Малыш по договору. Подари мне счастье

Вместо ответа просто сбрасываю вызов. Чувствую, как на нервной почве у меня начинает кружиться голова. Настолько, что сохранять равновесие становится трудно.

Что я там говорила? Лавина с плеч сошла? Сейчас у меня такое чувство, будто меня с высокого обрыва скинули в глубокую яму и сверху щедро залили цементом.

В голове мысли мечутся как рой перепуганных пчёл. Восемь месяцев!

Это слишком большой срок для нас! И что я скажу маме, когда она проснётся?! У неё и так вчера весь день давление скакало на нервной почве, а эта информация её окончательно добьёт!

Чтобы сохранить равновесие, снова прилипаю лбом к стеклу и смотрю на подсвеченный фонарями двор. Воскресенский всё ещё стоит у здания. Снова курит и с кем-то говорит по телефону. Не знаю, что у него случилось, но мне бы сейчас тоже закурить... Сжимаю пальцами переносицу, открываю телефонную книгу и нахожу номер репродуктолога. Я не хочу рисковать и ждать восемь месяцев. А заказчик обещает аванс, если это можно так назвать. Нам деньги нужны уже сейчас, так как все мои запасы скоро закончатся. Тут уже не про операцию, а хотя бы про гормональную терапию придётся думать. В общем, кабала, из которой не выбраться. — Ирина Дмитриевна, простите, что поздно звоню. Вы просто просили набрать сразу, как приму решение… — сглатываю, потому что голос на нервной почве дрожит и срывается. — Да-да, Алиса. Ничего страшного. Совсем не поздно. Так что ты решила. — В общем, — тяжело выдыхаю, и в этот момент Воскресенский тоже выдыхает дым изо рта. Представляю, что это делаю я и кажется, будто я даже чувствую горьковатый привкус никотина на языке. — Мы связались с фондом. Ждать очень долго, поэтому... — на секунду зажмуриваюсь, до конца не веря, что именно сейчас хочу произнести. — Показывайте мою анкету заказчику. Я... готова попробовать. Резко втягиваю воздух в лёгкие, наблюдая, как Воскресенский выбрасывает очередную докуренную сигарету и убирает мобильный в карман штанов. А в следующую секунду… он вдруг резко вскидывает голову и смотрит прямо на меня.

Не просто мимолётно мажет взглядом, как тогда в клубе, а смотрит в упор. Своим привычно хмурым взглядом. Смотрит и не отворачивается. И я почему-то не отвожу взгляд. Хотя сердце у меня уже барабанит так, что кажется вот-вот проломит мне рёбра. — Алиса, детка, ты только не обижайся… — где-то на периферии, словно сквозь плотный слой ваты слышу голос Комаровой, возвращающий меня в реальность.

— Что такое?! Ирина Дмитриевна, только не говорите, что ваш заказчик уже выбрал другую… женщину.

— Нет-нет. Ну что ты. Я попридержала анкеты, как ты меня и просила, разве я могла тебя подвести, мы же всё-таки свои люди. А вот твою анкету… прости, я знаю, ты просила не показывать её клиенту раньше времени, но я всё же показала… Зато теперь это значительно сэкономит нам время! — произносит ободряющим тоном. — Дорогая, ты сделала правильный выбор, что согласилась! Поверь, это самый быстрый и самый лёгкий способ заработать нужную тебе сумму, — я бы не была так уверена… — В общем, заказчика твоя анкета удовлетворила. Нужно только документы принести. И он готов будет встретиться с тобой. — Хорошо... Я... я тоже готова, — перевожу взгляд на стоящего за окном Воскресенского, который до сих пор смотрит прямо на меня.

Интересно, о чём он сейчас думает…

— Вот и отлично. Значит, завтра жду тебя с документами у себя. Всё будет хорошо. Я уверена, процедура пройдёт так же успешно, как и операция Вадима.

— Надеюсь, — произношу шёпотом и сбрасываю вызов.

Глава 12

Глава 12

Ещё никогда моя ночная смена не длилась так мучительно долго. То ли это было связано с тем, что меня ожидало утром. То ли с тем, что я жутко не высыпаюсь и практически на ходу клюю носом. А возможно, дело и в том, и в другом.

Зайдя в сестринскую, убираю рабочую униформу в пакет и быстро переодеваюсь в повседневную одежду, которая в последнее время висит на мне как мешок из под картошки. Да и внешний вид в отражении зеркала тоже воодушевления не прибавляет. В частности бледный цвет лица и круги под глазами.

Через полчаса я должна быть в кабинете у Комаровой. Через полчаса клиент, который уже одобрил мою анкету, воочию увидит, кому он её одобрил. Существу, похожему на тюремного узника, выпущенного за хорошее поведение на волю на несколько часов.

Сказать, что эта мысль заставляет меня нервничать, это ничего не сказать. Потому что одно дело видеть анкету, где просто прописаны мои данные и санитарная книжка, и совсем другое встретиться с потенциальной суррогатной матерью вживую. Если быть объективной, внешне я сейчас мало похожа на пышущую здоровьем девушку. А учитывая тот факт, что Комарова предупредила меня о специфических требованиях своего клиента, он вполне может отказаться, когда увидит хотя бы синяки под моими глазами, размером с лунные кратеры.

Обрызнувшись прохладной водой, достаю из сумки косметичку и быстро наношу на лицо тональный крем. Терпеть не могу краситься и почти никогда этого не делаю, но сейчас это скорее вынужденная мера. Хоть немного замазать весь этот ужас на лице. Худобу, конечно, точно не скрыть, но что-то сделать нужно. Я не могу потерять свой единственный шанс получить деньги на операцию Вадику. Это будет катастрофа, если клиент откажет заключать со мной договор, посчитав меня какой-нибудь больной или слишком хилой, чтобы выносить ребёнка.

Выносить ребёнка…

Даже чисто гипотетически эта мысль никак не хочет укладываться у меня в голове.

Поворачиваюсь к зеркалу боком и чуть оттягиваю блузку, пытаясь представить, как это будет выглядеть в будущем. В совсем недалеком по сути будущем, если всё пройдёт гладко. Но не получается. Вообще не представляю себя беременной. Ни визуально, ни по ощущениям не могу представить, каково это будет, когда в моём теле зародится другая жизнь.

Удивительно, что именно эта жизнь спасёт моего брата. Этот ребёнок ещё даже не зачат, а уже такую значимость несёт всем своим существованием.

Замазав синяки под глазами и вообще нанеся килотонну тонального крема и пудры на лицо, внимательно рассматриваю своё отражение, которое незначительно изменилось, и всё же... выгляжу я ужасно. Румяна более менее спасают положение и распущенные волосы тоже играют роль — скрывают заострившиеся скулы.

Но уж лучше так, чем никак. Во всяком случае, я сделала всё, что могла. Накинув на плечо сумку, выхожу из сестринской и быстрым шагом иду к лифту. Сердце барабанит всё стремительней по мере того, как я приближаюсь к этажу репродуктологии. Потому что по факту от того, как пройдет сегодняшняя встреча, зависит судьба Вадика. Я даже представить себе не могу, что буду делать, если клиент откажется. Как говорить маме о том, что мы не успеваем собрать нужную сумму?! Я пока что не рассказывала её о вчерашнем разговором с менеджером из благотворительного фонда. Сказала, что они пока не перезванивали. Не хочу лишний раз её волновать. И если сегодня всё пройдёт удачно, то этого и не придётся делать…

Добравшись до нужного мне этажа, коротко киваю медсестре на посту и замираю у кабинета Комаровой. Судорожно выдохнув, на секунду закрываю глаза и дрожащей рукой стучу в дверь.

— Войдите!

— Доброе утро, — неуверенно открываю дверь, кажется, не в кабинет к врачу, а в новую и абсолютно неизвестную жизнь, на которую сама подписалась.

Перевожу взгляд на Комарову. Её спокойное улыбающееся лицо так резко контрастирует с тем комком напряжения и ураганом эмоций, что колотится сейчас у меня за рёбрами.