Маловероятно

— Алло?

— Мисс Дженкинс?

— Кто это?

— Меня зовут Мал. Малаки. Я внук отца Доэрти.

Я жду, что она сделает вид, будто узнала меня. Знаю, что она знакома с моим дедом. Но вместо того, чтобы хоть как-то поздороваться, она просто молчит. Тишина как гвоздь, царапающий классную доску. Я заваливаю ее словами, лихорадочно пытаясь заполнить пустоту.

— Я звоню, потому что… ну, хотел узнать, как дела у Рори. Она приезжала к нам, и мы провели некоторое время вместе, и она была очень взволнована, и...

Недоумок, давай еще больше этих «и» в предложении.

За такую речь мне надо надавать по башке. Какого хрена со мной творится? Но Дебби до сих пор ничего не говорит, и теперь я пытаюсь понять, какого хрена творится с ней. Я подсчитываю, сколько глупостей сейчас произношу, и в голову приходит мысль, что я прохожу собеседование.

— В общем, она дома? — прокашливаюсь я.

— Нет, — отрезает Дебби Дженкинс.

Снова тишина. Рори Дженкинс презирает свою мать, и теперь я понимаю почему.

— Пожалуйста, не могли бы вы дать ее номер?

— Малаки… — Она громко вздыхает. — Послушай, я знаю, что у тебя и моей дочери… кое-что было. У нас не такие холодные отношения, как она обычно преподносит людям. Рори неопытна, впечатлительна и безнадежно романтична. Уверена, вы оба решили, что все это выльется во что-то грандиозное, но, только между нами, давай признаем — у вас совсем нет будущего, согласен?

Я разрываюсь между тем, чтобы грубо послать ее и умолять о пощаде. Я бы не стал звонить, если бы думал, что у нас нет будущего.

Дебби продолжает:

— Она переехала. Она в колледже. Она встречается...

— Встречается? — рявкаю я.

— Угу. — На том конце провода Дебби щелкает зажигалкой. — Кстати, с очень приятным парнем. На самом деле она точно не будет возражать, если я отправлю тебе сделанные ею фото. Они где-то валяются в ее комнате. Она так и не забрала их с собой. Хочешь? Для сохранности?

Я чувствую, как в заднем кармане джинсов выжигает дыру салфетка с нашим договором. Я всюду таскаю ее с собой, словно ожидаю увидеть Рори в Толке или в Дублине и помахать салфеткой у нее перед носом.

Видишь? Помнишь? Нам суждено быть вместе.

Гордость убеждает сказать Дебби, что она может засунуть эти нежеланные фото туда, куда солнышко не заглядывает, но самолюбие — это роскошь, которую не могут себе позволить разбитые сердца.

— Пришлите, пожалуйста, — бормочу я.

Я начинаю диктовать ей мой адрес, но она говорит, что отправит их отцу Доэрти. Вообще-то так даже лучше, потому что мой дом самый дальний в деревне и почта часто теряется в пути.

— Как она поживает? — снова спрашиваю я до того, как Дебби решает повесить трубку.

Ничего не могу с собой поделать, хотя начинаю верить всем этим словам Кэтлин о мимолетном романе. А то, что Рори сама предложила отношения на расстоянии? Так она поддалась моменту. Яснее ясного, что волшебство для нее быстро развеялось.

— Я же сказала, Малаки. У нее все прекрасно.

— Могу я иногда звонить вам, чтобы справиться, что у нее все хорошо?

Вешай трубку, жалкий кусок дерьма.

— Сомневаюсь, что это хорошая идея, — оправдывается Дебби. — Будет лучше, если Рори оставит Ирландию в прошлом.

— Ладно.

— Пока.

***

Сегодня я получил обещанные Дебби Дженкинс фотографии. После нашего телефонного разговора я каждый божий день забегал к деду домой и выжидал. Фотографии прибыли через два месяца. Два месяца я был идиотом на воздержании и в прескверном настроении. Два месяца я нарушал каждое правило нашего дурацкого договора.

Я искал Рори в социальных сетях, но у нее не было там аккаунтов. Или они были, но не под ее настоящим именем.

Я подписался на новостную рассылку ее колледжа, потому что иногда там упоминались студенты, и радовался, видя ее имя. Она выиграла два конкурса фотографий и помогла снять короткометражный студенческий фильм.

Однако я оказался совершенно не готов, когда перевернул фотографии (кстати, отличного качества) и увидел сделанные ею подписи.

Первый снимок, где я пою на улице: «Он жуткий бабник и тако-о-ой пошляк».

Второй снимок, где я стою на пороге «Кабаньей головы» и позирую как Мэрилин Монро: «Он болтливый и иногда несет какую-то околесицу».

Третий снимок, где мы лежим в кровати — в моей кровати, — после того, как я подарил ей три сотни оргазмов и кусок своего сердца: «Он слишком старается в постели».

Самое ужасное, что вскоре после этого в «Кабаньей голове» я вытащил салфетку и сравнил ее почерк на договоре с надписями на обратной стороне фотографий. Шон, Дэниел и я пришли к общему мнению, что почерк одинаковый. Выходит, ее мать не могла его подделать.

Дэниел хлопает по столу.

— Ну, теперь можно смело сказать, что ты в силах спокойно жить дальше. Похоже, она первоклассная шлюшка.

— Дело в том, что это не так, — заплетающимся языком возражаю я.

Я поднимаю свою пятую… шестую пинту пива и опустошаю стакан. Кэтлин опять сидит напротив со своими подружками. Шон пялится на нее, чахнет… опять. Кэтлин делает то же самое по отношению ко мне. Вот бы они уже просто перепихнулись и оставили меня горевать в одиночестве.

— Она вовсе не шлюшка.

Но чем дальше, тем сильнее начинают меркнуть яркие воспоминания о том, что Рори не была шлюхой. Подписи на снимках красноречивее ее невинной улыбки.

— Позвоню-ка я ее маме, — провозглашаю я.

— Самая тупая идея за все время. — Присвистнув, Дэниел опускает два больших пальца вниз и бьет кулаком по столу. — А у тебя их и так было много.

— На грани самоубийства. — Шон наклоняет голову, оторвав взгляд от Кэт.

После разговора у дома моего деда Кэт частенько заскакивала ко мне домой. Всегда в откровенной одежке, которая странно на ней смотрелась, и всегда с тарелкой чего-нибудь вкусненького и с бутылкой вина или банками «Гиннесса». Я приглашал ее в дом и ел, пока она рассказывала истории о том, что происходит в ее жизни, а потом отправлял домой. На первый взгляд, она казалась довольной своим статусом подруги. Доминирующей подружки — в таких-то нарядах.