Малышок

За дверью послышался и затих шум шагов, но ответа не последовало. Старушка со стуком поставила чашку на блюдечко.

–  Вот какой поперечный характер!
– сказала она.
– Ну, и не набивайся, Ниночка…

–  Что ж, пойдемте, мальчики, - вздохнула явно опечаленная Нина Павловна. Она взглянула на старушку, будто искала ее поддержки, и, пересилив себя, постучала в дверь гостиной: - Катя! Слышишь, Катюша! Директор завода разрешил зачислить тебя младшей лаборанткой термического цеха. Приходи сегодня. Я закажу пропуск. Не забудь школьное удостоверение и метрику.

Теперь из-за двери послышался холодный, уже знакомый Косте голосок:

–  Спасибо, Нина Павловна… Я раздумала поступать в термичку. Сегодня мы с Леночкой Туфик оформляемся учениками токаря в молодежный механический цех.

–  Напрасно, совершенно напрасно!
– забеспокоилась Нина Павловна.
– Ты еще не окрепла после болезни. Доктор говорит, что могут быть осложнения. В термическом цехе тебе будет нетрудно, и ты все же принесешь пользу фронту.

–  Спасибо за внимание, - насмешливо ответила Катя.
– А может быть, я не хочу работать в одном цехе с… родственницей.

–  Глупенькая!
– шепнула Нина Павловна и сдвинула брови, будто ей стало больно.

–  Вот какой характер!
– повторила возмущенная Антонина Антоновна.

Спустя минуту из дому вышли трое и направились вниз по улице. Мальчики следовали за Ниной Павловной. Костя все старался понять, почему Катя относится к ней так нехорошо, но, конечно, не мог решить задачу.

Замедлив шаги, Нина Павловна подождала мальчиков.

–  Лучше всего ходить на завод через Земляной холм, - сказала она.
– Это самая короткая дорога. Смотрите, какой широкий вид открывается отсюда!

Город начинался неподалеку от холма и уходил далеко-далеко, за край земли. Сначала по берегу узкой речушки были рассыпаны обыкновенные деревянные домишки. Потом дома начинали тесниться, складываться в широкие улицы. Дальше все чаще встречались каменные постройки, а вдали сомкнулись высокие дома. Тут и там над фабричными трубами вились серые и ржавые дымки. По улицам рассыпались черные точки, которые издали казались почти неподвижными, - это были люди. А еще были трамвайные вагоны и автомобили - они двигались заметно для глаза.

–  Однако большой городишко!
– солидно повторил Костя слова, которые слышал накануне от Миши Полянчука.

–  Да, городишко!
– усмехнулась Нина Павловна.
– В нашем городе сейчас больше миллиона жителей. И все работают для фронта, чтобы скорее дать столько оружия, сколько нужно. Мой муж, Василий Федорович Галкин, пишет, что фронтовики крепко надеются на Урал, и мы оправдаем их надежду.
– Она вздохнула.
– Вот и Катя идет в цех. Такая слабенькая… Она долго болела, после того как Василий ушел на фронт…

–  Я хотел в кухне умыться, а она запрещает!
– вдруг проговорил Сева, который все утро хмуро, замкнуто переживал стычку с Катей и все же не мог сдержать жалобу.
– У нас дома мраморный умывальник, а не то что жестяной. Подумаешь, хозяйка! Жалко ей!

Нина Павловна посмотрела на него серьезно.

–  Значит, вы уже повздорили, - отметила она.
– Этого нужно было ожидать. Катя - такая задира! Но знаешь что, Сева, не спеши составлять о ней мнение. Катя - не ангел. Она вспыльчивая, упрямая, как козленок, но я пристыжу ее за умывальник, и она непременно раскается. А вообще она великодушная, щедрая. Когда наш уличный комитет собирал теплые вещи для красноармейцев, она отнесла все лишнее, что было… и не только лишнее… - Она хотела еще что-то сказать, но оборвала себя: - А вот наш завод!

Тропинка обогнула холм, и внизу открылся пригород - несколько кварталов между шоссе и полотном железной дороги. За высоким забором стояли бок о бок три корпуса с круглыми крышами, как у вагонов. Над ними возвышалась наполовину выведенная толстая труба, похожая на обломок красного карандаша. Еще не было закончено и одноэтажное кирпичное здание, которое вытянулось вдоль больших корпусов. Приглядевшись, Костя увидел человечков, которые сновали между корпусами.

Из лесу выскочил паровоз, забежал на заводской двор, схватил три вагона, загудел и потащил их в лес, будто мамка повела ребят на прогулку.

–  Завод маленький, - разочарованно пробормотал Сева.
– В Каменке и то больше машиностроительный завод был… А что здесь делают?

–  Конечно, наш завод не гигант, - ответила Нина Павловна с ноткой ревности в голосе, - но, уверяю тебя, он делает такую вещь, от которой не поздоровится фашистам.

Сева недоверчиво улыбнулся, а Костя подумал, что завод не чепуховый, и это было приятно.

НА ЖЕЛЕЗНОМ ЛИСТЕ

К заводским воротам шли мужчины, женщины, подростки. Некоторые здоровались с Ниной Павловной, говорили с ней о заводских новостях.

–  Заготовки из Первоуральска пришли…

–  Да, я видела, как паровоз забирал порожняк.

–  Нам еще станков дали. Ничего станки, годящие…

Это сказал высокий и полный старик, которого Костя сразу узнал и вспомнил его фамилию, имя и отчество - Бабин Герасим Иванович, - так как память у него была хорошая.

Старик, конечно, был старый, но в то же время как будто и молодой. На круглой голове задорно сидела маленькая кепка, замасленная, как блин. Усы и брови были белые, а глаза - шарики из черного стекла - прятались в смеющихся морщинках.

Он, кажется, тоже узнал Костю.

–  Возьмите этих мальчиков в молодежный цех, Герасим Иванович, - сказала Нина Павловна.
– У вас они быстро привыкнут к делу и не разбалуются. Они живут на квартире у матери моего Васи.

–  Я бы взял, да с галчатами просто беда: ломают инструмент почем зря, - шутливо ответил Бабин и уже серьезно добавил: - Что будем делать, Нина, ума не приложу! Станков нам набросали - не пройдешь, а инструмента нету. Ни тебе резцов, ни фрезов. Ключа пустякового и то не имеется. Пока новую инструменталку пустим, сиди, как без рук, а директор программу требует, спуску не дает…

–  У каждого своя забота, - заметила Нина Павловна.
– В термическом цехе монтаж затягивается, хоть плачь.

–  Чего там плакать!
– успокоил ее старик.
– За месяц завод наладили. Не узнал бы твой Василий этого места. Была мастерская, а раз-два - стал завод… Еще и не то будет.

Вахтер широко распахнул ворота. На улицу выкатил трактор-тягач. Он тащил большой грохочущий, скрежещущий по мостовой железный лист.

На листе, как на подносе, держась друг за друга, стояли три паренька и радовались шумной поездке.