Маловероятно

Мал морщится от душевных терзаний. Он понимает, что сильно проштрафился. Мал качает головой, вздыхает и падает на колени, прижавшись лбом к моему животу. Это не акт мольбы или преклонения, а простой милый жест.

— Прости. Веду себя как осел, но я не хотел. И поверь, я отнюдь не воспринимаю тебя как должное. Давай сегодня повеселимся. Я сделаю пару звонков и постараюсь отложить возвращение в Ирландию. Что ты хочешь?

«Тебя, — возмущенно думаю я. — Поэтому, в принципе, я и вляпалась в эту переделку».

Он понимает, о чем я думаю, и начинает хохотать, потирая щеку.

Мал краснеет. Я все-таки таю. Вот так у нас теперь навсегда и повелось.

— Ну помимо очевидного ответа. Взаимно, кстати.

Он прикладывается горячими губами к моему животу.

— Удиви меня, — шепчу я.

— Удивить?

Мал усмехается. Волк тоже так улыбался, а потом открыл пасть и живьем проглотил Красную шапочку.

— Твое желание — закон, принцесса.

***

В день свадьбы на мне желтое летнее платье, а на губах немного блаженная улыбка. На женихе — бриджи и черная футболка, пропитавшаяся запахом теплого пива, ботинки и красная бандана на лбу.

Мы кажемся слишком юными, слишком пьяными, слишком беззаботными, но оба знаем, что наш брак не ошибка.

Просто понадобилось немного хряпнуть для смелости, чтобы вопреки всем тайнам решиться.

Через восемь часов мы с Малом поженились на Кипре в честь нашего договора на салфетке.

Утром, сразу же после небольшого спора, мы сели на паром, где отведали моллюсков и выпили белого вина. На подъезде к Кипру нос у Мала обгорел, а я была счастлива и навеселе, но не настолько, чтобы вину на идею пожениться возлагать на циркулирующий в крови алкоголь.

Честно говоря, я хотела выйти за Мала.

Всегда, с самой первой встречи, хотела за него замуж. В восемнадцать лет мое желание могло показаться незрелым до невозможности и обреченным на провал, могло… как и сейчас, в мои неполные двадцать семь. Но договор стал отличным предлогом, а я просто хотела пообещать ему вечную любовь и смерть в один день.

После того, как мэр Ларнаки провел церемонию (без шуток) в присутствии других трех пар, что пришли пожениться, Мал в ближайшем английском пабе покупает мне выпивку.

И вот мы сидим тут, наслаждаемся неправдоподобностью. Мы словно оказались в параллельной вселенной, которую я не хочу покидать: без мамы, Райнера и Каллума.

Я убеждаю себя, что все выгорит. У нас получится.

Живем мы по разные стороны океана — и что? Я в любой момент могу к нему приехать. Он — ко мне. Мал работает из дома, в конце-то концов. Я попробую влюбить его в Нью-Йорк и уговорить переехать ко мне.

Трудно ли вообще полюбить Нью-Йорк? Все лучшие в мире артисты его любили.

— Правда, странно, что несколько недель назад мы столкнулись на мероприятии Райнера, а теперь женаты? Я вообще не думала, что снова с тобой встречусь.

Кидаю оливку из мартини в рот. Я загорела, приятно провожу время и сексуально удовлетворена.

— Просто безумие, — соглашается Мал и целует меня в нос.

Лицо у него красное и пахнет морским бризом, песком и ледяным пивом.

— Словно вмешалась судьба.

Саммер прибьет меня, узнав, что я связала себя узами брака с ирландским увлечением десятилетней давности, а у мамы наконец случится инфаркт, которым она угрожала мне, а Каллум… не хочу даже думать о его реакции. Надеюсь, он никогда не узнает. Нас ничего не связывает. Мы вертимся в разных социальных кругах и работаем в разных сферах. В моей квартире он ничего не оставлял. Каллум всегда странно себя вел, когда приходил в гости. Если так подумать, то, наверное, ему не очень нравилась Саммер.

— Мы еще не обсуждали, где хотим жить. Я даже не подписала брачный договор, — напоминаю я.

Мал своим образом жизни не производит впечатление купающегося в богатстве, что на самом деле меня не волнует. Но деньги для него не проблема, если судить по успешной продаже сотен его песен — песен, которые я слушала на протяжении многих лет и считала, что они звучат как-то знакомо, но причину никак не могла понять, пока снова с ним не встретилась.

Мал пожимает плечами.

— А зачем тебе его подписывать?

— Я официально имею право на половину твоего имущества, — шучу я.

Я ни цента не возьму из заработанного им, и Мал прекрасно это знает. На сегодняшний день оставшиеся от Глена деньги лежат в банке на счету матери.

— Можешь забирать мои бабки. Я ими никогда не дорожил.

Мал наклоняется и целует меня в шею.

— Тогда чем же ты дорожишь, Малаки Доэрти?

Он улыбается, берет меня за руки и целует пальцы, не сводя завораживающих фиолетовых глаз.

— Тобой.

***

В три часа утра мы вваливаемся в наш номер, не ожидая гостей. Я сразу же иду к небольшому бару возле окна, чтобы заправиться джин-тоником. Мал приседает, чтобы достать из мини-холодильника бутылку воды, когда вдруг распахивается дверь.

— Мал? Ты здесь? — раздается тихий голос.

Брэнди. В жилах тут же вскипает кровь, потому что, во-первых, какого черта она забыла в его номере и откуда у нее ключ? А во-вторых, суток не прошло, как она спала с другим — со своим боссом!

Плевать. Мне не нужен повод на нее злиться. Она таскается за моим мужем. Мужем. Я хочу помахать перед ее лицом кольцом, которое Мал купил сегодня в местном ювелирном, дав клятвенное обещание заменить его вскоре кольцом побольше и подороже.

Как будто меня вообще волнует размер кольца.

Я смотрю на Мала, который сидит у моих ног с бутылкой воды. Он отвинчивает крышечку, делает большой глоток и, самодовольно ухмыльнувшись, прижимает к губам указательный палец. Такой непосредственный в своей шаловливости.