Мальтийское эхо

— Чего замерла? Не выпади в окно. Воспарить она хочет… — ворчала бабуля. — Говори уже!

— Я о возможности обустроить в усадьбе «родовое» командорство, — начала Вера Яновна.

— Догадываюсь, что думаешь об этом. Я тоже.

— Вероятнее всего, учитывая традиции Ордена госпитальеров, в усадьбе нужно обустроить не базу отдыха, а лечебницу для питербургских интел…

Тут она запнулась на полуслове, так как в мозгу вспыхнула новая, необдуманная пока идея использовать Сергея как психотерапевта. Конечно, будущая лечебница — не «психушка», но основной профиль сосредоточить на неврологических и психиатрических заболеваниях!

— Логично, — отреагировала, улыбнувшись, бабуля. — Продолжай.

— Вот, например, неблагодарные дитяти одного моего бывшего коллеги, теперь весьма престарелого человека, ослабевшего и телом и умом, хотят лечить его в обычной «дурке». Вряд ли там понимают, что это доктор философских наук, специалист по буддийской обрядовой культуре и духовных традициях Тибета. У этого умницы и двадцать лет назад сознание было многослойным, раскрепощенным. Когда я молодой аспиранткой читала его статьи, то замечала что каждая мысль не чётка, сидит на каждой линии нотного стана рассуждений. Я уже не говорю об его устной речи. Но обдумав всю статью, всю речь, поражаешься глубинной логике метода познания этого учённого.

— Не мудрено «спрыгнуть» с ума от многолетних занятий такого, — рассудила пани Мария.

— Я хочу спросить твоего разрешения выделить в усадьбе несколько комнат для переоборудования их в лечебные палаты и кабинеты для медперсонала. И жить им где-то надо и готовить и стирать… Это, бабуля, предварительный разговор, я ничего конкретного пока не знаю и не думала, — Вера пожалела, что так неподготовленно затеяла непростой разговор.

Возникла пауза. Мария Родиславовна встала из глубокого кресла, направилась к окну. Постояла там минуту, медленно вернулась обратно к креслу, но не села, а гордо выпрямив спину, глядя прямо собой на внучку, четко, решительно проговорила:

— Мне довелось жить в ненормальное, сумасшедшее время. В доме то склады после революции, то больница во время отечественной войны, то интернат, то музей. Я надеялась, что это время закончилось. По крайней мере, для нас, Богдан'oвичей. Мы ведь выкупим усадьбу и будем здесь жить большой семьей как наши предки!

— Извини меня, бабуля. Я — дура, — огорченно промолвила Верочка.

— Нет, не дура! Твой план верен! Позже мы построим на территории большой лечебный корпус. А пока нам… — она быстро подошла к Вере Яновне, сидевший с опущенными глазами.

Молодая женщина встала, а пожилая женщина мягко положила ей на плечо тяжелую руку.

— А пока нам можно пожить рядом с блаженными. Кроткими, смирными и смятенными душой, — договорила та.

Верочка с благодарностью посмотрела на бабушку.

— Теперь конкретнее, — продолжила пани Мария. — Я оставляю за собой часть левого крыла дома, где сейчас моя комната и гостиная. Столовую отдадим больным и персоналу. Кабинет — Андрею Петровичу, он будет начальником, — она подняла указательный палец кверху.

Далее Мария Родиславовна толково, хоть и приблизительно, обрисовала свой проект:

— Так примерно и было во время существования здесь интерната. Иришка переберётся в новый флигель, её комната наверху — твоя. Библиотеку и спальную для Андрея наверху оставим. Сергей — психотерапевт. И может быть полезен нам в этой новой лечебнице, — бабуля весело потёрла ладоши. — Всё складывается удачно.

— Работы по переделке дома очень много. Еще одна столовая, туалеты, ванные, кухня, ординаторская, лаборантская… — хмуро вставила Вера. — А когда ещё мэр…

— Перестань нудить! Выстраивай Намерение! Мы должны «свить» новые гнезда: моё, иришкино и твоё.

Слово «гнездо» амбивалентно отозвалась в душе Веры Яновны: с одной стороны оно совпадало с её личными желаниями, а с другой стороны, наоборот, пугало возможными неожиданными совиными криками. Но всё же она сумела «отжать педаль заботы» и «нажать педаль» радостного ожидания».

— Да. Открыть вслед за Павлом I в православной стране рыцарское командорство — это большая заслуга. Александр Владимирович похлопочет. Ему-то козырей привалит. Трудно ему будет в главной проблеме — отторжение нашей церковью католицизма, — задумчиво сказала Вера.

— Ну, ну, не такое уже и махровое отторжение. Хотя… По крайней мере, по нашей крови и вере дела обстоят прилично. В нас и польская, и сербская, и немецкая и русская кровь. По вере я — протестантка, ты — католичка, Иришка — православная формально, так как стоит на позициях эзотерики. У Андрея, он мне как-то сказал, предки — поляки. Склонен, точнее, воодушевлён аурой католицизма, хотя и православный. Все мы, короче говоря, из одного первоисточника! — рассуждала Мария Родиславовна.

— Возможно. Ведь у всех христиан на первом плане самые высокие гуманистические цели, цели ордена. Например, борьба с терроризмом, экстремистскими вылазками. Ты, бабуля, хорошо знакома с современными задачами, которые ставит перед собой Орден?

— Почитываю газетки, посматриваю телевизор. Есть у меня и вырезки из газет с интервью Деева, да, и другая информация… Всё в «подшивочках», как положено!

— Всё ведь есть в интернете, — рассмеялась внучка.

— И про него, про интернет ваш тоже компроматик собираю. Вместе с Деевым! — бабуля лукаво и как-то задиристо посмотрела на Верочку.

— Ты не бабуля, ты — клад!

— Всё, иди по своим делам, Верочка.

Вера Яновна поцеловала бабушку, вышла из дома и направилась к новому флигелю.

Работа кипела. С разных сторон слышны были звуки работающего электроинструмента. Она не хотела никому мешать, лишь отметила про себя с удовольствием, что к середине ноября в новый дом можно будет реально заселяться. Андрея не было видно. Вера поднялась на второй этаж. Подошла к окну, выходящему в сторону парка. Ветки пихты с большим количеством шишек буквально можно было достать рукой, а верхушка дерева вообще невероятным образом густо была облеплена этими шишками.

Верочка выглянула в окошко, посмотрела вниз. Вот и Андрей. Она тихо любовалась как тот обрабатывал деревянную колоду. Он брал в руки то небольшой топорик, то большую с выпуклым лезвием стамеску и ловко ударял по ней киянкой. Работал ловко и с удовольствием, без обычного напряжения ученика в подобной работе.

«Он ведь изменился, стал спокойней. Лицо подобрело, в глазах иногда огонечки… И я тоже изменилась. Мне больше не хочется питаться в ресторанах, хочется научиться готовить самой. Вкусно готовить. Стряпать… уральские пельмени», — думала молодая женщина.

Она бесшумно спустилась вниз и побрела по аллее в сторону старого флигеля.

«Может прямо сейчас с Никитичной и начну стряпать. И… и… к приезду Андрея из Екатеринбурга… Ах, он уезжает! Не хочу… не могу отпустить… Говорит дней на десять максимум… Но вдруг… вдруг там… в этом его городе кто-то есть… женщина… Задержит, вцепится и не пустит. Ох, какая я стала глупая баба…»