вы не думаете ли, что он найдет их?

– Нет, их будет далеко недостаточно. Я в самом деле считаю, что люди стали жить и лучше, и умнее, и мало кто теперь считает своего лидера живым Богом. Телеви­дение резко изменило весь мир. Да и знание истории... Кое-кого он сможет привлечь к себе, это да, но думаю, что не больше, этот претендент на роль Гитлера, в Германии и Южной Америке.

– Вы с чертовской убежденностью верите в челове­ческую натуру, куда больше, чем я, - сказал Горин.
– Но видите ли, Яков, вы можете убеждать меня тут до посинения, но вам не удастся заставить меня изменить свои взгляды. У нас есть не только право их убить. Это наша обязанность. Их создал не Бог, а Менгеле.

Либерман помолчал, глядя на него, а потом кивнул.

– Хорошо, - сказал он.
– Думаю, что мне стоит поднять этот вопрос.

– Можете это сделать, - сказал Горин, жестом по­казывая на стол.
– Сможете ли вы объяснить им всю ситуацию тут же на месте? Нам надо еще продумать массу деталей до того, как мы разойдемся.

– На сегодня мой голос уже отказывает, - сказал Либерман.
– Лучше вы все объясните.

Они вместе вернулись к столу.

– Коль скоро я уж встал, - сказал Либерман.
– Есть тут туалет?

– Вон там, наверху.

Либерман захромал к лестнице. Горин вернувшись к столу, занял свое место.

Добравшись до мужского туалета, маленького и тес­ного, Либерман зашел в кабинку и аккуратно запер ее на задвижку. Повесив тросточку на правую руку, он вынул паспорт и извлек из него сложенный в несколь­ко раз список фамилий. Засунув паспорт обратно во внутренний карман, он аккуратно разорвал листы по срединной складке, сложил их вместе и опять порвал, после чего еще пару раз повторил эту операцию. Об­рывки он бросил в унитаз и когда кусочки бумаги с машинописным текстом смешались друг с другом, он опустил черную ручку бачка. Вода закружилась водо­воротом, вспенилась и с гулом ушла вниз, унося с собой пляшущие в водовороте обрывки бумаги.

Он подождал, пока бачок снова не наполнится водой.

Ну, поскольку он уже оказался здесь, стоит расстег­нуть молнию и использовать это помещение по назна­чению.

Когда он вышел, то поймал на себе взгляд одного из сидящих за дальним концом стола и кивнул в сторону Горина. Сидящий бросил Горину несколько слов и тот, повернувшись, посмотрел на него. Жестом он подозвал его к себе. Посидев несколько секунд, Горин встал и с обеспокоенным видом направился к нему.

– Ну, что на этот раз?

– Вам придется притормозить.

– Ради чего?

– Я спустил список в туалет.

Горин застыл на месте, глядя на него.

Он кивнул.

– Именно это и надо было сделать, - сказал он.
– Поверьте мне.

Горин продолжал с мертвенно-бледным лицом смот­реть на него.

– Я чувствуя себя в забавном положении, когда говорю рабби, что..

– Это был не ваш список,– сказал Горин.
– Он принадлежал... всем! Еврейскому народу!

– Могу ли я подать голос?
– спросил Либерман.
– Я говорю только за себя. Убивать детей, любых детей - это неправильно.

Лицо Горина побагровело, ноздри раздулись, а карие глаза, окруженные темными кругами, вспыхнули.

– Только не говорите мне, что хорошо, а что пло­хо, - сказал он.
– Ослиная задница. Тупой, глупый, старый болван!

Либерман молча смотрел на него.

– Я должен был бы спустить вас по лестнице!

– Только прикоснитесь ко мне, и я переломаю вам шею, - сказал Либерман.

У Горина перехватило дыхание; он сжимал кулаки опущенных рук.

– Вот такие евреи, как вы, - сказал он, - и позво­лили всему этому случиться в последний раз.