Малышок
Шрифт:
– Начали!
– крикнул Дикерман, схватил «рюмку» щипцами, погрузил в расплавленный свинец, и другие калильщики последовали его примеру.
Дикерман выдержал «рюмку» в свинце сколько нужно, стукнул щипцами о край ванны, и другие калильщики один за другим повторили это лихое движение. Сбив блестящие капельки свинца, они окунули раскаленные «рюмки» в масло и выставили их на железный стол-каретку. Участок электрованн ожил. Поточный комплекс закалки «рюмки», придуманный Ниной Павловной и учеными-металлургами, родился.
Праздник
Участок за колоннами молодежного цеха был маленьким, почти незаметным кусочком Урала, но здесь люди тоже жили мыслью о фронте. Они хотели скорее узнать, что дадут семь станков, не придется ли краснеть перед бригадой Мингарея Бекирова, перед молодежным цехом. Впрочем, на сердце у Кости становилось все легче. Отделочный станок справлялся с потоком деталей.
Он справлялся! Он успевал. Он даже как будто немного обгонял этот поток. Это вовсе не означало, что Павел Петрович ошибся в своих расчетах. Присмотревшись к работе Катюши, Павел Петрович сказал:
– Да, все зависит от рук… В таких руках отделочный станок успевает.
– Но тут же добавил, погрозив пальцем Косте: - Нечего, нечего! Я знаю, о чем ты думаешь!
И он угадал, потому что Костя подумал о восьмом «Буше», который остался сиротой в ремонтном цехе.
Со стороны казалось, что Катя вовсе не спешит, но ее руки успевали оторвать от каждой минуты несколько лишних секунд, а от часа - несколько минут, и она еще умудрялась пошушукаться с Леночкой и дружески улыбнуться ребятам, даже Кольке, хотя в душе была не совсем довольна, что Малышок взял его в бригаду.
– А ты быстро освоился на двух станках, - все же признала она.
– С помощью Малышка, - откликнулся Сева.
– Я прошу тебя, Сева, не начинать этого разговора, - вмешалась Леночка.
– Ты тоже не сам научился работать на двух станках.
– Уж и слова сказать нельзя!
– И Сева подмигнул Кате: - Это ее симпатия, понимаешь?
– Ой, ненормальный!
– засмеялась Леночка и всплеснула руками.
– Вы все моя симпатия, а больше всех Катя.
Словом, на участке «Бушей» дела шли прилично. Ребята из молодежного цеха бегали за колонны справиться, получит ли Мингарей достойный ответ. Потом парторг привел кучу важных посетителей и сказал:
– Вы интересовались нашим опытом использования устаревшего оборудования - вот посмотрите.
И после того как Костя рассказал о работе участка, парторг увел посетителей в термический цех. Вообще день выдался беспокойный.
– В термический цех весь город съехался. Народу полно! Дым столбом, и музыка играет, - сообщил Колька, бегавший сдавать резцы в заправку и заглянувший по пути в термичку.
– Воображаю, как волнуется Нина, - сказала
Катя.– Ужасно неприятно, когда кто-нибудь смотрит, как ты работаешь.
– Тсс!
– предупреждающе зашипела Леночка.
– К нам опять кто-то идет… смотреть.
Это был не «кто-то», а рыжебородый фотограф, и не один, а с неизвестным военным человеком - офицером в фронтовых погонах и с полевой сумкой.
Увидев фотографа, Катя все вспомнила - вспомнила их первую встречу, которая кончилась так печально, - и опустила голову, притворившись, что ничего не видит, хотя, конечно, ей было интересно знать, зачем они явились.
Фотограф сразу узнал ее и подошел ближе:
– Здравствуйте, Катя… Как вы поправились!
Он замолчал, снял шапку, вытер пот со лба и уставился на офицера, а офицер внимательно, очень внимательно смотрел на Катю и улыбался, трогая кончиком указательного пальца дужку своего пенсне, чтобы лучше видеть. Это было неприятно, даже обидно Кате, но она не знала, как к этому отнестись, и только покраснела.
– Ну конечно, вы не ошиблись, - проговорил офицер.
– Это совершенно очевидно.
– Конечно, не ошибся!
– воскликнул фотограф.
– У фоторепортеров замечательная память на лица и фамилии.
– Глаза такие же синие…
– Совершенно синие! Других таких нет во всем городе. То есть, может быть, и есть, но я не встречал… Катя, можно остановить на минутку станок?
Станок замер. Замерла и Катя. Силы сразу оставили ее. Офицер достал что-то из полевой сумки и протянул Кате.
– Вы, может быть, знаете эту вещь?
– спросил он.
– Это портсигар… - сказала она.
– Это папин костяной портсигар… - Она смотрела на резной портсигар как во сне. Ее губы шевелились, но не получалось ни одного слова, а щеки становились все бледнее.
– Откуда… это?
– спросила она наконец с тоской.
– Что с папой?
– Решительно, решительно ничего!
– быстро проговорил офицер.
– Ваш отец на днях дал мне этот портсигар вместо письма, потому что тут вырезаны его фамилия и инициалы… Я должен был найти вас, и вот…
Он не успел добавить ни слова.
В этот день инженер термообработки Нина Павловна Галкина и профессор Колышев из Института металлов сдавали специальной комиссии новый способ - новую технологию закалки тонкостенной детали, которую на заводе называли «рюмкой». Борьба с капризной «рюмкой» подошла к концу. Об этом говорили диаграммы, вывешенные возле свинцовых ванн: цех в обычной работе уже получал девяносто и больше процентов годных «рюмок». Теперь нужно было в присутствии комиссии пропустить через ванны пятьсот «рюмок». В исходе этого экзамена было заинтересовано много заводов, каливших тонкостенные детали для «катюши».
Настал решительный торжественный момент в жизни молодого завода, в жизни Нины Павловны. В цехе было тихо, так тихо, что Павел Петрович, конечно, услышал бы даже ничтожный скрип своего транспортера, но и транспортер действовал бесшумно. Печной работник клал «рюмки» в сеточки-люльки. «Рюмки» одна за другой плыли к электрованнам. Калильщики брали «рюмки» щипцами, погружали в свинец, выдерживали, вынимали, сбивали капельки свинца, окунали в масло, ставили на железный стол-каретку, а контролеры промеривали остывшие «рюмки».