Малышок

Эту историю он рассказал своим уральским товарищам-журналистам, когда выступал в редакции с докладом о путешествии в партизанский край. Фоторепортер газеты тотчас же воскликнул: «Знаю Галкиных! Одна - токарь, другая - инженер на номерном заводе. И у Кати Галкиной удивительно синие глаза».

Ребята выслушали рассказ фотографа, будто волшебную сказку.

–  Как… как я рада за Катю!… - сказала Леночка, отвернулась, пошла за станок и стала сморкаться в платочек.

–  Я тоже очень рад, - сказал фотограф.
– И я думаю, что, может быть, мой сын… тоже в партизанском отряде… Ведь это возможно, правда?
– спросил он у ребят.

–  Ясно!
– уверенно поддержал его Костя.

–  Вполне реально!
– поддакнул Колька.

Странно было после всего этого снова увидеть себя на заводе, в цехе, возле станков, которые уже простояли четверть часа, но все это было, все это существовало, а «молния» с филиала напомнила ребятам, что грозный Мингарей Бекиров ждет ответа от фронтовой бригады: и теперь им хотелось в сто раз сильнее, чтобы ответ Мингарею был вполне достойным.

В эту минуту за колоннами появилась Катя - совсем необычная, тихая, даже робкая, будто она стеснялась свого неожиданного счастья, будто она боялась, что счастье может рассеяться, как легкий сон.

–  Товарищ Шубин, - сказала она фотографу.
– Нина Павловна просит вас непременно прийти к нам завтра с капитаном Стариковым пообедать… Товарищ Стариков уже записал наш адрес… Ребята, и вы все тоже будете у нас обедать…

–  Садитесь, - озабоченно сказал фотограф.
– Мне просто совестно, что я дал для доски Почета ваш старый портрет. Теперь вы на него совсем не похожи.

Он снял Катю с выдержкой и пообещал, что уже завтра принесет замечательный портрет. Потом фотограф отправился в термический цех разыскивать своего военного товарища, а за колоннами снова началась работа.

Первой пустила станок Катя. Вот она взяла обдирку и сразу отложила ее в сторону, потому что деталь стала совсем готовой. Станок «Буш» был тут решительно ни при чем - он только даром суетился и мешал Кате колдовать своими маленькими ловкими руками.

Глава шестая

ЛЕСНОЙ ПРОБЕГ

Как только просохла «молния», написанная завкомовским художником, Костя осторожно свернул ее в трубку, и мальчики бросились к заводским воротам. Где автобус? Нет автобуса! Он ушел на Северный Полюс и увез Зиночку Соловьеву. У ворот стояли Катя и Леночка.

–  Что вы так долго копались!
– сердито сказала Катя.
– Нужно было всего одну цифру написать, а вы целый час пропадали! Зиночка очень обиделась… Ждала, ждала и уехала…

–  А коли «молния» не сохла!
– сказал расстроенный Костя.

–  Ну ничего, - решила Леночка.
– Зиночка знает, сколько выработала наша бригада. Она выступит на торжественном собрании Северного Полюса и все скажет… Пойдемте, ребята, на заседание в красный уголок. Там будет концерт…

–  Дай «молнию»!
– крикнул Сева.

Он выхватил из рук Кости «молнию» и бросился прочь; ребята едва нагнали его.

–  Ты куда?
– кричал Костя.

–  Не приставай! На Полюс!

–  Ты же дороги не знаешь!
– ужаснулась Леночка.

–  Знаю! Ребята рассказывали, как они на Северный Полюс бегали. Здесь напрямки семь километров… Через железную дорогу, а потом лесом… За полчаса добегу.

–  Оставь его, Леночка, - засмеялась Катя.
– Он с ума сошел!

Как видно, Костя тоже сошел с ума.

–  Бежим вместе!
– сказал он Севе.

–  Я могу только вместях, кабысь-кабысь!
– пошутил обрадованный Сева.
– Нажми, командир!

Девочки кричали им что-то вслед, но Костя и Сева, не обращая внимания, припустили со всех ног, оставили за собой сосновую рощу, пересекли полотно железной дороги, миновали какие-то склады, окруженные колючей проволокой, и наконец достигли лесной опушки. Начался пригородный лесок, очень редкий, по-весеннему сырой, пахнущий только что растаявшим снегом и намокшей хвоей. Дорога была грязная, колеистая, она то и дело двоилась и троилась, огибая болотники, и становилась все хуже.

Мальчики бежали по обочинам дороги, перепрыгивая через корни и муравьиные кучи. Ноги сами несли Костю, грудь дышала широко, он жадно втягивал лесные запахи.

Сева споткнулся о корень.

–  Гляди, «молнию» сомнешь!
– забеспокоился Костя.
– Дай-ка я понесу.

–  Пойди прогуляйся!
– отказался Сева.
– Кто с кем заодно, кабысь-кабысь? Сам «молнию» на филиал принесу и посмотрю, какой у Мингарея нос станет. Двести пятьдесят процентов - это штука!

Конечно, это была штука, этим можно было похвалиться. Предвкушая близкое торжество, мальчики нажали еще резвее, но вдруг Костя замедлил шаг.

–  Ты что, скис?
– насмешливо спросил Сева.
– Ступай-ка лучше домой. Без тебя обойдусь… слабое звено.

–  Не так идем, - сказал Костя.
– Надо на полночь, а мы все на закат да на закат. Плохая дорога!

–  Ври!
– фыркнул Сева.
– Ребята мне говорили… Шагай, одним словом!

–  А что шагать, коли неверно идем…

Подтверждая его слова, дорога круто свернула на запад. Сева тоже сбавил скорость. Они пристально вглядывались в лесную чащу. Впереди стало светлее, что-то заблестело, зарумянилось. Казалось, что лучи заката стелются между стволами деревьев.

–  Будто река… - задумчиво предположил Костя.

–  Откуда здесь река?
– пожал плечами Сева.

Спустя минуту они действительно очутились на берегу какой-то неподвижной реки, которая вплотную подступила к сосновым стволам и ярко отражала закатный огонь. Не сразу мальчики разглядели, что это вовсе не река, а широкая полоса жидкой глины, прорезавшая лес. Тут и там виднелись полузатонувшие стволы изломанных и размочаленных берез и сосен - какая-то страшная сила расправилась с ними, как со спичками.

–  Что же это такое?
– недоумевая, спросил Сева.
– Отчего это?

–  Будто дорога… вишь, колеи…

Кое-где среди жидкой глины виднелись продольные гребни обсохшей глины, между которыми застоялась вода.

–  Ничего не понимаю!
– рассердился Сева.
– Вот и переберись на другой берег!

–  А ну помолчи!
– сказал Костя. Они стали прислушиваться.

РАДОСТНАЯ ВСТРЕЧА

Сначала казалось, что прислушиваться не к чему, а потом стало к чему. Это был тяжелый и глухой шум. Сева неожиданно сорвался с места и, размахивая «молнией», побежал навстречу шуму. Побежал и Костя.