Малина для мага, или Сорванная любовь

Они пересекли границу Сол-Гирата, за окном потянулись поля, и Малин растерянно посмотрела на Эйдана. То же самое чувствовал он, когда вернулся в родные края. Где буйная зелень? Где цветы? Где тот воздух, которым хотелось дышать полной грудью. В дозоре Эйдан больше всего скучал по аромату родного края. И еще по Малинке.

— Эйдан, — прошептала она, не отрывая взгляд от окна, и голубые глаза влажно блестели. — Что случилось?

Он сердито пожал плечами.

— Я ведь уже говорил…

— Что-то не так, — упрямо сказала Малин. — Чувствуешь запах?

Эйдан кивнул. Так пахла скверна. Поначалу он думал — мерещится. Решил, что настолько пропитался вонью в дозоре, что теперь этот запах будет преследовать его до конца. Ведь не может такого быть, чтобы скверна просочилась в его Сол-Гират!

Но цветы облетали с деревьев, не давая завязей, редкие всходы на полях предвещали голод, и даже птицы почти исчезли. Ближе к башне ситуация стала лучше, но на лице Малин читалось недоумение и скорбь.

— Ты что, не приезжала домой все эти годы? — не удержался от любопытства Эйдан.

Она мотнула головой.

— Оставалась подработать в столице. Мама все жаловалась на неурожай и нехватку денег, и я старалась помочь. Хотя думала, что она преувеличивает из-за ее вечного скупердяйства… Ну, ты знаешь мою маму.

Он знал.

Когда-то Клотильда Руа сама привела подросшую дочь в башню Сол-Гир в услужение. Она цепко держала за руку Малинку, а та краснела, бледнела и не знала, куда глаза девать. Всем известно, зачем молодых девушек отдают в корневые башни. А ну как приглянется молодому хозяину, и башня одарит магией? А это совсем другая жизнь, куда более легкая и богатая, чем у обычной булочницы. Эйдан пришел к хорошенькой служанке в первую же ночь, но с удивлением наткнулся на запертую дверь. Закрыто! В его собственном доме!

— А ты, значит, тоже не приезжал из дозора? — спросила Малин, выдергивая его из воспоминаний.

— Нет, — коротко бросил Эйдан.

Мать писала, что есть кое-какие проблемы, но он думал, что это мелочи, которые решатся с его возвращением сами собой. И лишь приехав, осознал, как все серьезно.

Карета остановилась, и Малин, не став дожидаться, пока перед ней откроют дверь, выпорхнула наружу и замерла перед башней. Задержавшись в карете, Эйдан с силой потер лицо ладонями, пытаясь собраться с духом: не хотелось выдавать горя перед Малин.

Башня Сол-Гират была живой. Исполинский организм, выросший из семечка, посаженного богиней-матерью, возвышался до самого неба. Массивный ствол, широкий как дом, покрывала твердая точно камень кора. Ветви тянулись к облакам, переплетаясь в ярусы и балконы, а огромная двустворчатая дверь с гербом Сол-Гир — роза и меч — вела в лабиринт из залов, лестниц и переходов. Башня дышала, ее стены сжимались и расширялись, она могла добавить комнаты по своему усмотрению, или напротив — убрать.

Эйдан привык воспринимать дом как древнего родича — мудрого, несокрушимого, вечного. Его корни, его семья. Иногда на рисунке коры угадывались лики давно ушедших предков, а пару раз он видел отца. Тот погиб в дозоре, но похоронили его честь по чести — в корнях Сол-Гирата, и его дух обрел здесь покой.

И вот теперь дом погибал.

Один из стволов-башенок засох и почернел, листья желтели и скручивались, а у самых корней Эйдан с ужасом обнаружил колонию лизунов — мелких вредителей скверны. Он их выжег, конечно, но вспоминал о том с содроганием. Все равно что откинуть фату невесты, и увидеть на любимом лице следы постыдной болезни.

Сол-Гират умирал, и Эйдан не мог понять — почему. Пять лет — солидный срок, но бывали случаи, когда корневая башня обходилась без хозяйки и дольше. В конце концов, она сама по себе источник живительной силы.

— Ему больно, — прошептала Малинка, повернув заплаканное лицо. — Ох, Эйдан, ты слышишь?! Дом так страдает!

Она порывисто схватила его за руку и, тут же ее оттолкнув, бросилась в башню. Двери жалобно застонали, открывая ей объятия, и Малин исчезла внутри.

— Я привез ее, — сказал Эйдан, подойдя ближе и погладив шершавую стену. — Теперь все будет нормально.

Он всей душой на это надеялся.

***

В башне я вдруг успокоилась. То ли знакомые стены тому виной, то ли тот самый запах — дуба, согретого солнцем мха и чего-то сладкого, ягодного. Пять лет назад дом подарил мне магию, и теперь я в силах ему помочь. Я ведь травница, в самом деле. Возвращать к жизни увядающие растения — простейшая из задач. Да, работа предстоит необычная, большая…

— Покажи, где болит, — попросила я, и башня жалобно загудела.

Зато вот и плюс — пациент способен общаться. Башня повела меня переходами, скрипящими лестницами, анфиладами комнат. А я гладила кончиками пальцев чуть шершавые стены и хладнокровно прикидывала, что нужно сделать в первую очередь: распрощаться со всей этой роскошью. Сейчас дому главное — беречь силы, а значит…

— Убери все лишние комнаты, — приказала я. — Оставь самое необходимое.

Дом виновато вздохнул, но стены согласно заскрипели. Обойдется сол Гир без бильярдной, гардеробной, оружейной и всяких там чайных комнат. На кухне чаю попьет, не переломится.

Лестница вывела меня на террасу почерневшего ствола.

— Это надо убрать.

Мне в ответ зашумели сухие ветки. Отсюда город виднелся как на ладони, и глаза сами нашли крышу родной пекарни, но я уже была дома — мое сердце так говорило. Спустившись по лестницам в самый низ, в круглую комнату, где были лишь стены и пол, я прочла свое новое имя на гладкой коре.

Малин сол Гир.

А передо мной — Джиневра. И еще сотни имен, тысячи, по которым можно было бы измерить возраст корневой башни, как по годовым кольцам.

— Решила убедиться? — спросил Эйдан, появляясь рядом. — Думала, я вру?

— Этого следовало ожидать, — холодно ответила я. — От чего умерла твоя бабушка?

Он пожал плечами, прислонился к стене и ласково провел подушечкой пальца по имени Джиневры.

— Башня решила, пришел ее срок, — в голосе явственно прозвучала печаль.

Наверное, было бы правильней проявить деликатность и не лезть в его горе. Я полезла.

— Лекарь с этим согласился?

— Дом не дал проститься с телом.

— Это как? — нахмурилась я. — То есть… Джиневра сол Гир пропала?

Эйдан разглядывал меня с непонятным выражением лица, и я едва сдерживалась, чтобы не подтянуть выше вырез развратного платья. Принять бы ванну, привести себя в порядок, выспаться, не прислушиваясь к чужому дыханию…

— В каком-то смысле бабушка все еще здесь, — сказал Эйдан. — Она умерла, дом сам похоронил ее. Так иногда происходит. Меня не было рядом, никаких членов семьи.

— А твоя мать?

— Не думаю, что бабуля хотела, чтобы мать лила по ней слезы, — обтекаемо ответил он. — Так что скажешь, Малин? Сумеешь помочь?