Маленькая балерина

Поиски заветного замка, который мог бы отворить найденный мною ключик, не принесли результатов. Я облазила весь дом в надежде обнаружить хоть что-нибудь подходящее – сейф, шкатулку, шкаф, наконец. Но тщетно. В итоге запихнула ключик в карман джинсов, сунула джинсы в сумку и застегнула молнию.

И тут вдруг вспомнила о чайнике. Он до сих пор стоял на огне. Я кубарем слетела вниз по лестнице. К счастью, чайник не успел выкипеть полностью и возмущенно булькал последними каплями воды. Я выгребла со дна банки остатки растворимого кофе, добавила в чашку сахар и кипяток. Достала из холодильника пакет молока. Плеснула, не глядя. И тут же почувствовала неприятный запах. Молоко скисло.

– Черт, – пробормотала я и брезгливо вылила получившуюся бурду в раковину.

С отвращением проглотила просроченный обезжиренный йогурт. Даже запить его было нечем. Чай тоже закончился – последнюю заварку я выпила вчера перед сном.

Интересно, есть здесь где-нибудь поблизости магазин?

Я вышла на крыльцо, опустилась на раскаленную ступеньку, закурила и с тоской посмотрела вокруг.

На улице, казалось, стало еще жарче. Солнце шпарило по полной программе, как будто в последний раз. Поселок буквально вымер, даже садовник куда-то подевался. Я поднялась и медленно побрела в сторону дома Галы.

Мысли мои вернулись к Шмакову. Почему судьбе было угодно устроить нашу встречу именно здесь, и именно тогда, когда жизнь моя развалилась на куски, а я сама стала болезненно уязвимой?

Я горько усмехнулась, вспомнив, как мечтала, чтобы Шмаков приполз ко мне на коленях и молил о прощении. А я расхохоталась бы в ответ и швырнула бы ему в лицо строки Ахматовой:

Будь ты проклят! Ни словом, ни взглядомОкаянной души не коснусь…Но клянусь тебе ангельским садом,Чудотворной иконой клянусь,И ночей наших пламенным чадом —Я к тебе никогда не вернусь!

Откуда-то с другой стороны дома доносился голос Эдит Пиаф.

«Non, rien de rien…Non, je ne regrette rien…»

«Я ни о чем не жалею», – пела она. Впрочем, это даже песней нельзя было назвать. Это был крик души.

Я обогнула дом и прошла вперед, ориентируясь на звуки музыки.

У маленького, заросшего тиной пруда сидела на раскладном стульчике Нора Покорная с удочкой в руках. Рядом на земле стоял древний двухкассетный магнитофон.

Оглушительно квакали лягушки, перекрывая Пиаф.

– Добрый день, – громко поздоровалась я.

– О, Саша! – воскликнула Нора и выключила магнитофон.

Она была одета в просторную майку без рукавов с надписью «После нас хоть потоп», завязанную узлом на талии, и в бойскаутские шорты с массой молний и карманов. Заплетенные в тоненькие косички рыжие волосы делали ее похожей на престарелую травести, исполняющую роль пионерки.

– Хороший улов? – улыбнулась я и присела на корточки.

– Вот! – Нора с гордостью указала на трехлитровую банку с мутной водой, в которой трепыхались три мелкие рыбешки.

– Здорово. А ловите на что? На червяков?

– Боже упаси! – Нора зажала удочку коленями и замахала руками. – На обычный хлебный мякиш. Мякиш – самое оно. Меня дед научил.

– Он был рыбак?

– Он был полковник НКВД, но рыбалка для него была чем-то вроде «скрипки Энгра». Он ее обожал и меня заразил. Я все летние каникулы проводила здесь с удочкой.

– Здесь? В поселке? – уточнила я.

– Ага. Мой дед дружил с Гореловым. Они были вместе со школьной скамьи.

– Надо же…

– Я ведь была первой женой Гореловского сына, Николая, – разоткровенничалась Нора. – Но мы быстро разбежались, а через несколько лет его Галка заарканила.

– Правда? – удивилась я. – А я поняла из ее рассказов, что она сама внучка Горелова.

– Неужели? – расхохоталась Нора. – Ну-ну… Она у нас известная сказочница.

– Мне казалось, что вы подруги, – съехидничала я, а сама подумала, что никогда не сказала бы ничего плохого о Фиалке. Надеюсь, и она тоже.

– Как справедливо заметил один из высоколобых – дружба между женщинами не более, чем пакт о ненападении. Кстати, яркое проявление мужского шовинизма. А насчет Галы… С моей стороны это просто констатация факта. Она, наверное, рассказывала, что сама дом спроектировала и отделала?

– Нет, – помотала я головой, – такого не было.

– И, слава Богу. Дом – целиком и полностью детище Николая. Он был чертовски талантливым… Эх, – вздохнула Нора, выудила из карманного лабиринта пачку «Явы» и закурила, – будь я в свое время поумнее, гореловское имение принадлежало бы мне. Вот так. Но я, честно говоря, не завидую. Галке оно счастья не принесло. Впрочем, как и всем остальным здешним обитателям. А вас-то как угораздило тут поселиться?

– Наследство от бывшего мужа. Мы развелись… – туманно ответила я и поспешила перевести разговор на другую тему. – А что же в поселке такого особенного?

– Гиблое место, – равнодушно поведала Нора, пожала плечами и ловким щелчком отправила окурок в кусты. – Когда-то давно в этих местах были подземные каменоломни. Лет триста назад. И однажды в пещерах случился обвал, заживо похоронивший несколько десятков человек. Местные жители из поколения в поколение передают рассказ о том, как на протяжении долгого времени после того обвала из-под земли раздавались крики и стоны. И с тех пор тут происходят странные вещи. У меня, например, постоянно отстают часы.

– Кошмар, – поежилась я. – Может, просто часы неисправные?

– Да нет, – усмехнулась Нора. – Титус говорит, что тут аномальная зона. Он, как впервые сюда попал, сразу это почувствовал.

– Да я тоже успела почувствовать…

– Да что вы?! – Нора с интересом посмотрела на меня. В ее шоколадных глазах промелькнуло что-то неуловимое. – Каким образом?

– Сегодня меня разбудил звонок телефона, который давно не работает. Вроде бы с тех пор, как умерла прежняя хозяйка.

– Вот видите – аномальная зона… Ходит легенда, что в тридцатых годах пещеры исследовали спелеологи. Якобы один из них повернул голову и метрах в пяти от себя увидел фигуру в черном с горящими глазами, которая делала плавные движения руками. Спелеолог пошел за ней и сгинул. Но это легенда, а я сама видела какое-то непонятное свечение. Однажды зимой мы гуляли с Галкой по лесу, стояла чудесная погода – морозно и солнце светило. И вдруг я обратила внимание, что у Галки нет тени. У деревьев есть, у меня есть, а у нее – нет. Мне так жутко стало… И еще это свечение, как будто кто-то под землей фонарик включил, знаете ли. В тот же вечер выяснилось, что Николай с Васенькой погибли в горах…

– Прямо какие-то «Секретные материалы», – сглотнув, заметила я.

– Да уж… Я просто в шоке. А мрут тут, как мухи. Одна Врублевская, по-моему, своей смертью умерла. И то…

– Что вы имеете в виду? – насторожилась я и встала. От долгого сидения на корточках затекли ноги.

– Ничего, – быстро ответила Нора и отвернулась. – О, гляньте-ка, клюет!

Она дернула удочку вверх. На крючке трепыхалась в агонии крошечная рыбешка.

– А что вы будете делать с этой рыбой? Съедите?

– Бог с вами! – рассмеялась Нора. – Коту своему отвезу. Раньше он у Лизы жил, но у нее аллергия, вот она мне его и презентовала. Да и хорошо, а то он у нее с голоду загнулся бы. Она со своей несчастной любовью про все на свете позабыла.