Мальтийское Эхо

Почаевничали. Мать и дочь остались наедине, Андрей Петрович ушел в комнату Павла, который к этому времени собрался пойти на тренировку.

Когда он был у двери, Вера спросила:

– Павлик, как ты смотришь на перспективу провести Рождественские каникулы в усадьбе? И ты, мама?

– Ну-у-у, - протянули те без особой радости.

– Я собираюсь подарить на Новый год Платонычу снегоход. Ты бы мог покататься. И ты, мама, посмотришь на новый Иришкин флигель. Она с Сергеем... Впрочем, новостей и перемен к Новому году ожидается много! Радостных! И этими переменами мы обязаны, главным образом, бабуле Марие и дяде Георгию. И ты, мама, пожалуйста, перебори...

– Да, доченька, да. Я уже давно хочу...

– перебила дочь Юлия и сама тоже не нашла нужного слова.

– А я рад и с удовольствием поеду, - обрадованно сказал Павлуша и ушел, беззаботно забросив рюкзачок на широкое плечо.

– 39-

Наступил декабрь, и первый день зимы морозным влажным ветром с реки разрисовал стекла в окнах усадьбы.

– Смотри, Андрей, какие чудесные узоры!
– восхищенно сказала Верочка.
– И утро волшебное. Я люблю зимой бывать в усадьбе. Питерская зима в городе слякотная. А здесь хороша! ЗдСрова!

– На Урале зима еще красивей, - как-то грустно заметил мужчина.

– Скучаешь?

– Да, нет, не особенно, - он что-то не договаривал.

Но когда подошел к окну, оживился.

– Лилии... Узоры на окнах - хрустальные лилии!

– Прекрасно! Древние греки считали лилию символом надежды, - Вера Яновна стояла у зеркала и, замерев, что-то увидела в нем.

– Я...увидела себя в платье... с расшитыми белыми лилиями на рукавах и подоле. Я... скоро сошью себе такое. Будет повод!

– Да, скоро Новый год, - рассеянно проговорил Андрей Петрович.

– Раньше будет повод. Завтра на несколько дней уедем в Питер. Я приготовила отчеты по работе. Нужно сдать. И взять кое-какие книги.

– Завидую тебе. Работаешь. И отчеты готовы, и книгу пишешь интересную.

– Ты ведь не должен скучать: много читаешь, многое мне рассказываешь очень полезного для книги, - Вера тревожно взглянула в глаза Андрея.

– Мало, мало работы.

– Глупости! Твои заключения после изучения "Славяно-Арийских Вед" для моей книги - интереснейшие! Особенно твоя интерпретация символов. Ты стал специалистом по знакам! Я вышила на наших рубашках "духовную и душевную свастику" - символ исцеления. Ведь помогает! На своем поясе я вышила "зайчика" и "велесовика" - защитные обереги, особенно для беременных. И это не мешает моей протестантской душе, самостоятельно борющейся за спасение.

– Ты-то "прогрызаешься" в самую глубь, суть Герметического кабинета: твоим познаниям о Гермесе Трисмегисте, об Изумрудной Скрижали позавидует любой. Мне же достается "диванная" часть работы.

– И правильно! Тебе ли объяснять, что свободное время и диван - необходимейшая "технологическая" часть творческой работы! Ты читаешь Блейка, рассуждаешь о его картинах, "перелопачиваешь" Гегеля, анализируешь Джойса и РембС - это труднейшее междисциплинарное исследование. А на изучение всей сложной системы герметической философии, куда вошли алхимия, астральная магия, каббала, эллинская философия, восточные религии и мистериальные культы нужны годы.

Когда время приблизилось к обеденному, Вера и Андрей услышали звуки рояля, доносившиеся снизу, из столовой. Спустившись и войдя в столовую, они застали следующую картину: за роялем сидела Мария Родиславовна, нарядно одетая и играла любимого Шопена; возле окна стояли Ирина и Сергей, пришедшие чуть раньше и уже накрывшие стол.

– Вера, смотри!
– радостно сказала девушка.

На окнах выкристаллизовывался, чарующе следуя аккордам рояля необычный узор.

– Это Знак Валькирии - древний оберег, охраняющий Благородство, Честь и Род, - сказал Андрей Петрович.

– Вот именно! Вот именно, дети мои!
– пани Мария перестала играть, села к столу. Сели и остальные.

– Я имею Честь сообщить вам всем радостную новость. Час назад мне позвонил мэр и в очень извинительных тонах сказал, что не имел времени ознакомиться с нашими бумагами раньше. А также сообщил, что завтра же в усадьбу из мэрии приедет нарочный с необходимыми документами по сделке, то есть по передаче в нашу собственность нашей же усадьбы. Приедет и нотариус и представитель банка, которому нужно передать деньги. Очень был любезен, очень.

– И сколько просит?
– спросила Вера.

– Говорит: 90 миллионов, мол, меньше нельзя, аудит будет проверять, - хмуро проговорила бабуля.

– Да что ты? Это ведь отличная цена! У нас еще остается 80 миллионов!
– радостно воскликнула Иришка.

– Да, цена чудненькая, - благодушно подтвердила Вера Яновна и выражение ее лица от глубокого удовлетворения быстро поменялось на деловую решительность.

– Поедем с Андреем в Питер не завтра, а послезавтра. Быстренько сдам в институт отчет и начнем искать строителей. Деньги должны без промедления заработать: строить два корпуса для наших Центров. Прикинуть сколько оставить на зарплату медперсоналу, на оборудование, на приборы Сергея, на мебель и прочее. Зарплату депонировать всем на полгода вперед. Пока не появятся новые инвестиции.

Мария Родиславовна хитро подмигнула:

– Пока Смольный вновь не поможет! Я дожила до времени, когда Смольный опять на нашей стороне.

– Скорее уж, высотка на Смоленской площади в Москве, - рассмеялся Андрей.

– Или на площади Св. Петра в Риме, - хохотнула Верочка.

– Завтра вечером после оформления сделки - брызги и пробки в потолок!
– хлопнула в ладоши Мария Родиславовна.
– Но возвращение начнем сегодня... Перед ужином состоится небольшое театрализованное действо. Так было часто в домах наших предков. Мужчины могут быть свободны, а вы, внучки, останьтесь: обсудим сценку.

В шесть часов вечера Андрей и Сергей были приглашены в гостиную. Мизансцена была великолепной и уморительной. За столом в кожаной куртке, в красной косынке восседала пани Мария. В зубах она держала не зажженную папиросу. Оскал зубов и рука, положенная на маузер в деревянной кобуре, выражали классовую непримиримость. Перед ней на коленях стояли двое "мужчинок". Один: полненький, с зализанными, сильно поредевшими волосенками, тянул вперед губки и всхлипывал. На шее у него висела картонная табличка: "Мальчиш - плохиш". Второй с рыжей шевелюрой, тоже полноватый, но повыше ростом и кряжистей. На шее табличка "Чуб - приватизатор". Глаза у обоих "демократов-реформаторов" припухшие, суженные.

– Что глазки-то у вас обоих такие? Пьёте? Воруете?
– грозно спросила "комиссар".

– Ну-у-у, - потянули оба "подсудимых".

– Какое наказание, товарищ прокурор, заслужили эти двое?
– обратилась пани Мария к Андрею Петровичу.

– Наворованное отобрать и раздать страждущим. Затем вернуть на преподавательские должности в вузы, на мизерную зарплату. Пожизненно.

– У-у-у!
– завыли Плохиш и Чуб.
– Не-е-е.

Когда они сняли грим, Андрей и Сергей узнали сестричек. Естественно, это были они: прекрасные и талантливые Верочка и Иришка.