Малышок
Шрифт:
– Бригадиры до обеденного перерыва должны еще обдумать свои обязательства. После перерыва мы соберемся в комсомольском комитете и составим проект договора. А завтра проведем в цехе митинг.
Она долго говорила о том, как будет развертываться соревнование, но Костя не запомнил. Сейчас, вот сейчас-то он, кажется, испугался - он, кажется, понял, что зашел слишком далеко. Но это был не страшный испуг, да, может быть, это вовсе и не был испуг. Костя был готов защищать двести тридцать процентов до конца. Он ждал, что, оставшись с Севой и Леночкой с глазу на глаз, получит жаркую баню, но Сева
– В чем дело - на три «Буша» замахнулся?
– На три…
– А отделочный будет один?
– Один… Павел Петрович его настроит, оснастит.
– И он промолчал, что вел с Павлом Петровичем разговор о двух, а не о трех добавочных «Бушах».
– А черновые по скольку обдирок должны давать? По пятьдесят?
– допытывался Сева.
– По пятьдесят мало… - пробормотал Костя.
– Пятьдесят пять нужно… Тогда двести тридцать пять процентов сделаем… А «труб» триста тридцать сдадим.
– Когда это мы по пятьдесят пять давали на станок, чудак?
– А мы в обеденный перерыв станем «Буши» крутить…
– «Крутить, крутить»! Значит, ты или я пойдем обедать, Галкина за отделочным, а Леночке придется три станка взять… Накрутишь тут!
– Я научусь!
– быстро проговорила Леночка.
– Умру, а научусь! Ты, пожалуйста, не думай, что я такая дура!
– И она обиделась.
– Ну, если ты научишься, тогда выйдет!
– решил Сева.
– После гудка будем как-нибудь задерживаться, а Мингарея обгоним.
– Ой, непременно!
– воскликнула Леночка.
– Он такой хвастун, что я даже удивляюсь, как ему не стыдно.
Не успел Костя по-настоящему перевести дыхание и разобраться в своих мыслях, как за колоннами появился Герасим Иванович.
Он бросил на Костю строгий взгляд, не удовлетворился этим, надел очки, посмотрел на Костю поверх стекол, приказал: «Ступай за мной!» - заложил руки в карманы и, переваливаясь, пошел из-за колонн, увлекая за собой Костю, как пароход увлекает на буксире утлую шлюпчонку.
Он шел за мастером и - странное дело!
– с каждым шагом чувствовал себя увереннее, тверже. Почему? Очевидно, новость облетела весь цех и всех взбудоражила. Его встречали и провожали взгляды, в которых он читал тревогу, одобрение, задор. Маленький Маркин подкатился к нему шариком и шепнул: «Не дрейфь! Надо с филиальских пыльцу сбить», а долговязый револьверщик Карамолин стукнул себя кулаком в грудь и сказал: «Малышок, имей в виду!» - причем было ясно, что он тоже требует от Кости решимости и отваги. Так-то так, но было непонятно, куда ведет Костю строгий мастер.
У цеховых ворот Герасим Иванович круто остановился и повернулся к Косте всем корпусом.
– Опять своевольничаешь?
– спросил он.
– Ты куда сунулся, я тебя спрашиваю? Посоветоваться не мог, прежде чем хвост трубой задирать?
– А коли они насели, - ответил Костя.
– Вас-то за колоннами не было, а они… Мингарей думает, что против филиальских никто не устоит. Только они на филиале сознательные!…
– А ты сознательный? Не вижу! Драться - дерись, я против полезной драки ничего не имею. Но ты понимаешь,
чем шутишь? Ты именем лучшей фронтовой бригады шутишь. Кто позволил? Кто будет за тебя позор рахлебывать?– Не опозоримся!
– защищался Костя.
– Три «Буша» дайте. Многостаночный участок сделаем…
– Распыхался!
– проговорил мастер, глядя на него уже сквозь стекла очков.
– Ишь распыхался, ишь залетел!
– добавил он и отвернулся, чтобы скрыть невольно пробившуюся улыбку.
– Что-то ты врешь насчет трех «Бушей»… Ступай за мной!
Мастер свернул в коридор, который соединял станочный участок ремонтного цеха с первым цехом. Все стало ясно, но Костя даже не успел обрадоваться, так как увидел директора завода и Павла Петровича, которые осматривали «Буши».
На участке из четырех станков работал лишь один; за ним стоял Колька Глухих, страшно заинтересованный необычным наплывом посетителей.
– А вот и виновник торжества, - сказал директор.
– Здравствуй, Малышев!… Ты что же это делаешь представителям филиала безответственные заявления? Хочешь и свою бригаду и молодежный цех подвести?
После памятного разговора с директором Костя почему-то перестал бояться этого человека, и директор стал даже казаться ему красивым, хотя у него были широкий нос и узкие глаза, из которых он так и постреливал огоньками, то сердитыми, то насмешливыми. Он перестал бояться директора, но, как и все на заводе, уважал этого справедливого и простого человека.
– Никого мы не подведем, - сказал Костя.
– Дайте «Бушей», так не подведем. Я филиальским и сказал: «Коли мне станков дадут, так двести тридцать процентов сделаем…»
– Позволь, позволь! Сколько ты «Бушей» просишь?
– удивился Павел Петрович, вытянулся вверх и нагнулся к Косте, как вопросительный знак.
– При двух дополнительных черновых «Бушах» можно рассчитывать максимум на двести пятнадцать процентов…
– А мы три «Буша» просим…
– Ах ты разбойник!
– подпрыгнул Пацел Петрович.
– Ты же понимаешь, что один отделочный станок не обслужит шесть черновых. Значит, ты все-таки на двухсменную работу сбиваешься?
– Двухсменную работу в молодежном цехе не разрешу, - твердо сказал директор.
– В одну смену успеем, - объяснил Костя.
– Станки будем без обеденного перерыва крутить. Обедать по очереди станем ходить. Мы многостаночники. Время уплотним. На отделочную работу Катерину Галкину поставим.
– Верно… У этой Галкиной руки золотые, - как бы про себя отметил мастер.
Старшие задумались. Директор, Балакин и Герасим Иванович несколько раз прошлись по участку, совещаясь вполголоса. Наконец директор подозвал к себе Костю.
– Мне только одно непонятно, Малышев, - сказал он, - как же ты теперь в тайгу удерешь, коль скоро ты такую историю затеял?
– Эта шутка означала, что предложение Кости принято.
– Сегодня, Герасим Иванович, я дам команду о переброске трех «Бушей» за колонны. Проследите за этим делом. А вы, Павел Петрович, подумайте об оснастке отделочного станка. Нужно также усилить бригаду одним человеком на всякий случай.
– Он быстро обернулся к Кольке Глухих: - Сильно ты загружен?
– Не… не… очень, - заикаясь, ответил Колька.