Малышок

На углу в утренних сумерках замаячила фигурка в ватнике и большой теплой шапке с торчащими ушами.

–  Здорово, деятели!
– сказала фигурка тоненько.

Сева ответил: «Здорово», а Костя промолчал. Он недолюбливал токаря из ремонтного цеха Кольку Глухих, с которым подружился Сева. Этот Колька был худенький, хорошенький, с румяным личиком и маленьким ртом бантиком. Суетливый, суматошливый, увлекающийся, он не нравился Косте. К заводской работе Колька, как и Сева, относился легко, считая, что это неинтересная чепуха и что настоящие дела можно свершить где угодно, только не в цехе. Пустой человек, хоть и токарь второго разряда… Но одного нельзя было отнять у Кольки - он интересно рассказывал, как живут дикие индейцы, как плавают по морям матросы и как охотятся за тиграми.

О его жизни было известно немногое: он жил с матерью и сестрами в собственном домике возле Земляного холма; его отец, гвардии капитан, воевал на фронте, и Колька им очень гордился.

Из кармана Колька вытащил книгу и вручил Севе^–

–  На. Это «Всадник без головы». Очень интересная. Первой страницы нет, но ты поймешь.

–  Читал я «Всадника без головы». А где «Золотая лихорадка»?

–  «Золотая лихорадка» у Ваньки Белобородова. Послезавтра отдаст… Ага, ты надел белые туфли! Думаешь, так тебе и выпишет Бабин ботинки!

–  Выпишет! Цех должен спецобувь дать. А свои я починю и спрячу до похода в тайгу.

–  Дельно, деятель, - одобрил его Колька.

Разговор возобновился, когда мальчики вышли на холм.

–  Ну как, он согласен?
– обратился Колька к Севе.

–  Ну как, согласен?
– спросил Сева у Кости.

Уходя от вопроса, который будто прилип к его спине, Костя ускорил шаг.

–  Понравилось стружку таскать!
– насмешливо проговорил Сева.

–  Меня за станок поставят, - возразил Костя.
– С завода самоволом уходить нельзя, - привел он еще одно соображение.

Нагнав его, Колька пошел рядом, то и дело оступаясь с узкой тропинки в сугробы.

–  Ты пойми, ты как следует обдумай свое положение!
– заговорил он горячо.
– Какую пользу ты приносишь фронту? Таскаешь стружку на Гималаи. Ты чернорабочий, и только. Ну, поставят, предположим, тебя токарить. Когда ты еще настоящим токарем станешь! Через год или через два. А когда мы из тайги вернемся, о нас в газетах напишут, честное слово!

Сердце Кости сжалось. Как надоело ему таскать стружку на свалку, которую ребята прозвали Гималаями! Как часто мечталось о тайге, где уже давно шел зимний промысел! Хоть бы на минутку перенестись в Ивдель, в Румянцевку, увидеть друзей-товарищей, сбегать на лыжах в тайгу с берданкой Митрия, подышать родным воздухом…

–  Поведи нас за Ивдель, - продолжал убеждать его Колька.
– Покажи дорогу к золоту. Пойми, что мы сразу принесем такую пользу!… А стружку пусть другие таскают.

–  По дороге нас поймают, - сказал Костя, чувствуя, что железный обруч все сильнее сжимает сердце.

–  Наврал он!
– вмешался Сева.
– Выдумал про какую-то вогульскую тамгу, а теперь вертится.

–  Нет, все это правда. Я тоже слышал, что вогулы знают хорошие золотые места… Но только нужно иметь друга-вогула… Так что же ты скажешь, Малышок?
– просительно продолжал Колька, заглядывая в лицо Косте.
– Соглашайся, деятель, ей-богу!

Послышался заводской гудок. Сначала он был далекий, хрипловатый, а потом окреп, нашел Костю, и сердце сразу очистилось от смуты. Нужно было спешить на работу, вот и всё.

–  Да ну вас, чего привязались!
– сказал он и в тот же миг слетел с тропинки в глубокий сугроб.

–  Шакал!
– яростно крикнул Сева.
– Фронту помочь не хочет! В другой раз я тебя еще не так!

В глазах у Кости потемнело. Он пытался выбраться на тропинку, но снег и сухая глина осыпались под дрожащими руками.

–  Держись, парень!
– услышал он незнакомый голос, схватился за палку с толстым резиновым наконечником, протянутую ему сверху, выбрался на тропинку и очутился лицом к лицу с человеком в военной шинели и военной фуражке без звездочки.

Он был высокий, худощавый, и лицо у него было очень бледное, почти прозрачное, с небольшой золотистой бородкой; опершись левой рукой о палку, он с улыбкой смотрел на Костю, который, тяжело дыша, сбивал с одежды снег и глину.

–  Что ж это вы в тылу не ладите?
– спросил он.
– Воевать нужно на фронте, а вы в тылу баталии устраиваете. За что они тебя?

–  Я им тоже покажу!
– рванулся вслед за обидчиками Костя.

Но человек заступил ему дорогу.

–  Постой, не спеши в драку, - сказал он спокойно.
– А где спасибо?

–  Спасибо, дядя, - смутившись, поблагодарил Костя и неожиданно для себя спросил: - А вы, дядя, с фронта?

–  Не сразу… В госпитале долго лежал. (И только тут Костя заметил, что человек держит правую руку подогнутой, будто деревянную.) А ты работаешь? На каком заводе?

–  На номерном.

–  Плохо дело, если у вас ребята не дружные, - укоризненно проговорил человек.
– Не много наработаете…

–  Не, не все такие, - встал на защиту завода Костя.
– У нас ребята со зла не дерутся. Драться мастер не велит. А эти… Дураки они…

–  Кажется, ты немного остыл, - сказал человек.
– Беги на завод, а не то опоздаешь.

Мячиком скатился Костя с холма. Человек в шинели проводил его улыбкой. Он, прихрамывая, шел в том же направлении и внимательно рассматривал завод, будто изучал его.

УЖАСНЫЙ РЕЗЕЦ

К проходной завода Костя поспел, когда затихал последний гудок.

–  В другой раз под гудок не пропущу, засоня!
– пригрозил старенький вахтер, бросив взгляд на пропуск.

Проскользнув в цех, Костя сразу увидел Севу, который начинал неторопливый рейс с тележкой. Уже шумели станки, завивая первую стружку, вжикала шлифовалка, бросая снопы искр из-под корундового круга; по среднему проходу, позванивая, пробежал электрокар… Работа шла полным ходом, и никому не было дела до двух подсобных рабочих.

–  Мастер приказал стружку от колец убирать. Берись за тележку, - сказал Сева как ни в чем не бывало и, заложив руки в карманы ватника, зашагал впереди, спокойный, с сосредоточенным взглядом, с крепко сжатыми губами, и Костя невольно подчинился ему.

Станки, резавшие кольца, находились в глубине цеха, возле боковых колонн.

На предпоследнем работала Катя, а на последнем - Леночка Туфик, эвакуированная с Украины. Она жила неподалеку от Галкиных со своей матерью-медработницей, а ее братья воевали на фронте.

На заводе Леночку звали Ойкой, потому что она всегда ойкала, будто пугалась.

–  Ой, похоронная процессия тихим шагом в белых туфлях идет!
– ойкнула она, увидев Севу и Костю.

Костя поставил тележку возле кучи мелкой стружки и вынул из коробка железный совок.