Мальтийское эхо

— Это с Иришкиного дня рождения осталось. С 21 мая. Вера привозила, — указала рукой на бутылки пани Мария и добавила. — Мне вон из той тёмно-зелёной бутылки, пожалуйста. Полней, полней налей, Андрей!

— О! Бабуля перешла от прозы к поэзии. А поэзия и вино неразделимы, — рассмеялась, слегка удивившись, внучка.

— Да, я заявляю, что ухожу в двухдневный «запой»: 150, нет 200 грамм вина сегодня за ужином и так же завтра.

Она сделала паузу и продолжила:

— Вы, Андрей Петрович, назвали Иришку сестрёнкой. Это замечательно! Позвольте и мне, Андрей, называть тебя сынком и обращаться на «ты». Хоть иногда, — она просительно смотрела на мужчину.

В глазах её Андрей увидел тяжёлую боль от воспоминания о погибшем сыне Яне.

— Конечно, я тронут, — он сглотнул комочек волнения.

— Иди, поцелуемся.

— А вы, пани Мария, позвольте и мне хоть иногда называть вас тётушкой. Можно? — уже спокойно спросил «сынок».

— Конечно. Молодец! Это вполне в духе нашей семьи. Давай ещё раз расцелуемся.

Они расцеловались трижды, все выпили. Иришка начала делиться своими впечатлениями о поездке. Говорила эмоционально, сбивчиво. Начала она с Сицилии. Восторженный окрас речи об Ортиджиа и Ното быстро сменился окрасом триллера. Как она мужественно участвовала в опасных приключениях. И про страшного Ричарда, и про катакомбы рассказала. А какой необыкновенный человек Андрей Петрович! А каковы его совы! И Видит он всё! Насквозь. И клад нашёл!

— А ты изменилась, внучка. Тебе была полезна эта встряска. А то киснешь тут со мной в усадьбе…

— Ну что ты, бабуля…

— Я знаю, что Вера увезла Пергамент в Москву. Я знаю теперь весь текст. Да и догадывались мы с Георгием… Но каковы совпадения! А что ты скажешь, Андрюша?

— Иришка сгущает краски, всё было достаточно элегантно… Лучше расскажи пани Марии о Флоренции и Венеции.

— Да, внученька. Где обещанные мне письма-эссе?

— О Флоренции отдам после ужина. А о Венеции… не пишется… А Вера приедет — посмотрим вместе фотографии…

— Надеюсь, письмо написано не так сбивчиво, как твой устный рассказ. Мы с Андреем Петровичем оценим стиль, — бабуля говорила тоном учительницы, хоть и чуть лукаво и мягко улыбаясь.

— Мы с Верой Яновной прочли. Всё замечательно! — поддержал «сетрёнку» Андрей. — От литературных оценок воздержусь. Я в отпуске и оценок, слава Богу, не выставляю.

— Хорошо, я прочту одна. На ночь глядя, — спокойно заключила Мария Родиславовна.

— Я с вашего разрешения пойду отдыхать к себе в комнату. Поезда и самолёты в таком объёме утомили меня, — сказала Ирина.

Вид у неё действительно был утомлённый. Может быть не только дорожная усталость, но и пылкий рассказ о Сицилии были причиной этому. Кроме того, мудрые глаза пани Марии и Андрея Петровича заметили, что упоминание о Венеции было чем-то огорчительно для девушки.

Когда Ирина вышла из столовой, Андрей сказал:

— А я пойду к Платонычу. Он меня пригласил в баню. И на стройку загляну. Можно, тётушка, я поживу тут у вас недельку-другую?

— И годик-другой, и десяток-другой… Я только не знаю, что будет тут… — её лицо стало тревожным. — И зачем новый флигель…

— Что вы имеете в виду?

— Вера приедет — обсудим.

Мужчина отнёс её тревожность на счёт преклонного возраста и продолжил:

— Я ещё обещал Платонычу партию в шахматы. А утром рано пойти с ним на рыбалку… Можно «сынку» пожить в таком «отвязанном» режиме?

— Можно. Взрослый сынок не должен быть пай-мальчиком. Но два условия…

Андрей насторожился.

— Первое: ужинаем здесь все вместе! — она сделала паузу.

— Хорошо. А второе?

— Ты подаришь мне медаль с совой. Как внучке, — её глаза по-детски капризно засветились надеждой.

— Пожалуйста, тётушка! — Андрей вручил «медаль».

Пани Мария глубокомысленно смотрела на кусочек картона. Затем резко вскинула глаза на мужчину:

— Андрей! Я совсем забыла спросить тебя… — глаза стали прищуренными, в них пряталась не забывчивость, а наоборот, ожидание, давно приготовленный вопрос. — Как вы «сработались», — она поморщилась от «неудобного» слова, — с Верой Яновной?

Рентген почти бесцветных глаз пани Марии просвечивал Андрея Петровича. Он начал что-то жевать губами и Мария Родиславовна чуть «нажала на педаль»:

— Она тоже изменилась? Мне Иришка сказала, что вы называете Верочку Снежной Королевой.

— Да, есть изменения, — спокойно ответил мужчина.

— Какие? — голос всё требовательней.

— Вот вы, пани Мария, забыли, что ко мне лучше обращаться «ты», а Верочка… забыла где-то букву «с» в своём титуле.

— Ага! Подтаяла?! Стала «Нежная Королева»?! — она хлопнула от восторга в ладоши. — И за это тоже тебе спасибо, рыцарь, — добавила она уже тихо.

Андрей поднялся в свою комнату. Открыл ящик стола, где лежали тетради Г.Н. Он провёл пальцами по ним, потом по паруснику на столе. Много лет он, Андрей, ждал своего «Дозора», своего главного дела в профессии. И интуиция подсказывала, что он на пути к нему, но самое-то главное служение — впереди.

Ему захотелось вдруг, чтобы тут, на столе, были фотографии и Г.Н. и Верочки. И, конечно, своих детей и внуков. «Да, — подумал он. — Эта комната будто рада была вместить в себя то, что вмещает теперь моё сердце.»

Андрей Петрович отодвинул висящие перед ним облачко сентиментальности, быстро переоделся, вышел в сад и направился в сторону строящегося флигеля.

Сруб «подрос» и на нём уже были выставлены стропила для крыши. Он окрикнул Дмитрия Платоновича, тот спустился вниз.

— Ну, садись. Сейчас перекурю и пойдём. Банька уже протопилась.

Они сели в старые кожаные кресла под большим навесом возле стройки.

— Трость пригодилась? — спросил моряк.

— Спасибо, очень, — ответил Андрей.

Он рассматривал верстак, мощный, длинный, инструменты под ним. Всё было организовано и продуманно чётко, по-флотски.

— Пойдём. После бани нужно ещё мат тебе поставить, профессор. До отъезда была ничья. Не люблю ничьих!

Когда после бани, чаёвничая, они сели играть, не прошло и двадцати минут, как Дмитрий Платонович сдался. И это на семнадцатом ходу!

Он был в полной растерянности:

— Я был одним из сильнейших шахматистов в нашем пароходстве!

Андрей Петрович успокаивал моряка:

— Вот, смотри, — он вновь расставил фигуры и повторил все ходы с подробным комментарием, объясняя наилучшие варианты из тысяч возможных.

— Ты, Петрович, что — гроссмейстер!? Ты просчитываешь на 25 ходов вперёд!?

— Нет, — растерялся Андрей, вдруг удивившись самому себе. — Я увлекался в юности очень, да и играть люблю, — он сделал паузу. — А матрицу… доску, фигуры так отчётливо просчитываю впервые.