Маленькая балерина
Шрифт:
Кара присела на мраморную ступеньку. Камень был теплым, яркое южное солнце без устали прогревало его. Дюк, не отрывая от нее влюбленного взгляда, опустился на ступеньку ниже.
– Ты прекрасна, mia cara. Я не хочу отпускать тебя. – Он снова взял ее ладонь и поднес к губам.
– Я тоже не хочу, чтобы ты меня отпускал…
– Так останься!
– Я не могу, ты же знаешь.
– Но почему? Ты станешь моей женой, ты будешь счастлива, клянусь тебе!
– Пожалуйста, прошу тебя, не мучай меня.
– Я сделаю тебя счастливой, – упрямо повторил он.
– Я верю тебе. Но я не могу остаться,
Дюк молча смотрел на нее, в его глазах читалась мольба.
Не в силах выдержать этот взгляд, Кара опустила голову.
«А может быть, это Его Величество случай?» – подумала она. Случай всегда играл в ее жизни большую роль.
Именно случай в 1916 году свел ее родителей – сочувствовавшую большевикам барышню из богатой дворянской семьи и нищего студента-вольнодумца. Они познакомились в Петербурге и буквально на следующий день тайно обвенчались. Бежали в Москву, где тот же самый случай вскоре разбросал их по разным странам. Студент укатил в Германию – проводить революционную агитацию, а его молодая жена осталась в России. Больше они никогда не встречались, а в результате их скороспелого союза на свет появилась Кара.
Именно случай привел ее и в балет. Мать, растившая Кару одна, вынуждена была много работать, и она попросила соседку, бывшую балерину, присматривать за девочкой. А заодно преподать ей несколько уроков танца.
Спустя месяц балерина заявила матери: «Мне нечему больше учить ее», – и отвела девочку в школу Большого театра.
Случай вывел Кару на сцену. Капризная прима-балерина сказалась больной, и Кара лучше всех в труппе исполнила партию Жизели.
Так, может быть, и сейчас…
Дюк прав, они любят друг друга и должны быть вместе.
Кара обхватила себя руками за плечи и посмотрела прямо в глаза Дюка.
– Я хочу быть с тобой, и я останусь, – решилась она. – Но мне надо подумать. Дай мне время до завтра.
Она заметила, как Дюк побледнел. Испугался? Передумал? Она почувствовала себя не в своей тарелке. Что она наделала?
«Не молчи, только не молчи!» – мысленно взмолилась она.
– Я ждал тебя всю жизнь, подожду еще немного, – спустя вечность произнес Дюк.
У нее отлегло от сердца.
– ЛпШа, любимая, – хрипло пробормотал он и вцепился в ее руку. Несмотря на жаркий день, его пальцы были холодны, как лед.
Проходивший мимо карабинер, римский полицейский, улыбнулся им и сказал: «Ciao». Дюк улыбнулся ему в ответ.
– Почему он с нами попрощался? – удивилась Кара.
– Ciao – значит «привет».
– Надо же, а я всегда думала, что «чао» – значит «прощай».
– O diavolo! – воскликнул вдруг Дюк. – Твой шпион. По лестнице неспешно поднимался Стертый. Он ковырял в зубах зубочисткой.
– Зря отказались, – радостно сообщил Стертый и смачно выплюнул зубочистку. Проследив за ее полетом, удовлетворенно добавил: – Отличная паста!
Дюк опустил голову, на его скулах заходили желваки.
– Ну что же, дорогие товарищи, – хихикнул Стертый, обнажив острые крысиные зубы, и погладил себя по животу; он явно забавлялся, – пора двигать в гостиницу.
Кара покорно поднялась со ступеньки и встала рядом с ним.
– Я подвезу вас, – обреченно вздохнул Дюк.
– Ну что вы! – воскликнул Стертый. –
Не стоит беспокоиться. Мы уж как-нибудь сами. К тому же, согласитесь со мной, после сытного обеда полезно пройтись пешком – жирок растрясти.Он повернулся и махнул рукой. Из-за фонтана, изображавшего Тирренское море и расположенного справа от главной лестницы, шагнула Вера и направилась к ним.
Глава 10
День тот же
Шмаков порывался меня проводить, но я отказалась. По многим причинам. В основном, конечно, потому что боялась поддаться соблазну. В голове шумело от выпитого вина, а Денис был так настойчив, что в какой-то момент умудрился притупить мою бдительность.
По дороге к дому я старательно гнала от себя мысли о распахнутом кем-то окне. Я была в здравом уме и твердой памяти и хорошо помнила, как тщательно проверила щеколду перед уходом.
Я почти бегом пересекла лужайку, шарахаясь от черных силуэтов кустов и деревьев.
На крыльце кто-то стоял. Я почувствовала, как страх ледяными щупальцами сковал мне горло.
– Эй, – дрогнувшим голосом пискнула я. Хичкок порадовался бы за меня. – Вы что там делаете?
Человек повернулся и, присмотревшись, я узнала Арсения Титуса.
– О, Саша! – удивленно воскликнул он. – Я думал, вы уже дома. Решил вот прогуляться на сон грядущий, проходил мимо и услышал внутри какой-то шум. Я просто хотел узнать, все ли у вас в порядке.
– Да, все в порядке, – выдохнула я.
– Странно, – заметил Арсений, – последние дни почему-то не горят фонари. Обычно тут по ночам довольно светло. Ну ладно, всего доброго. – И с этими словами он исчез во тьме.
А я осталась стоять у двери, пытаясь унять колотящееся сердце.
«Стоп! – приказала я самой себе. – Успокойся! В конце концов, ты в любой момент можешь сесть в машину и уехать».
Такое решение проблемы привело меня в чувство, и я смело вставила ключ в замок.
– Бесполезно спорить с судьбой, – раздался из темноты тихий голос Титуса. – Все уже предрешено, и вам придется пройти весь путь до конца.
– Что? Что вы имеете в виду? – крикнула я в пустоту, но ответа не дождалась.
Я поспешно влетела в дом и захлопнула за собой дверь.
На столе в вазе стоял букет белой сирени – символ одиночества и печали. У меня пересохло во рту. То, что сирени не было в доме, я тоже хорошо помнила.
Я быстро прошла на кухню, налила в чашку заварки из чайника и залпом выпила. Скинула босоножки и без сил опустилась на стул. Кафельный пол приятно холодил босые ноги.
Итак, что все это может значить?
Кому-то очень нужно испугать меня? Но кому и зачем?
Или это я схожу с ума и у меня раздвоение личности?
«Раздвоение личности – психическое расстройство, – всплыли в памяти строки из „Справочника по психиатрии“, – когда в одной физической оболочке уживаются два и более ментальных двойников, зачастую и не подозревающих о существовании друг друга».
Внезапно я странно себя почувствовала. Как будто кто-то плеснул мне в глаза морской водой. Веки защипало, на ресницах выступили слезы. Я моргнула, кухонный шкаф смешно накренился, а чашка из-под чая стала оплывать, как подтаявшая свеча.