Маленький стрелок из лука

Он прижал ее к себе, погладил волосы, а потом крепко стиснул, сомкнув своп руки у нее на спине. Дико и нелепо было сейчас уходить от этой женщины, которую он с таким трудом нашел и с которой решил никогда больше не расставаться. Телом он ощущал ее гибкое молодое тело, чуть прикрытое сорочкой, а жаркий запах этого тела кружил голову...

– Почему счастье всегда так трудно дается людям, а несчастье само сваливается на голову? Мы заслужили с тобой счастье, Евгения, вот оно...
– Он так крепко прижал ее к себе, что она ойкнула.
– А мы отталкиваем его от себя. Боимся его, что ли?

– Ты сам сказал, что счастье - это большая редкость, - отвечала она.

– Наверное, поэтому, когда оно наконец приходит, люди не верят в него, сомневаются...

– И ты сомневаешься?

– Нет, Кирилл, нет!

– Ты мое счастье, Евгения... Я никогда и никому не говорил таких слов. Я опять поглупел...

– А ты - мое, - прошептала она, пряча на его груди лицо с сияющими глазами.

– Если ты не придешь ко мне, я сам приду к тебе с чемоданом... Я не знаю, что мне делать там одному... в обворованной квартире...

– Я завтра приду... Нет, уже сегодня...
– шептала она, целуя его.
– Оставлю Ольку у мамы и приду...

Очутившись на улице, Кирилл задрал голову и стал искать ее окно. Кажется, вот это... Шевельнулась штора, раскрылась балконная дверь, и он увидел Евгению. Она смотрела на него и улыбалась. Он не видел ее лица, потому что оно едва белело в сумраке, но знал, что она улыбается. А потом он брел по Московскому проспекту - машину Кирилл еще не взял из гаража - и думал о том, что идет по улице не он, а лишь какая-то часть его... Потому что почти весь он остался там, в небольшой уютной квартире, где на стенах развешаны картины, где с мишкой в обнимку спит маленькая большеглазая Олька, где осталась одна Евгения...

Кирилл сидел в своем кабинете на Литейном проспекте и разбирал бумаги. Очерк для альманаха он написал там, на Севере, теперь нужно было подготовить материал для большого реферата. Кстати, его он тоже начал в деревне, там же обработал магнитофонные записи. Но работы еще было много, он даже не приступил к систематизации фольклорного материала, не выявил отличительные признаки сказаний и легенд именно этого района на Севере. Для этого нужно с месяц посидеть в библиотеке, перерыть гору опубликованных материалов на эту тему...

Он еще не был у Галахина, не доложил о результатах своей поездки. Директор института приходил на работу что-то в двенадцатом часу, он еще жил на даче в Комарово.

В кабинет заглянул Землянский. Преувеличенно громко стал восторгаться видом Кирилла, мол, посвежел, загорел (это на Севере-то!). Посожалел, что Кирилл не отпустил бороду. Многие научные сотрудники отпускают в командировках роскошные бороды. Михаил Львович еще больше раздался вширь, животик его распирал брюки и рубашку, круглое довольное лицо лоснилось. Новая должность явно пошла ему на пользу: он стал одеваться со вкусом, носил модные рубашки, подтяжки и галстуки. Редкие волосы еще дальше отступили со лба и висков, однако лоб от этого не стал больше и выпуклее.

– А у нас никаких новостей, - разглагольствовал он, расхаживая по кабинету.
– Да, Сидоровская в следующем месяце защищается... Кандидатская у нее в порядке, так что без запинки проскочит. А твой реферат включен в план институтского издания на будущий год. Директор не сомневается, что ты справишься с задачей...

– А как ты?
– поинтересовался Кирилл.
– Не загубил еще альманах?

Землянский жирно хохотнул, оценив по достоинству юмор, и сказал:

– Начальство не жалуется... Авторы тоже: я ведь добрый, никого не обижаю!

– И себя тоже, - подковырнул Кирилл, вспомнив, что в последнем номере альманаха Землянский запланировал две свои статьи. Одну, правда, под псевдонимом "Львов".

– Что же было делать?
– сразу ощетинился Михаил Львович.
– Галахин снял статью Горохова о фресках Рублева, якобы обнаруженных в Пскове, а это оказались работы мастеров более поздней эпохи... Ничего под рукой не нашлось, и я...

– Поставил ту самую серую статью, которую я в свое время забраковал...
– закончил Кирилл.

– Я ведь ее переработал, - скромно напомнил Землянский.
– Как твои дела на личном фронте?
– перевел он разговор на другое.
– Как поживает та прекрасная девушка, у которой библейское имя Ева?

– Чего это ты вдруг про нее вспомнил?
– недоуменно взглянул на него Кирилл.

– Она произвела на меня незабываемое впечатление, - улыбнулся Землянский и ушел.

В его тоне проскользнуло что-то задевшее Кирилла за живое... Такое ощущение, будто Землянский что-то знает, но не хочет говорить...

Услышав шум мотора, Кирилл выглянул в окно и увидел Галактику, вылезающего из "Волги". Выждав для приличия полчаса, он взял бумаги и отправился к нему.

У Василия Галактионовича был усталый и недовольный вид. Однако, увидев Кирилла, он встал из-за стола и, протягивая руку, пошел навстречу.

– Проветрился, Кирилл Михайлович? Не жалеешь, что я тебя загнал на край света?

– Не жалею, - искренне ответил Кирилл. Ему ли жалеть об этом? На Севере он провел прекрасные дни, может быть, даже лучшие в своей жизни.

– Не скучаешь по альманаху?
– испытующе взглянул на него Галахин.

И Кирилл уловил в его голосе нечто такое, что заставило его насторожиться. Судя по всему, Василий Галактионович совсем не разделяет оптимизма Землянского... Но возвращаться снова к редактированию Кириллу вовсе не хотелось.

– По-моему, альманах в надежных руках, - бросил он пробный камень.

Галактика не любил дипломатничать.

– Ты помоги ему, Кирилл Михайлович, - сказал он.
– Вкуса у него маловато или... требовательности к другим и к себе. Материал сырой, неинтересный, авторов он не ищет... В общем, как член редколлегии, помоги Землянскому... Конечно, когда закончишь реферат и обработку данных командировки.

Кирилл коротко рассказал директору о своей поездке, показал подготовленный очерк, материалы. Василий Галактионович слушал с интересом, задавал вопросы. Усталость и недовольство исчезли с его лица. Оказывается, он и сам бывал в Терском районе, плавал на пароходе "Рулевой" по Белому морю от Умбы до Кандалакши. Даже слышал про озеро Олень, но вот побывать на нем не довелось...

Когда Кирилл уже собрался уходить, Галахин, нахмурившись, стал перебирать бумаги на столе, потом открыл ящик, другой... Наконец он нашел листок бумаги с приколотым к нему скрепкой конвертом и протянул Кириллу: