Малыш пропал

Итак, для этой поездки он намеренно выбрал книги за их объем, интересные толстые книги, на чтение которых могло уйти много часов. Он взял со стола всю стопку и гадал, на чем остановить свой выбор. Роман Генри Джеймса, что-то Пикока, Свифта, стихи Клауфа, которые он давно намеревался почитать, и «Домби и сын». Выбора, в сущности, не было. Он остановился на «Домби и сыне» и открыл его на сцене у постели маленького умирающего Пола:

«— Флой, а я маму когда-нибудь видел?

— Нет, милый, почему ты спрашиваешь?

— Неужто я ни разу не видел ласкового лица, Флой, какое было бы у мамы, если б она смотрела на меня — своего младенца?»

Хилари читал дальше, не до критических суждений ему сейчас было. В комнату больного ребенка вошла его старая кормилица.

«— Это мая старая кормилица? — спросил мальчик», — Хилари увидел молящие черные глаза, обращенные к приветливому лицу, и стал читать дальше:

«„Я и есть“. Какая сторонняя женщина, увидев его, стала бы лить слезы и называть его: дитятко дорогое, красавец ты мой, бедняжка мой болезный. Какая еще женщина склонилась бы над его постелью, приподняла его исхудавшую руку, и поднесла к губам, и прижала к груди, если не та, которая вправе была ее пестовать. Какая еще женщина…»

Книга упала на одеяло, Хилари уткнулся лицом в подушку и оплакивал одинокого бедняжку Пола Домби, чьи распухшие, красные, жалостные руки вытарчивали из слишком коротких рукавов черного комбинезончика.

Глава девятая

Вторник

Наутро Хилари проснулся в шесть и до половины девятого спокойно, невозмутимо, не без удовольствия читал Свифта.

Потом встал и, пока одевался, бесстрастно рассуждал, что вчерашний день был Бог знает какой, тяжкий и для него самого, и для малыша. От такой сумбурной, волнующей встречи ни для кого не могло быть ни малейшего толку. Но теперь, когда все это позади, следует приступить к делу без лишних эмоций. Разумеется, еще не пришло время даже для того, чтобы задуматься, мой он ребенок или не мой. Просто надо обходиться с ним бережно, и тогда увидим, к чему это приведет.

Прямые вопросы мучительны для малыша, рассуждал Хилари, пока чистил зубы. Если стану его донимать, хорошего будет мало. Просто надо обходиться с ним бережно.

И заметь, сказал он себе, причесываясь, Жан — славный малыш. Любому понравился бы. Хилари посмотрел в зеркало на свой пробор, и оказалось, он невольно улыбается, застенчиво и нежно. Он прихватил с собой том Свифта и пошел завтракать.

Мадам уже писала за своим крохотным стеклянным оконцем.

— Bonjour, мсье, — отрывисто бросила она, когда Хилари проходил мимо, и он искренне пожелал ей доброго утра, предпочитая ее сдержанную враждебность угодливым и льстивым улыбкам ее мужа.

Когда Хилари вошел в ресторан, коммивояжеры, вероятно, уже позавтракали и ушли — у их стола служанка очищала тарелки.

— Cafe complete [9] , — заказал он.

— У нас только хлеб и эрзац-кофе. Но если мсье пожелает что-то еще, я могу спросить у патрона, — озабоченно предложила она.

— Нет, мне это подойдет, — сказал он, отказываясь от лучшей, с черного рынка, пищи. Но хлеб без масла был неприятен на вкус, твердый, сухой, а коричневая бурда в стакане неописуемо отвратительна, и, недовольный собой, он стал себя убеждать, что если не он, то кто-нибудь другой все равно съест эту хорошую пищу, и от его благородной позы не будет никакой пользы.

9

Кофе настоящий (франц.).

Теперь надо распланировать сегодняшний день, сказал он себе.

До четверти шестого у меня никаких дел, ну, скажем, до десяти минут шестого, если идти туда медленно, поправил он себя. Надо купить перчатки Жану. Можно продолжить мою статью о Максе Жакобе, на это уйдет большая часть дня. Интересно, есть ли в этом городе какие-нибудь достопримечательности?

— Мадемуазель, — окликнул он служанку, — есть ли у вас в А… какие-нибудь достопримечательности, которые посещают туристы?

Она подошла и остановилась у его стола. Ее серьезное лицо было встревожено. Видно было, что она думает, взвешивает, недоумевает.

— У нас в А… не больно много диковинок, — сказала она наконец. — Было тут аббатство… говорят, древнее очень, да его разбомбили во время большого налета. Еще музей был… ему тоже тогда конец пришел. — Она опять задумалась, с явным усилием припоминала. — Старый замок есть, — предложила она.

— Звучит многообещающе, — отозвался Хилари. — А где найти этот старый замок?

— Найти нелегко будет, — с сомнением ответила она, — и осталось-то от него всего ничего. Мсье знает дорогу на Boissieres?

— Нет, — с сожалением ответил он, — я совсем не знаю здешние места.

Она опять долго, напряженно думала. Наконец ее лицо просветлело, и она сказала:

— Вам надо пойти по этой улице, мсье, а у булочной повернуть налево и спросить, где дом мадам Меркатель. Дом мадам Меркатель всякий знает, а замок как раз рядом.

— Меркатель? — заинтересовался Хилари. — Это случайно не жена мсье Меркателя, который преподает в приюте?

— Ох, нет, мсье, — сказала служанка. — Мадам Меркатель — мать мсье Бернара. Замечательная она женщина, мадам Меркатель. А уж как настрадалась.

— Расскажите мне о ней, — попросил Хилари. Он подавил в себе воспоминание о раздраженном голосе матери, когда та поучала его, что истинному дворянину не пристало сплетничать с прислугой. Но мне важно знать, кто такие эти люди, с досадой подумал он.

Служанка только рада была посплетничать:

— У мсье барона там был большой замок, — сказала она, — теперь-то его уж снесли; пять дочек у него было и ни одного сына. Только вы знайте, мсье, это все еще до моего рожденья было, а вот папаша в имении барона конюхом служил, и я потом часто слыхала, как родители про это говорили. Мсье, конечно, понимает, как трудно было обеспечить приданым всех дочек, да к тому ж мсье барон не из тех был, кто хотя в чем станет себе отказывать. Вы не поверите, мсье, сколько много я наслушалась про пышные приемы там в прежние времена. Ну и, конечно, — мсье не удивится, — когда надо было выдавать замуж младшую дочку, господин барон был рад радехонек принять предложение мсье Меркателя, а мсье Меркатель — он, ничего не скажешь, человек был денежный, да всего только купец.

— Чем же он занимался?

— Какое-то дело у него было, — неопределенно ответила служанка. — Но он три раза мэром в А… был, и очень его в городе уважали. А потом в конце войны… еще первой войны… мсье, конечно, понимает… никто не знал, что такое приключилось, а только мсье Меркатель все свои деньги потерял и застрелился. Какой позор для семьи! Для вдовы какая трагедия! И бедному мсье Бернару пришлось отказаться от своих ученых занятий и пойти в учителя, чтоб помогать матери.

— И все это время он преподает в приюте? — спросил Хилари.